Дом ночи и цепей (СИ) - Аннандейл Дэвид. Страница 18
Она немного подумала над ответом:
- Что действительно что-то будет сделано.
- Сделано будет, не сомневайся.
- Тогда я серьезно подумаю над тем, чтобы жить здесь.
- Хорошо, - сказал я. – Спасибо вам обоим. Я хорошо обдумал свое предложение, и, в свою очередь, не ожидаю, что вы ответите на него сразу же. Для начала, если желаете, можете провести ночь здесь, для вас уже подготовлены комнаты. Конечно, если вы предпочитаете вернуться к себе домой, Белзек отвезет вас.
Они оба согласились. Всплеск радости, который я ощутил, помог отодвинуть воспоминания о кошмаре еще дальше в глубины разума. Я испытал облегчение от того, что ни Катрин, ни Зандер не стали уточнять, что именно написала Элиана в своем дневнике. Они смогут прочитать его потом, когда все немного успокоится, и наша семья еще больше сблизится.
Может быть, мне не нужно было быть столь осторожным. Но первые несколько страниц дневника, которые я прочитал, вызвали у меня тревогу.
Я не мог заснуть. Голоса воспоминаний на этот раз не атаковали меня, и я радовался этой передышке. Знание того, что мои дети впервые за многие десятилетия под одной крышей со мной, давало мне утешение, и в то же время трепет надежды не позволял заснуть. Я даже позволил себе вообразить, что в комнатах под моей башней спят не суровый инструктор Схолы Прогениум и добродушный ленивый прожигатель жизни, а те маленькие дети, которых я оставил, лишившись возможности видеть, как они растут. Я словно вернулся в прошлое, и тот крошечный мальчик, которого я держал на руках, и та маленькая девочка, державшаяся за мою руку, казалось, были совсем недалеко от меня.
Я встал. Мне нужно было куда-то выпустить нервную энергию от переполнявших меня чувств, иначе я не смогу заснуть. Я взглянул на дневник Элианы, лежавший на столике рядом, но решил пока не читать его сейчас. Не стоит будоражить мысли еще больше, а реакция Элианы на Мальвейль тревожила меня. Если бы я не знал ее почерк, то мог бы заподозрить, что дневник – подделка. То смятение и растерянность, которые выражали ее слова – все это было совсем не похоже на Элиану, которую я помнил.
Для начала, ее чувство направления всегда было безупречным. Я едва ли мог представить, чтобы она испытывала такие сложности, пытаясь ориентироваться в доме.
Но попытки подойти к делу систематически были вполне в ее характере. Кроме того, это был своего рода вызов. Я жил в Мальвейле уже несколько дней, но в доме все еще оставалось множество помещений, которые я не изучил. «Я последую за тобой». Эта мысль была привлекательна тем, что я мог снова почувствовать себя как будто немного ближе к Элиане. И, может быть, изгнать из своих мыслей тот кошмар.
Я направился на первый этаж. Начну отсюда, с западного крыла и дойду до самой Старой Башни. Понемногу, по участку за раз, возможно за день, но я намеревался изучить каждый угол дома.
В обеденном зале я взял со стола канделябр, чтобы освещать путь в темных коридорах. Я повторял метод Элианы, останавливаясь, чтобы отметить каждый перекресток коридоров, и даже воображая, что копирую ее жесты. Я говорил себе, что это позволяет мне чувствовать себя ближе к ней.
Я двигался, словно дрейфуя в море теней, их волны колыхались в зыбком пламени свечей. Впереди и позади дом погрузился в непроглядную тьму, и я начал понимать, почему Элиана могла растеряться. «Не стоило делать это ночью». Но я намеревался закончить то, что начал, и продолжал шагать вперед. Наконец я дошел до двери, ведущей в Старую Башню.
Дверь была массивной, окованной железом, и сделанной из такой древней и тяжелой древесины, что она, казалось, окаменела от времени, превратившись в черный камень. Дверь выглядела мрачно и угрожающе, и казалась больше препятствием, чем входом куда-либо. Я почти ожидал, что она будет заперта. Но она оказалась открыта, хотя мне пришлось с силой потянуть за тяжелое железное кольцо, чтобы открыть ее. Железо заскрежетало по камнебетону, петли проворачивались с пронзительным скрипом.
Громадная темная масса, вздыбившись, нависла надо мной, когда я перешагнул порог. Я отпрянул, но это движение было иллюзией, порожденной тенями от пламени свечей. Мне понадобилось несколько долгих мгновений, чтобы понять, что я вижу перед собой. А это было нечто потрясающее в своей абсурдности. Я просто подумать не мог, что такое возможно.
Я стоял на винтовой лестнице, которая вдоль стен по спирали поднималась к верхней части башни справа от меня, и опускалась на неизвестную глубину слева. Сама башня была пустой внутри, и эту пустоту заполняла невероятно огромная куча хлама, самая большая, какую я только видел в Мальвейле. Она, словно застывший вихрь, вздымалась из тьмы внизу и поднималась, снова скрываясь во тьме наверху. Из нее торчали портреты, ящики, части мебели и еще какие-то предметы, которые я не мог разглядеть во мраке, и казалось, эта масса расширялась кверху, словно смерч из обломков, запертый внутри башни. Мне пришлось долго смотреть на нее, чтобы убедиться, что она не двигается. Она должна была бы рухнуть. Я не мог представить, благодаря какой случайности эта колонна из мусора держится и не падает.
«Неужели это сделал Леонель?»
В это тоже было трудно поверить. Сколько же времени его жизни ушло на то, чтобы создать этот монумент бесполезности? Набрать столько хлама и стаскивать его в башню, подниматься по лестнице и швырять все это вниз… Чтобы сделать это, понадобилась бы целая армия слуг и многие годы одержимости.
«Или, возможно, целые поколения безумцев».
«Элиана тоже приняла в этом участие». То, что она сделала в одной комнате, она могла сделать и здесь.
Мне казалось, что я смотрю в самое сердце безумия, словно хлам, накопленный здесь, поднялся из глубин Старой Башни и стал расползаться по дому. Глядя на него, я почувствовал холодный сквозняк. Он дул из темноты внизу, словно из какой-то ледяной пещеры. Сперва он лишь коснулся моих щек. Потом он превратился в настоящий ветер.
«Воздух из рудников? Туннели под фундаментом уходят к рудникам?»
Это объяснение казалось странным. Но отсутствие какого-либо объяснения было еще хуже.
Мое лицо стало неметь от холода.
Я вышел из Старой Башни, и, упираясь плечом в дверь, захлопнул ее, оставляя позади это пугающее зрелище, что бы оно ни значило. С этим лучше разбираться при дневном свете. Сегодня ночью не это было моей целью.
Но Старая Башня изрядно поубавила мою жажду исследований. Я уже не думал о том, чтобы составить мысленную карту западного крыла. Внезапно я почувствовал себя очень усталым. Отвернувшись от двери в башню, я направился обратно к своей комнате. Ноги отяжелели, словно налившись свинцом. Я смотрел лишь на пол, больше не пытаясь разглядеть окружающую обстановку. Мне хотелось лишь спать.
Я думал, что направляюсь обратно прямым путем к парадному входу, и не помнил, чтобы сворачивал в какой-либо из боковых коридоров. Но, похоже, я все-таки куда-то свернул, потому что неожиданно зашел в тупик. Подняв канделябр, я растерянно огляделся, не узнавая комнату, в которой оказался. Она была пустой за исключением пыльного, покрытого паутиной столика в углу. Повернув назад, я обнаружил, что из комнаты вели три двери. Я не помнил, через какую из них вошел.
«Надо идти на восток. Какая стена здесь восточная?»
Я не знал.
Оставаться здесь я не мог. Иначе я засну прямо на полу. Я заглянул в каждую из дверей. Они вели в узкие коридоры. На их стенах висели картины, в темноте их невозможно было разглядеть, но из-за них коридоры казались еще более тесными. Я не мог вспомнить, проходил ли я одним из этих коридоров. «Это просто темнота», сказал я себе. Я не мог толком разглядеть ни одно из помещений, где я проходил.
«Не будь дураком. Хватить блуждать во тьме. Найди где-нибудь лампу».
В коридорах должны быть люмены. Я выбрал наугад одну из дверей, и осторожно пошел по коридору, пытаясь найти на стене светильник. Пройдя мимо еще нескольких дверей, я снова зашел в тупик, но не нашел ничего, что помогло бы мне осветить путь. Свечи в канделябре таяли, их свет тускнел, словно от дыма и пыли.