Дело о краже артефактов (СИ) - Лифантьева Евгения Ивановна "Йотун Скади". Страница 23
— Конечно, нет!
— Тогда как она рассчитывала вернуться домой?
— Ну… я не знаю… Обычно она всегда возвращалась до того, как выпускали дхорков — Кла их очень боялась.
— Но в этот раз, она, судя по времени смерти, вернулась гораздо позже! И провела с собой убийцу вашего отца!
— Да как вы можете такое говорить! Кла… сообщница убийцы? Такого и представить невозможно!
— Увы!
— Нет! Нет! И еще раз нет!
— Ее могли обмануть, — грустно сказал Иван. — Но я хочу уточнить: можно ли заставить дхорков слушаться, не имея амулета?
— Не знаю… Может и есть способы, но у них очень высокая устойчивость к магии и, чтобы обмануть их чувства, нужен очень незаурядный маг.
— Вот видите! Вы сами подтвердили мое предположение!
— Какое предположение? — растерянно переспросила Лилиан.
— Преступник использовал Клаари, чтобы проникнуть в усадьбу. А это означает…
— Что?!!!
— Дхорков в эту ночь не выпускали! А я все гадал — почему убийца был так спокоен? Сначала убил девушку, потом дождался вашего отца… И ничуть не боялся, что его присутствие обнаружат! Вот оно что!
Иван встал и церемонно поклонился:
— Вынужден откланяться, госпожа Суволли! Мне срочно нужно повидать вашего конюха!
Глава 14
Из господских покоев — на конюшню, в общество измененных и тварей Тьмы.
Чтобы попасть на «хоздвор», полицейским пришлось поплутать по коридорам.
— Удивительная женщина! — воскликнул Пфалирон, как только сыщики вышли в коридор. — Вы видели, как прекрасно она держится! Как она мужественна! Мы все так беспокоимся о ней!
— Она стойко переносит свое горе, господин Мулорит, — очень серьезно и очень официально ответил Иван. — И полна достоинства!
«О-о-о!!! Это я говорю? Точно я? Театр одного актера, блин!»
— Я рад, — расплылся в улыбке Пфалирон. — Я очень рад! Мы все так гордимся ее силой и мужеством…
— Да, действительно, мужественная девушка! Но вернемся к нашим делам, господин Мулорит! Мне нужно поговорить с конюхом по имени Акир.
— Конюх? Ну, конюх — так конюх…
Спустившись на первый этаж, прошли мимо кухни. Тут пахло жареным мясом, и Иван мельком пожалел, что во время поминального обеда ему было не до еды, поэтому конюх с первых минут вызвал раздражение.
Акир был то ли был туповат от природы, то ли старательно прикидывался дураком, но минут десять он делал вид, что не понимает, о каких дхорках идет речь и вообще — что от него хотят.
Первым не выдержал Пфалирон:
— А ну-ка, милок, кончай мне тут тхэу лепить! Говори все, что знаешь, а то…
— А то мы арестуем вас, господин Акир, как подозреваемого в убийстве, — продолжил Иван. — У меня есть для этого все основания. Может, в полиции станете понятливее.
— За что? — испугался конюх. — Дык я ж… не я…
— А ну отвечай на вопросы! — рявкнул Пфалирон.
— Дык я это… не я…
Но Иван перебил его и занудливым тоном спросил:
— Каждый вечер после заката вы выпускаете сторожевых дхорков в сад? Так?
— Так, — тяжело вздохнув, признался Акир.
— В какое время это обычно происходит?
— Ась? Какое время?
— Что вам приказал господин маг? Когда нужно открывать загон? Вечером, когда стемнеет?
— После предполуночной склянки выпускаю. Только не хозяин, зеленый так сказал, я думал так и надо…
— Почему не выпустили в ту ночь?
— Дык… это…
В животе у Ивана забурчало от голода, и он нетерпеливо продолжил:
— Ладно, я помогу вспомнить. О чем вы говорили со старшей горничной леди Лилиан, с Клаари?
— Она… это…
— Что «это»? Что она сказала?
— Денег, говорит, нету на пансион… и вообще — ярманка, а там только шлюхи в пансионах…
Теперь уже Пфалирон готов был взорваться, но Иван успокаивающе дотронулся до его руки и продолжил так же спокойно:
— То есть Клаари сказала, что хочет провести ночь со своим другом в саду, а не хочет это делать в пансионе на ярмарке? Так?
— Так! — с неожиданным облегчением выдохнул конюх.
Видимо, мужик сообразил, что можно свалить вину на покойницу:
— А я — что? Это она! Знамо — дело молодое. Она ж так и говорит — нет, в дом не поведу, в саду посидим. Ежели б не поклялась, что в дом не поведет, я бы ни в жисть… дык я что, не понимаю?
— То есть Клаари попросила не выпускать дхорков в сад? — повтори Иван.
Акир с готовностью подтвердил:
— Так и сказала! В саду, говорит, посидим! Говорит, я потом тебе в окошко стукну, а ты погоди, пока я в дом уйду, и тогда выпусти.
— И не стукнула?
Конюх нахмурился, но, видимо, решив быть искренним до конца, виновато ответил:
— Я ждал-ждал да уснул… просыпаюсь — а уж рассветные склянки пошли. Меня аж пот прошиб. Ежели зеленый узнает, что вонючек не выпускали, он же меня со свету сживет! Я в сад вышел, походил, покричал — никого. Ну, думаю, забыла дура постучать. Сама виновата. Ну и выпустил тварей.
— Так никого в парке не нашли? И ничего не слышали? — напрягся Иван.
— Не, никого. Я же говорю: звал дуру. Думаю, мож, милуются где, забылись. Крикнул: я тварей выпускаю. Думаю, мож, услышат да уйдут, если что…
«Не сад, а проходной двор какой-то, — подумал Иван. — Хозяин в лабораторию то и дело бегает. Служанка с кавалером, который, похоже, убийца, гуляет. Теперь вот оказывается, что конюх под утро по кустам шарился… Да еще эти пропавшие нарциссы… И никто ничего не видел! Или видел, но молчит. Почему?»
— А когда Клаари просила вас не выпускать дхорков? — спросил сыщик.
— Дык это… к обеду шло. Хозяин как раз приехал, я Пыхтаря выпряг, в стойло завел. А тут как раз — девка. Говорит: «Милый Акир, просить хочу». Ну, я ей говорю: «Проси, только не мешай, мне сена вонючкам накласть надобно. Ежели хочешь говорить — пошли со мной». А сам думаю: «Девки вонючек не любят, в загон ходить не любят. Ежели дело пустяковое, то не пойдет. А ежели серьезное…»
Конюх, поняв, что слишком разболтался, осекся.
— Ежели серьезное — можно с горничной лишнюю монету стрясти? — закончил Пфалирон. — У, забулдыга! Ради гроша на рюмку хозяина предать готов!
Конюх что-то жалобно пискнул, но Иван перебил коллегу:
— То есть вы разговаривали около загона с дхорками? Можете показать, где это?
— Отчего ж не показать? — обрадовался мужик перемене темы. — Да прям счас и покажу! Идтить далеко не надо!
Акир махнул рукой в сторону дощатого забора, примыкавшего к конюшне. Открыв калитку, он пропустил сыщиков вперед. Иван с опаской заглянул в проем.
На расстоянии полутора метров от забора тянулась загородка из металлической сетки. Не успели люди войти в калитку, как раздался возмущенный визг, и сетка затряслась от ударов довольно увесистых тушек. Акир запустил пятерню за пазуху, вытащил висящий на шнурке диск и крикнул в него:
— А ну, тихо! Свои!
Только теперь Иван смог рассмотреть зверей.
Больше всего они походили на помесь жирного зайца с лягушкой. Видимо, их предками были какие-то грызуны, по крайней мере, уши у тварей были совершенно заячьи. Правда, у нормальных кроликов не бывает таких злобных красных глазок, горящих, словно угли, даже при солнечном свете. И шерсть у грызунов обычно какая-никакая, но имеется, а эти покрыты чешуей и редкими костяными иглами.
Дхорки, несмотря на действие амулета, дрожали от ярости и в любой момент были готовы броситься на людей.
— Прелестные создания, — пробормотал Иван. — И как же вы их кормите?
— А вон заслонка у корыта, — показал конюх. — Туды сено кидаю.
Иван прикинул: если конюх и горничная во время разговора находились около дверцы кормушки, то они вряд ли могли видеть, что происходит с другой стороны дощатого забора.
— Что это вы их и досками, и сеткой отгородили? — заинтересовался сыщик. — Одной сетки мало?
— Дык это, — пожал плечами конюх. — Забор они за день съядять. Хозяин хотел глухую железяку поставить, но раздумал, дескать, вонь будет в загоне, а зверям воздух нужон. А забор — так тут же барышни, бывает, ходють. Вонючки как кого завидють, так аж трясутся. Злом исходють. Зубами не ймут, так плюнуть. Вдруг на кого попадеть? Вот в два слоя и ставили.