Легенда о проклятии (СИ) - Ежевика Катерина. Страница 43

Но она уже поняла, что она, взрослая женщина, влюбилась. И как? Да с первого взгляда! И теперь вот хочется все время на него смотреть, находиться рядом, украдкой вдыхать его аромат, когда мужчина подходит совсем близко.

Вот и сейчас, он присел на корточки у ее кресла и смотрит в глаза. Они, его глаза, такие теплые, ореховые, очень красивый оттенок коричневого цвета. Она сфокусировала взгляд на лице и улыбнулась: нос и щека мужчины были в муке.

— Скоро будут пирожки? — спросила она осмысленно, аккуратно стирая муку, втайне наслаждаясь прикосновениями к прекрасному мужчине.

Герман прикрыл глаза. Какие у нее нежные руки, мягкие и теплые и так приятно пахнут. У мамы руки всегда были такие нежные и ее прикосновения он никогда не забудет, даже если пройдут тысячелетия. Он поймал маленькую ладошку и поцеловал с благоговением в самую сердцевинку. У него защемило сердце от нежности, которую он впустил с приходом этой ведьмы в его дом. Она такая нежная и ранимая, ему необходимо заботиться о ней, оберегать ее. И кормить ее, слишком худая и кушать забывает.

— Да, скоро. Пообедаем и пойдем в одно особенное место. — Герман видел, что женщина тянется к нему и он надеялся, что то, что Злата чувствует в нем своего защитника хватит для благословения в звездном гроте и что зацветут для них деревья на священном холме. Он уже все решил. Он будет заботиться об этой хрупкой женщине и она постепенно полюбит его. Теперь нужно, чтобы она была не против и дочки ее поддержали.

— Вдвоем? — ей не хотелось шума и толпы.

— Да, вдвоем. Ты согласна? — Герман был взволнован, а если у нее снова случится срыв. Нужно быть предельно осторожным.

— Если только вдвоем, то согласна. — улыбнулась женщина и в груди у мужчины будто что-то расцвело.

— Ты очень красивая, Злата. На сердце теплеет от твоей улыбки. Улыбайся чаще. — он нежно провел костяшками пальцев по ее щеке, и она словно кошечка потянулась за его рукой, чуть прикрыв глаза. Герман решил, что это очень хороший знак.

— Злата, как ты себя чувствуешь? — она смотрела на него немного удивленно. — Головокружение? Тошнота? Мушки перед глазами? После нервных потрясений такое может быть.

— Нет, все уже хорошо. — она снова ему искренне улыбнулась.

— Тогда прошу к столу. — постановил мужчина.

В грот "Звездного дождя" они пришли через час. Шли длинным путем, мужчина думал, как мягче объяснить женщине свой поступок, ведь в звездный грот раньше приводили только невест, чтобы подтвердить чувства. И врать не хотелось, и возможная реакция пугала его. А как про скорую свадьбу сказать? Вот уж задачка.

Злата завороженно смотрела на стену из искрящейся воды, когда они шли по узкой каменной дорожке между скалой и водопадом, мелкие холодные брызги только радовали. Радуга, что появлялась на взвеси воды от солнечных лучей, что пробивались сюда, также вызывала детский восторг в душе. Сам грот тоже поразил ведьму. Сталактиты ей пришлось наблюдать в первый раз, шум водопада здесь был практически не слышен, что поразило Злату. Внутри грота все искрилось и переливалась бликами на стенах и сталактитах. А потом по этим свисающим наростам стали стекать сверкающие капельки. Герман держал за руку женщину, которую смог полюбить спустя столько лет безмолвия и равнодушия собственного сердца. И сейчас ему казалось он никогда еще не любил.

Когда-то в молодости девушки часто вдохновляли его на разные поступки, умные и не очень. Девушки были разные, иногда очень непривычной и даже неправильной красотой. Не то чтобы у него было множество любовных побед. Ловеласом он не был. А вот поцелуи будучи парнем срывал регулярно. Но дальше поцелуев заходил редко, его не мучил голод тела, у него был творческий зуд. В то время он исписал целые тетради под стихи и поэмы. Лазил в окна прекрасных дев и переносил на холст вдохновенные образы обнаженных красавиц. Он в ночи пел песни одной возлюбленной, а на следующий день другая девушка казалась прекрасней предыдущей, а через день его звала дорога и он шел по ней рисуя горы, реки и цветы. В то время он не переставал восхищаться красотой этого мира. Все радовало его и он искренне любил весь мир.

С того времени у него только портреты мамы и родителей, где они вместе, остались. Со всем остальным он легко расставался, продавал или дарил.

Была у него и любимая девушка, правда не долго. Он восхищался ею, мог часами смотреть, наблюдать за ней и сердце замирало от восторга. А потом он днями на пролет творил и не замечал деву, про которую казалось уж забыл. Это она так думала. На самом деле совсем наоборот, ее образ вел его по пути вдохновения, и желание творить горело в нем неудержимо. Несколько лет девушка терпела его характер, потом был ужасный скандал, она ушла хлопнув дверью. На священный холм они так не взошли. Молодой Герман отпустил ее легко, испытывая и удовольствие, что теперь никто не будет нудеть над ухом, и он сможет закончить все наброски, и глубокую печаль, ведь его бросила самая большая любовь в его жизни.

Долгое время он упивался тоской, грустью и черпал вдохновение из этих эмоций. А потом все прошло. Он стал ощущать пустоту где-то внутри.

Ему по-прежнему нравилась женская красота, но больше не вызывала столько эмоций и восторгов. Ему казалось, он стал совершенно равнодушен. Даже та, что он так любил, перестала быть музой. Она вышла замуж и он приходил к ее дому, проверить себя, свои чувства. Ничего, пустота. Это пугало и бесило. И радовало. Теперь он знает красоту, знает любовь и может написать ее в рисунке, стихах или даже скульптуре (было и такое в его жизни увлечение), но без того безудержного творческого зуда, без всепоглощающего вдохновения. Он больше не зависел от своих муз. Все это стерлось временем, теперь внутри разлито спокойствие, почти равнодушие, так он думал до встречи с синими глазами прекрасной Златы.

Ему снова захотелось жить, вдыхать, творить, но непременно рядом с ней. Мужчина даже не испытывал сомнений: она или не она его суженая. Он просто верил себе и своим чувствам.

Живые звездочки лишь подтвердили правильность выбранного пути. Его жизненный путь пройдет рука об руку с его женщиной, с его половинкой души.

— Злата, — мужчина стоял на одном колене и держал ее ладони в своих. — Давай пройдем этот путь вместе, обещаю защиту и заботу о тебе и твоих близких. Твои дочки станут моими дочерьми. Я люблю и верю в твою ответную любовь.

Падающие звездочки засияли ярче, сильнее запахло дождем, было так тепло и хорошо, что Злата испытала чувство узнавания, но очень мимолетно. Она не стала разбирать, что правильно, а что нет, а то снова запутается. Она просто решила довериться своим чувствам, ощущениям.

— Да, давай пройдем. — она улыбалась, но проскочила мысль, что она кидается в омут с головой, и не давая панике прорасти, кивнула любимому.

Герман удивился, подумал, что может она все еще не в себе, но глаза ясные, а улыбка спокойная.

— Спасибо!

Он подхватил свою женщину и закружил под этим сверкающим дождем, который падал только для них. Злата рассмеялась звонко, задорно, словно девчонка.

Она почувствовала себя этой девочкой, которой хорошо, свободно и она счастлива.

— Тогда нужно найти твоих девочек и сказать, чтобы нарядили тебя для обряда, не будем откладывать.

— Хорошо. — все также широко и счастливо улыбаясь согласилась Злата.

Герман снова подивился покладистости невесты, но потом решил, что это все же так приятно, когда женщина не перечит мужчине.

Золина и Матвей.

Дочки Златы в это время тоже были на свиданиях. Они сразу доверили Герману заботу о маме, даже бабушку отселили в другой домик. Они, в отличие от Златы, не страдали от постоянной неуверенности матери и полностью доверяли своей ведьминской сущности.

Матвей, наконец, научился приглашать свою Золину на свидания. И кое-как заставил себя говорить в ее присутствии. И спустя три месяца это даже легче ему давалось. Хотя отвести глаз от нее от так не мог. Она завораживала его. Он смотрел как она двигается, поворачивает голову, взмахивает ресницами, приоткрывает губы, когда говорит или ест. Как смотрит на него, сначала робко, чуть розовея, потом прямо, иногда с любопытством, иногда с вызовом и улыбается ему. Ее улыбка для него такая разная: легкая, озорная, лукавая, открытая, но чаще чуть смущенная.