Невеста на убой (СИ) - Риззи Татта. Страница 10
– Думаю, наша Ирана просто дар речи потеряла от увиденного! ― раздался звонкий женский голос позади нас.
Рядом появилась молодая драконша. Она была одета «по благородному»: красное платье с изображением черного дракона на белой вставке на груди. Оно почти было одного цвета с ее кошачьими кровавыми глазами и такими же длинными золотыми серьгами. В белоснежную косу, ниспадающую на плечо, были вплетены черные атласные ленты, а на груди красовалось драгоценное красное ожерелье. Она была невероятно хороша собой, я бы даже сказала, сказочно красива.
Девушка слегка приподняла длинную юбку и подошла ко мне. Учтиво поклонившись, она представилась:
– Ника, десятая дочь короля.
От такого уточнения я поморщила лоб: сколько же у него детей? Кроме Ираны, были еще женщины? Конечно, как в этом мире им не быть! И со всеми он, скорее всего, не разговаривал.
– Меня послали к вам в роли вашей наставницы, госпожа Ирана.
– Лена, ― поправила ее я.
– Хорошо, госпожа Ирана. Я запомню ваше человеческое имя, ― все с той же показной вежливостью произнесла Ника.
– А обращаться ко мне…
– Буду, как подобает, госпожа Ирана.
Она разогнулась и посмотрела мне прямо в глаза, а затем громко рассмеялась.
– Да, шучу я! Можете расслабиться, ― Ника задиристо хлопнула меня по плечу, от чего мои глаза раскрылись с еще большей силой. ― Я не люблю все это, если честно. Думаю, меня назначили к вам только потому, что я последняя из дочерей короля, которые еще живы, разумеется.
– Еще живы? ― я не смогла скрыть своего удивления.
– Конечно, он же больше трехсот лет живет. Половина из детей его величества уже в лучшем мире.
Об этом я как-то не подумала. Но звучало вполне логично, хоть и воспринималось ужасно. Интересно, сколько своих детей он пережил? И каково ему после этого?
Перед глазами предстал образ правителя, и ответ напросился сам собой: «Наверняка, плевать!»
– Я последняя из его живых дочерей. И с этого дня буду вас учить манерам и письму.
– Письму? Зачем той, которую убьют через пару месяцев, нужно знать все это?
– Убьют-убьют, вы о чем-нибудь, кроме смерти, говорите? ― она посмотрела на моих служанок, и Дана отрицательно замотала головой.
– А о чем мне еще говорить? Поедать мороженое с клубникой?
– Мороженое? ― удивилась принцесса.
– Не бери в голову, ― устало выдохнула я.
– Ладно, ― она пожала плечами и схватила мою руку. Я хотела выдернуть ладонь, но она сжала ее еще сильнее, лишая меня такой возможности. ― Это приказ короля, пройдите, пожалуйста, за мной.
Она потащила меня по длинным коридорам и винтовой лестнице. Служанки поспешно семенили за нами. Когда мы оказались возле трапезной, но, к моему счастью, прошли мимо, Ника шепотом спросила:
– А я могу обращаться к вам на «ты»?
– Да, ― быстро согласилась я, а Ника прижалась к моему плечу, будто в странной попытке меня приобнять.
Завернув за угол, принцесса остановилась возле той самой двери, за которой я имела несчастье скрыться во время своего неудачного побега.
– Нам сюда, ― радостно возвестила она и поспешила затолкать меня внутрь.
Сейчас комната выглядела куда более освещенной, чем в тот раз. Видимо, виной всему были черные шторы, тогда плотно задернутые на единственном окне. По боковым стенам стояли стеллажи с книгами, которые тянулись от пола до потолка. Кресло, где восседал дракон с серебряными глазами, и стол в комнате были не единственными, теперь она вся была заставлена ими, ― такого я не припомню. Их принесли позже? Зачем убирали?
– Это вторая библиотека. В первую женщинам вход закрыт.
– Не удивляет, ― закатив глаза, отозвалась я на очередную бредовую новость. Вопрос равноправия полов здесь не стоял вообще.
– У нас хорошо относятся к женщинам, их уважают и ценят, ― нахмурилась Ника.
– Но в библиотеку не пускают, замуж возьмут только за сильного сына, а словом обмолвиться ― так вообще позор.
– Не позор! Между прочим, с мужчинами низкого сословия тоже говорят через главных слуг. Благородные девушки свободно общаются с неженатыми мужчинами, а родившие сына дамы удостаиваются права сидеть за одним столом даже с самим Его Величеством!
– Только родившие? ― уточнила я.
Помнится, меня уже сажали с ним за один стол, правда, к еде подпустили только после того, как он ушел. Хорошо, завтрак принесли в комнату, а не потащили опять в трапезную. Не хватало еще и утром наблюдать его обжирания.
– Ирана ― исключение. Ты можешь говорить с кем угодно! Тебе открыты почти все двери! Даже ко мне так хорошо никогда не относились.
Услышав фамильярное обращение к моей персоне из уст принцессы, Зира насупилась, но возражать не стала.
– Разве принцессе кто-то посмеет здесь не ответить?
– Да, для меня существуют те же правила, что и для благородных дам.
– То есть, ты никогда не разговаривала со своим отцом?
– И вижу его только на балах. Дворцовые дамы живут в другой башне, здесь я последний раз была лет пять назад, когда еще сама обучалась.
– Отцы в воспитании детей вообще не участвуют?
– И матери тоже. Детей воспитывает прислуга. Но ты исключение, как я уже сказала, поэтому тебя буду обучать я! ― она гордо расправила плечи и улыбнулась еще шире.
– А они хотя бы видятся с матерями?
– Кто?
– Дети!
– Редко, если только по воле случая.
– Почему? ― я вложила в этот вопрос столько возмущения, что его тон заставил улыбку Ники исчезнуть.
– А зачем? ― искренне удивилась она.
– Как это зачем?
– Ты родился, жив и здоров. Зачем еще нужны родители? Их задача исполнена, дальше уже дело наших собственных стараний и усилий, оправдать врученный нам дар.
Я закатила глаза. Этот мир ― что-то с чем-то!
Глава 6. Смущенная
― Зажгите все свечи, плотно задерните шторы, сдвиньте мебель ― освободите центр, ― отдала приказания Ника, и мои служанки быстро приступили к исполнению.
Пока они суетились, бегая по комнате, принцесса, приставив руку к подбородку, оценивающе озиралась вокруг. В дверь постучали, и Ника с улыбкой кинулась к ней, но увидев на пороге прислугу, разочаровано махнула рукой в сторону одного из столов.
– Поставьте там.
Слуги внесли в комнату большой граммофон, таких я никогда прежде не видела. Двое драконов еле передвигались с этой громадиной. Я с сомнением посмотрела на деревянный столик, которого едва хватит, чтобы уместить диковину.
Моя бабушка коллекционировала эти штуковины. В ее коллекции насчитывалось не меньше двадцати различных граммофонов разных периодов. Правда, после смерти она завещала их сельскому музею. Мама очень расстроилась, что не смогла продать ее наследие. Тогда она только начинала свой бизнес и, как любила повторять: «За это барахло можно было выручить кучу денег!», что естественно бы избавило ее от ряда проблем.
Отношения у бабушки с мамой были, мягко говоря, натянутые. Одна обвиняла другую в неблагодарности, вторая в отсутствии какого-либо участия в своей судьбе. Бабушка всю жизнь проработала в школе, уделяя ученикам больше внимания и сил, нежели своей родной дочери. Она была учителем музыки, отсюда и ее пристрастие к граммофонам. Бабушка считала, что мелодии с пластинок имели «душу». Но со временем, конечно, они стали отдавать противным скрежетом и заикаться, но бабушка продолжала с упоением слушать их музыку. Она всегда повторяла, что и сама уже не молода, но все еще помнит себя прежнюю даже лучше, чем нынешнюю.
Когда я приезжала к ней погостить, то была вынуждена один час утром и два часа вечером «наслаждаться» едва узнаваемыми мелодиями в просторной пристройке с панорамными окнами и подвешенными к потолку плетеными кашпо с цветочными горшками. К слову, бабушка никогда не уделяла цветам должного внимания. Протирая граммофоны каждый день, она частенько забывала позаботиться «о братьях наших меньших». Если пухлый кот Рыжик сам умудрялся находить себе пропитание в виде мышей и птиц, то цветы, к сожалению, были не в состоянии раздобыть себе хотя бы немного влаги. В связи с чем запоминать их расположение было делом бесполезным, так как частенько их просто заменяли на новые, при этом даже не удосуживаясь пересаживать, она просто покупала цветы вместе с новыми горшками и подвешивала в кашпо на место увядших.