Отдам босса в хорошие руки (СИ) - Ручей Наталья. Страница 49
- А что у нас с третьим случаем? – спрашиваю вроде бы ровно, а внутри все бойкотирует. Поджимаю в кроссовках озябшие пальчики – стыдно, когда видно, а сейчас только я знаю, как боюсь, хотя угрозы прямой нет, а такое ощущение, что все может повториться, и я сорвусь, не выдержу, не соберу себя больше.
- А с третьим, - Макар надевает очки-авиаторы, - я так понимаю, хотели убрать тебя от Ярослава, невзирая на методы, и своего добились.
- Родители моего мужа?
Приподнимает очки, вглядывается пытливо, снова прячется за темными стеклами.
- А, может, и не добились.
И я вспыхиваю, догадавшись, что он имеет в виду. Я сказала «моего мужа», то есть, все еще так воспринимаю его… И я почти со злостью выплевываю:
- Ты можешь перестать юлить и сказать, кто эти загадочные «они»?
- Нет.
- Почему?
- Я не знаю.
- Врешь!
- Я мог бы вообще ничего не объяснять тебе, Злата. Я мог бы тебя трахнуть. Я мог бы…
- Да! – кричу на разрыве легких, склонившись к нему. – Ты мог бы! Вы все могли! Только я одна – тряпка! Я не могу даже узнать, кто разломал мою жизнь!
Хлопнув дверью, быстро выхожу из машины. Слышу, как чертыхнувшись, следом выходит Макар и буквально в три шага оказывается не просто рядом, а напротив меня, заслоняя дождь, ветер, заслоняя воздух, а мне так трудно дышать и еще трудней не расплакаться.
Дождь стекает по его коротким волосам, бьется о крутку, нелепо скользит по черным стеклам очков. Макар набрасывает мне на голову капюшон плаща, завязывает, как ребенку тесемочки, чтобы капюшон не сорвало ветром и говорит устало, измотано:
- Я не знаю, кто «они», Злата. Не знаю. На меня вышли через мобильник и мейл, туда же сбросили наживку и все детали. Мейл недействителен, номер заблокирован, я проверял. Кто стоит за всем этим, я не знаю. Но если ты не собираешься вернуться к Ярославу, тебе нечего бояться.
- А я и не боюсь!
После этих слов мы оба застываем, и только дождь, постукивая, намекает: эй, очнитесь, э-эй! И я испуганно моргаю, приходя в себя. Нет, я знаю, что у пьяного на уме, то у трезвого на языке, но я ведь даже не пила, а дурь несу. Ведь я должна была сказать совсем другое: что и не думаю возвращаться, а я… Вторая оговорка за один день – не многовато ли?
- Не мокни под дождем.
- Ты прав.
Я ухожу, чувствуя взгляд Макара. На ступеньках оборачиваюсь, а он смотрит, сквозь мокрые затемненные стекла очков, внимательно смотрит в испуганно сжавшееся сердце. Но губы его, вопреки опасениям, не кривятся в презрительной усмешке. А зря. Я сама себя презираю. За слабость, за малодушие, за короткую память, за доброту, расколотую, израненную, изувеченную язвами не розовой реальности, но такую живучую.
И как Макар, я тоже прячусь. За серыми стенами, за жалюзи в палате.
Никто не ищет, а я прячусь.
Пока стою у окна, машина серебристого цвета не отъезжает. Пусть отдохнет, от суеты и от меня – и только отхожу, как слышу - шуршат тихо шины, и пустота, кажется, сжимает горло. Но плакать лучше там, под дождем, а здесь само пройдет.
- С возвращением, - в палату заходит Наталья. – Где катались?
- Где мы только не катались? – бормочу раздраженно, что так резко ворвались в мои невеселые мысли. А с другой стороны, я так и увязну в тоске! Совсем расклеилась! Да я гордиться должна: кто-то так сильно хочет убить меня, что раскидывается деньгами, в операции по уничтожению участвовали двое крепких мужчин (добровольно или нет - не считается), а я жива. А значит, я сильнее их и себя прежней.
Неожиданно накатывает вдохновение и я часа за три пишу новую сказку, в конце спешу, не терпится посмотреть на реакцию прототипов, но все равно черновик, ошибки при вычитке подправлю.
- Прочесть тебе сказку? – Наталья удивляется вопросу, но выказывает вежливое согласие. А мне большего и не надо. Ну слушай, девонька, слушай, красная… Я начинаю читать о Посейдоне, зачарованном внешностью девицы, о коварных соперницах-неридах, о песочном принце, а сама на Наталью посматриваю. Поначалу она отшучивается, вставляет реплики, а потом как-то странно смотрит на меня и слушает молча. Да, я знаю, что приехала она в большой город в поисках своего принца и что не ладится, не сладко, а то, что сахаром кажется, песком на зубах скрипит. Только принц не отступится…
И как накликала, только я дочитала сказку, медсестра заглядывает:
- Александровская! К тебе жених. Пусть зайдет или как обычно?
- Жених? – недоуменно переспрашивает Наталья, а в палату уже уверенно заходит Матвей.
- Я не услышал отказа. Здравствуй. Еще не собралась? Я тебя сегодня выписываю.
Отказа не услышал – ну да, ну да, рассказывает провинциальным девушкам сказочки, а сам из тех людей, что не воспринимают отказов. Одного поля ягода с Яром. Делает вид, что слово Натальи решающее, а отпускать и не думает, что бы они ни сказала.
Пока Наталья собирается, Матвей едва заметно мне кивает, мол, все ли в силе? Ну что я говорила? Я киваю в ответ. А что бы и не помочь человеку удержать счастье? За мной никто не пришел, никто не выписал и не сказал, мол, все, забираю, и на душе скверно. Кому нужна самостоятельность, когда сама себе не нужна?
- Твоя сказка в твоих руках, - шепчу Наталье и отворачиваюсь, чтобы не заметила подступивших слез. И почему я думала, что стала сильнее? Кому врала? Невыносимо все это. Все, абсолютно, и, может быть, права бабуля и стоит поглумиться над соседями, похвастаться любовником. Пусть думают, что потеряла голову от любви, пусть думают, что и меня любят!
Дам сплетен на год вперед и вернусь домой. Улыбка мимо воли появляется при воспоминании о квартире. Моя. Пусть даже платит за нее другой.
Макар не появляется вечером, видимо, я действительно почти здорова, потому что раньше его из палаты невозможно было выпихнуть. Спросил, что нового, я сказала, что в палате теперь одна и пока придумывала какой бы еще пустяк ляпнуть, вспомнила об адвокатах. Вернее, о том, что у меня их нет, а найти-то надо, да еще таких, чтобы потягались с Яром, пусть даже он и не против раскошелиться. Но я Егору верю, и если он думает, что нам лучше перестраховаться, пусть так и будет.
- Хорошо, - Макар, кажется, даже повеселел, что я его снова чем-то озадачила, - я найду тебе адвоката.
- Правда?
- Немного лгу, - сознается, - есть у меня два знакомых адвоката, молодых, амбициозных, им будет полезно и любопытно взяться за это дело. Сколько, говоришь, Ярослав готов заплатить за свободу?
Я почти шепотом, прикрывая мобильный, называю огромную цифру.
- Угу, на меньше ребята не наторгуют, а там посмотрим.
Это что, намек, что возможно больше? Мне больше не нужно! Нам с Егором достаточно!
- Ладно, ладно, - соглашается Макар, - они просто проследят, чтобы все было без проволочек.
На этом и сходимся.
Утром, когда распахивается дверь, я спросонья подозреваю Макара и уже готова высказать все, что думаю о ранних визитах, когда навожу резкость и узнаю Наталью.
- Вернулась, что ли?
Она слегка улыбается, но видно, что не до шуток. Пьем чай с зефиром, болтаем о том о сем, она уходит… чтобы завтра снова вернуться в еще худшем настроении. Сосредоточенная, глаза лихорадочно блестят, резкими движениями выгружает из пакета фрукты.
- Тумбочку завалишь, - говорю я, но она не успокаивается, пока передо мной не предстает все содержимое пакета. И зачем, спрашивается? Все равно ведь пакет с собой брать не будет, оставит в палате.
- Не стоило покупать, - говорю я, рассматривая ассорти, - меня завтра выписывают.
Она, словно очнувшись, смотрит мне в глаза, долго. Пытается осознать, что здесь делает? Так и я не в курсе.
- Палата оплачена? – спрашивает Наталья.
Здесь мне нечего опасаться, Макар внимателен к деталям. Наталья несколько удивлена, что я так спокойно говорю о непрошеном любовнике, но не хочу ей ничего объяснять. Сейчас мне каждый врагом кажется, даже она. Возможно, она больше, чем остальные, потому что мимо воли примешивается старая ревность – ее рисунки Яр хранил в своей комнате, ее любил, пока я любила его. Возможно, он любил ее, пока был женат на двух других? Не знаю, и мне уже все равно, но сам факт.