Детство (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр". Страница 36

Насупился, молчу, и Анатоль, вздохнув вот прям напоказ, протянул мне книгу, почему-то открытой.

— Сотни воителей стоит один врачеватель искусный! Не… — Останавливаю чтение, засмущавшись, — я так, не шибко штоб искусный покамест! Так, по коровкам больше.

Анатоль почему-то замолк и только рот открыл, подержал так, и снова закрыл.

— Бойко, — Одобрил Сергей Сергевич, — Церковную школу окончил?

— Да ну, барин, смеёшси? Пятнадцать фунтов пшеницы за месяц отдай и не греши! В городе уже, по вывескам.

— Кхм… так бойко, и по вывескам? — В глазах интерес, но такой, што немножко не такой — как перед жучком интересным.

— Потом по газетам, — Пожимаю плечами, переминаяся под взглядами скубентов.

— И долго учился? — Анатоль, задавший вопрос, зачем-то наклонился.

— Ну… нет. Так просто — переехал из деревни, потом вывески, а потом всё, умею.

— Богата земля русская Ломоносовыми, — С чувством сказал Сергей Сергеевич.

— Агась! Только академиев по деревням нетути!

Двадцать третья глава

— Охо-хонюшки! — Проснувшись, спускаю босые ноги на циновку и крещуся от души на иконку, подвешенную в углу — от плеча до плеча, от макушки до пояса, с силой вжимая в тело сложенные щепотью пальцы, — Грехи наши тяжкие!

Опять снилася всякая гадость, но для разнообразия не про Ходынку, и то хорошо, а то устал уже. Не пойми што снилася — каша, а не сон. Какие-то мутанты, ядерный апокалипсис (знать бы ишшо, што енто такое!), живущие в канализации черепашки-ниндзя и я — чилавек, который паук.

Не впервой сниться такое, но я всё в сомнениях — нечистый насылает или Боженька предупредить хотит, как праведника. Иль просто так, потому как в голове понамешалося всякого. Вроде и спасал всяких-разных во сне, но паук, он же тово… или не тово?

Но по стенам было здорово — фух етак, фух! Только с паутиной неловко вышло — сперва руками пускал, а потом вспомнил, што пауки её через зад, и всё. Жопой, значица, паутину начал пускать. С голым задом по городу, оно как бы и не тово, хучь и в маске.

В церкву бы, на исповедь — душу облегчить, но што-то сцыкотно. Священники ж, оно тово, почитай што чиновники, только и славы, што власть духовная. Всё равно власть! Обязаны доносить, кто и што злоумышляет или о странном думает [59]. А меня всё такое собралося, што вот прямым ходом в монастырь на вечное заточение [60].

— Опять до рассвета проснулся, — Зевнув, прикрываю рот рукой, глядя на солнышко, только-только показавшее свои лучики. Встав, делаю несколько вялых движений руками — вроде как зарядка. Перестарался вчера с упражнениями — тестировал себя, значица, да ишшо и не выспался из-за снов дурацких. Ну и ладно, обойдусь сиводня. Так только, руками помахаю, штоб суставы не скрипели.

Ополоснулся в речке, проснулся наконец толком, и с некоторым сумлением оглядел вытащенные верши, не став даже вытряхать сонно открывающих рты карасей и нескольких мелких окушков, у одного из которых кто-то обгрыз хвост. Пусть! Чай, не протухнут в речке-то, доживут до обеда.

Сделал себе суп не суп, кулеш не кулеш, а так — варево из грибов, кореньев рогоза и прочего такого же, травянистого. В охотку-то иногда хорошо идёт, не всё ж время рыбу да раков.

На дачи мне сиводня сильно после полудня, так с Лизой козьемордой договорилися. Оно конечно, надо не столько мне, сколько ей. Но поскольку она, коза такая, каким-то боком сродственница владельцу дач, да и сама не из простой семьи, то и тово. Получается, што и мне надо. Нельзя ссориться-то. А ну как вякнет што девка, и пускать перестанут?

Сливки денежные с дач я уж собрал, сейчас всё больше по мелочи вожуся. Кому из бересты што на заказ, кому поднос под фрукты из лозы. Лук индейский могу сделать, стрелы. Мальчишки местные за доблесть щитают луки себе сами делать — вроде как испытание на настоящего индейца, а вот со стрелами хужей. Терпёж тута нужен, да понимание дерева. Да и сделаешь только-только, а стрела и тово, сломалася. А им лениво сидеть да делать што-то. Баре!

Не так штобы очень выходит, но токмо если сравнивать с тем, первым заработком. Кажный день — рупь, не меньше! Бывает, што и до трёшницы, так што неча Боженьку гневить!

И енто токмо денюжкой. Харахура ишшо всяка-разная, но уже в мою пользу, а не как тогда, так-то!

Фаина та толстомордая, с Лизкой и прочими раздружилася, значица. Они и так уже тово, а тут подставилася девка со старьём всяким, когда со мной торговалася. Не шибко их на дачах любят, оказывается.

Господа-то они господа, но из крещёных. Евреев, значица. Так бы оно и ерундистика, если бы скажем, по лечебной части обреталися, ну иль ещё какой умственной. Таких уважают, даже если и не крещённые. Умственные потому што.

А они, значица, по торговой части, да какой-то не такой, неуважительной. То откупщиками винными, то ишшо што такое же, людям не полезное, не душеспасительное. Кулаки-мироеды как есть, только што не сельские, а повыше взабралися, к самим господам. Как по мне, то же говно, токмо што кучка побольше и повонючей.

Ну и прозвали Фаину после тех торгов старьёвщицей. Ходит теперя одна, морду ото всех воротит да щурится нехорошо на былых подруженек. И припомнит, ей-ей! Такие не забывают ничего дурного, што им сделали. Сами если што, так сразу, удивиться даже могут потом, если им што припомнят. Они вроде как в своём праве, а другим ни-ни!

Жалко? Не… как вспомню то «не спортивно» от её батюшки, так ажно зло берёт. Стервь такой! Да и сама Фаина та ещё жабка, хищная!

Зато теперя если меняюся на што, так ого! Все помнят, што девку старьёвщицей прозвали. Не то штобы не торгуются теперя, но хлам всякий всучить не норовят. И вообще, с оглядкой — не голосом продавливают и авторитетом родительским, а вежественно.

Разложат, што поменять готовы, да и торгуются. Иногда попервой друг с дружкой меняются, а уж потом со мной, ну да то их дело.

Попив чаю, разложил свои богачества, полюбовался. Наменял! Рубах теперя четыре, и одна даже почти по росту, самую чуточку мала, в подмыхах треснула. Ничо, Мишке отнесу, расставит! Штанов двое, да ишшо те — Фаиного батюшки, меж ног протёртые. Жилетка хорошая, только што длинная, почти до колен. Картуз гимназический без кокарды, со сломатым козырьком, чутка великоват, но леп. Шинелка оттуда же, по осени пригодится, тоже на вырост. Ремня два, один даже почти новый, токмо пряжка отломана мал-мала.

По хозяйству топор, лопата железная, нож-косарь есть, из тесака солдатского переточеный. Тяжеловат, как по мне, зато ух! Я им так кручу иногда — представляю, как турка рублю, и потом его высокоблагородие господин полковник — слуга царю, отец солдатам, мне на грудь медаль вешает. Большую и на ленте!

Два ножика обычных и ишшо два таких, праздничных, господских. Ручки фу ты ну ты, а лезвия блестючие и кончики круглые. Красивые, страсть! Лезвие когда рукавом пошоркаешь, подышишь, так отражение свое чутка увидеть можно.

Господа, которы мелкие-то, пыталися объяснить мне, зачем такие. Объяснять-то они не горазды, хучь и гимназисты — понял только, што кончики круглые, штоб не порезали ково за столом. Экие нравы у их!

А чайник? Кастрюля, сковородка, бутылки стеклянные?! У хозяйки нормальной побольше-то будет, кто ж спорит. Ну так и я всего-ничего добром обзавожуся, а уже — вот! Домовитый потому шта, хозяйственный. Вот же повезёт бабе, на которой женюся!

Хозяйство есть, плясать могу здоровски, на кулачках чуть не первый на Москве среди годков. И цвиркать через зубы, тоже важно ведь! При разговоре вежественном, оно бывает, што и надобно. А я здоровски умею, бутовские все обзавидовалися.

Достал берестяной туесок, разложил на солнышке две пробки от графинов, медаль с собачьей головой, самонастоящую сыщицкую лупу — больщущую, сломанные часы в медном корпусе и каменную голову каково-то мужика, Цезаря. На Хитровке совру што-ништо покрасивше, вроде как родственник. Не зря ж менял!