Сокровище для дракона (СИ) - Горенко Галина. Страница 38

— Мало кто знает, Теа… — начал рассказ издалека Виверн, он посадил меня к себе на колени и зарывшись носом в волосы и дыша в шею, тискал, целовал, мял и гладил меня, словно гончар свои глиняные творения. Я с трудом сохраняла самообладание, а когда он нежно прикусил меня за шею, застонала в голос. — Прости, отвлекся, ты просто такая аппетитная сегодня и пахнешь сдобой и ванилью. Я и правда пахла кондитерскими изысками, так как посчитала, что явиться к Её Величеству с пустыми руками будет верхом невоспитанности, и набрала у Мозеса ассорти из любимых сладостей, в надежде, что мама любимого отнесется ко мне более благосклонно. — Эти фрески рисовал, ты не поверишь, но один из моих предков, Коул Виверн. Он жил больше трехсентов назад, и слыл великим артефактором и художником. В отцовском кабинете висела картина его пера, на ней была изображена легкая пастораль, пастушка и овечка, так вот если кто-то лгал отцу, она или краснела, или затыкала ушки, или поднимала подол короткого платья, демонстрируя стройные ножки. Отец обожал смотреть, как вруны признаются во лжи. К сожалению, кто-то прознал о свойствах картины и нет, не украл её, а испортил, пропоров ножом. Пастушка ушла, забрав пушистого ягненка, а артефакт правды перестал работать. — С явным сожалением он ссадил меня с колен, поправляя значительную выпуклость бриджей и печально вздыхая, — мы почти приехали…О чем это я!?… Ааа… Фрески знали, что ты моя судьба задолго до того, как я сам себе в этом признался. Ты ведь видела парящего Виверна парящего над троном?

— Да, он прекрасен.

— Ты помнишь, тот миг, когда я сцепился с Ортего в небе и по тебе прошёлся всплеск неконтролируемой энергетической мощи? — Я кивнула. — Он признал тебя, мой зверь, признал и выбрал парой. Именно поэтому силовое пламя не сможет причинить тебе вреда. Я пока еще с огромным трудом соображаю в звериной ипостаси, но в мозгу в этом состоянии бьется набатом лишь одна мысль Теа. Ты — моё сокровище. И я сделаю всё что угодно лишь бы ты была в безопасности.

Я зарделась. А потом сама разместилась у моего дракона на коленях и поцеловала его. Со всей страстью, на которую была способна. Мурча от удовольствия и разливающегося по телу возбуждения, я не заметила, как экипаж остановился. Себастьян держал себя в руках лучше моего, аккуратно он завладел моими руками, которые уже бессовестно шарили под его сюртуком и сказал:

— Любимая, мы прибыли к портальной башне, — поцеловал меня в нос, и пока я как слепой новорожденный котёнок оглядывалась, щурясь по сторонам и не понимая, где я нахожусь, и стараясь прийти в себя от неудовлетворенного желания и возбуждения, что затмили мой в общем-то трезвый обычно рассудок, помог мне выйти к зданию.

Выйдя из башни в Талаллине я не поверила своим глазам, в Оруме была золотая осень, теплая, радостная, пестрящая медовыми и багряными красками, с белым дымком пара изо рта по утрам и редкими свинцовыми тучами, набрякшими дождем. Здесь же царило лето, не июльская изнуряющая жара, но приятный, комфорт знойного августа. С порывом теплого ветра принесло запах моря: йода, водорослей и соли, я счастливо зажмурилась и вздохнула полной грудью. Интересно, а морские ванны еще принимают или вода уже остыла?… В любом случае, полежать в шезлонге с книжкой, можно будет уже завтра, в закрытой бухточке. Перед тем, как мы погрузились в экипаж, Себастьян сделал пару пассов рукой.

— Наконец-то. Никогда не любил наводить морок, у меня еще в Академии от него все чесалось. Сейчас не так сильно, но правое ухо страшно зудит. — пожаловался мне любимый. Его ухо и правда было нежно-розовое, беззащитное, и так мило просвечивалось на солнце, что я не удержалась и потянувшись к нему, привстав на цыпочки поцеловала, обняв Дрэго за шею, он подхватил меня за талию и не размыкая объятий мы погрузились в карету.

— У меня для тебя сюрприз, — сказал мне любимый, когда я перестала зацеловывать его ухо, шею, скулу и висок, — Бруно сегодня на вилле не будет, его еще вчера вызвали по делам в министерство. Нет-нет, не смотри на меня так, я к этому не имею никакого отношения. Новый министр здравоохранения хочет приобщить его незаменимые знания и не иссякающий энтузиазм к грядущим реформам.

— Ну хорошо, и что за сюрприз? — насупилась я, мне чрезвычайно не хватало возможности лично пообщаться, спросить совета, да просто помолчать с замечательным человеком, ставшим мне родным, если не по крови, то по духу, поэтому несмотря на приятное предвкушение, я немного расстроилась.

— Ну какой же это тогда будет сюрприз, — засмеялся Себастьян, — нетерпеливая моя.

Оставшуюся дорогу я пыталась заставить его признаться, что же такое он мне приготовил, и, хотя всегда любила приятные неожиданности, никогда не отличалась терпением, любопытство и непоседливость, свойственные мне, не давали мне в полной мере насладиться долгожданной возможностью побыть наедине с любимым. Себастьян смеялся над моей неусидчивостью и лишь подзадоривал меня, отказываясь давать отгадку. Когда я от нетерпения уже подпрыгивала на жестком сидении наемного экипажа, тот замедлил ход и через мгновение полностью остановился.

— Ну что ж, надеюсь тебе придётся по вкусу то, что я тебе приготовил, — сказал жених и утробно засмеялся, как злодей на ярмарочном представлении.

Когда я спустилась по ступенькам кареты, глаза, отвыкшие от яркого солнца, слегка защипало, но когда я проморгалась, то в прямом смысле слова замерла. В изумлении и восхищении. У деревянного причала закрытой бухточки рядом с поместьем Арду, стоял невероятной красоты круизный парусник. Кипенно-белые паруса, сверкающие и бликующие в свете заходящего солнца начищенные до блеска медные детали, стяг с изображением Цесского герба — ноги сами несли меня к яхте.

Fulgur*** — было написано на его борту.

— Это самая быстрая яхта нашего государства. Её сделали на судоверфи моего хорошего друга. Ты наверняка помнишь его, мы заезжали в поместье к маркизу Девону, во время нашего первого совместного "путешествия". Эту страшную, полную опастностей охоту на отступников Себастьян обозвал приключением щадя мои чувства, и не давая тяжелым воспоминаниям нарушить радостное предвкушение от его сюрприза. — Он должен на следующий дем вернуться из Сорумских Вар, где инспектирует одно из крупнейших производств и я представлю тебя уже как подобает. Как мою Электу, — предвкушающе разулыбался он.

Я все ещё не могла прийти в себя, восхищаясь невероятным, утонченным совершенством. По удобному трапу мы поднялись на палубу, где нас приветствовал экипаж Молнии. Себастьян проводил меня в каюту: большая, богато украшенная круглая гостиная имела две двери, одна вела в покои с кроватью по истине Цесского размера. Парчовый балдахин, шёлковый танский ковер на полу с изображение бушующего моря и грозового неба, испещрённого белыми молниями, два массивных, кожаных кресла и столик вишневого дерева явно были прикручены к полу, как и большое ложе, на нем лежало платье из тех, что я оставила в поместье. Не вычурное, простое, но элегантное. Темно-зеленый шелк, низкий вырез, украшенный вышивкой и бисером, рукава фонарики, и мягкий, струящийся подол. Мне оно подходило более, нежели то, в котором я проходила телепорт. Всё же контраст осени и лета заметно ощущался, и тонкая струйка пота, стекающая с моего виска, подтвердила это. Я немедля скинула более плотное, темно-синее платье тонкой шерсти, и с блаженством погрузилась в пенящуюся ароматом земляники и ванили ванну. Когда я заходила в каюту, Дрэго с видом дорвавшегося до долгожданных оловянных солдатиков мальчишки, бегал по палубе и крутил, и щупал всё, что попадалось на его пути, так что я не волновалась о внезапном приходе и нежилась в мыльном облаке достаточно, чтобы смыть с себя усталость и переживания нынешнего дня.

Когда я облачилась в наряд, практически на влажное тело и обула легкие шелковые туфельки в дверь постучали, впрочем, не дожидаясь какого-либо ответа с моей стороны, вошёл мой жених, уже переодевшийся в легкие брюки и свободную сорочку.