Договор на золе (ЛП) - Миллер Скарлетт. Страница 35

— Нет, ты же знаешь, что мне нравятся мальчики.

Потянув руку, я убрала от его глаз волосы, которые отросли и нуждались в стрижке, но мне они нравились именно такими.

— Я хочу тебе кое в чем признаться, — прошептал он с нежной дразнящей усмешкой, от которой мои внутренности сжались в тугой узел. Я не могла не реагировать, когда он так на меня смотрел.

— Интересно в чем? — нервно рассмеялась я, чувствуя себя очень неуверенно.

Чейз заставил меня замолчать, прижав палец к губам.

— Ты можешь хотя бы на минуту стать серьезной? Между прочим, я пытаюсь кое в чем признаться, — выговаривал он грозным тоном, хотя его глаза искрились весельем.

Я прикусила губу, чтобы не захихикать и кивнула.

— Я не смотрел в резюме, когда принимал тебя на работу, потому что уже знал тебя.

Чейз замолчал, ожидая моей реакции, но ее не последовало. Я была уверена, что он ошибался.

— Этого не может быть, — пробормотала я, наконец.

— Может, — подтвердил он с дразнящей усмешкой и теснее прижался ко мне.

Я плохо соображала, когда он был так близко.

— Мы ходили в одну школу. В тот год ты только перешла в старшие классы, а я был в выпускном. Шел домашний матч по футболу, судья назначил нашей команде несправедливый штрафной, и тогда ты выбежала на поле и начала кричать на него… — говорил Чейз с широкой улыбкой.

Я силилась выудить из памяти эпизод, о котором он рассказал. Я посещала все футбольные матчи, в которых играл Зак, и, как правило, теряла хладнокровие из-за несправедливого судейства.

— …ты орала на судью, потом сорвала с головы дурацкую вязаную шапочку, которую носила, и бросила в него, — хихикнув, продолжил Чейз.

Я наконец-то вспомнила ту игру. Весь матч судья свистел нарушения в сторону нашей команды, игнорируя грязную игру соперников. Мое терпение было на пределе, и когда Зак получил очередной удар, я не выдержала.

— По-моему ты назвала его грязным мошенником, — хихикнул Чейз.

Стараясь спрятать смущение, я закатила глаза.

— Судья попытался удалить тебя с поля, но ты его ударила.

Мои щеки запылали от стыда, и я закрыла лицо руками, но Чейз убрал их, не позволяя спрятаться.

— Потом появился полицейский и утащил тебя с поля. Это было удивительное зрелище. Я никогда не видел, чтобы кто-то так страстно отстаивал свою позицию, — восхищенно произнес он.

Я покачала головой.

— Теперь я другая.

— Нет. Ты все та же. Я видел в тебе огонь тогда, вижу его и сейчас, — сказал Чейз, а затем, усмехнувшись, продолжил: — Правда, теперь в большинстве случаев твой праведный гнев направлен на меня.

Я вновь залилась румянцем — в юности я редко думала о том, что говорила и часто теряла самообладание.

— Он был мошенником, — пролепетала я, пытаясь оправдать свое тогдашнее поведение.

— Верно. Судья был мошенником, а ты была чертовки милой, когда противостояла ему. Я заинтересовался тобой, но узнав, что ты только перешла в старшие классы, отступил. Ты же понимаешь… для выпускника подбивать клинья к какой-то малолетке совсем не клево, — произнес он тоном крутого парня, а я расхохоталась.

— Мой отец убил бы тебя, если бы решил подбить ко мне клинья, когда мне было пятнадцать лет, — немного успокоившись, сказала я.

— И не только он, — согласился Чейз, вторя моему смеху. Но стоило нашим взглядам встретиться, а телам вплотную прижаться друг к другу, смех смолк, а атмосфера в комнате наполнилась сексуальным напряжением, которое мы оба не могли игнорировать.

*** *** ***

Мы провели в спальне Чейза несколько часов. Он рассказывал, как учился в школе и о своих соревнованиях по плаванию. Он говорил о Тане и о том, как ее выгнали из католической школы, застав с другой девушкой. Я словно еще раз заглянула в школьный фотоальбом Ванессы и увидела ожившие снимки того самого юного Чейза.

Он рассказал о своем первом автомобиле и о том, как первый раз занимался сексом, но ни разу не упомянул Викторию. Ее имя крутилось на кончике моего языка, но я сдержалась. Мне не хотелось разрушить момент, когда Чейз действительно разговаривал со мной. Не хотелось стереть счастливую улыбку с его лица, пока он вспоминал свою беззаботную юность.

Поэтому я просто слушала.

Слушала, как звучит его голос, пока он рассказывал о вечеринках с друзьями. И судорожно выдыхала, когда он вжимал меня в матрас и начинал целовать мою шею. Шею, а не губы. Я обнимала его и крепко держала, когда он признался, что до этого момента никогда не приводил девушку в свою комнату, а затем опять слушала его смех, когда в ответ назвала его лжецом.

— Я уже говорил тебе, что никогда не лгу, — сказал Чейз, отстраняясь от меня и улыбаясь, так открыто и заразительно, что мои губы сами собой изогнулись в улыбке.

— Никогда? — Я скептически вздернула бровь.

— Никогда, — торжественно произнес он.

Чейз выглядел таким серьезным, что я невольно прыснула смехом.

— Тебе тридцать один, и ты хочешь, чтобы я поверила, что ты никогда не проводил здесь время с девушкой? — спросила я, давая ему еще один шанс признаться, что он ночевал здесь с женой.

— Повторяю еще раз — никогда, — ответил он с легкой усмешкой, в которой чувствовался намек на раздражение из-за того, что я не верила ему.

*** *** ***

Мы снова занялись сексом, во время которого Чейз не целовал меня в губы. Это было немного странно, так как он целовал меня везде, за исключением губ. Секс был страстным и горячим, как и сам Чейз, поэтому я у меня не было причин жаловаться, хотя мне и хотелось ощутить вкус его губ на своих.

Покинув дом его родителей, мы договорились скоротать остаток дня в моем доме за просмотром фильма и поеданием еды на вынос. Чейз хотел провести тихий вечер, и, так как это был его выходной, я согласилась.

Заказав еду в китайском ресторанчике, мы, заглянули в продуктовый магазин, чтобы купить конфет. Мы медленно брели по проходу между стеллажами, и Чейз выбрал именно этот момент, чтобы спросить меня о моем прошлом. Он хотел знать, как я жила до того, как поступила к нему на работу.

Чейз нарушил собственные правила, поведав мне о своем прошлом, даже если это была сокращенная и отредактированная версия.

— Я не знаю, что рассказывать, — призналась я.

— Просто расскажи то, что ты хочешь, чтобы я знал, — ответил он, не глядя на меня, пока его глаза метались между арахисом в шоколаде и пакетом «M&M’s».

Мне ничего не оставалось, как только начать говорить.

Я рассказала об учебе в школе, о том, что состояла в школьном дискуссионном клубе и принимала участие в «Парламентских дебатах» (п.п.: интеллектуальное образовательное студенческое движение и стиль дебатов, в основу которого положена имитация классических парламентских прений). Рассказала, что благодаря высокому выпускному баллу поступила в университет на льготных условиях и о кровью заработанной государственной стипендии. Рассказала о работе в закусочной и о друзьях, которые уже не были таковыми. Я рассказала о многом, но утаила, что каждое решение, которое я принимала с семнадцати лет, было продиктовано тем, что было лучше для Зака, а не для меня.

Чейзу ни к чему было знать о моих ошибках или о том сколько раз я ставила интересы Зака выше своих. Ему абсолютно не нужно было знать о моих слабостях и почему теперь я яростно протестую, когда он пытается диктовать мне, как жить. Это не имело значения, и именно потому, что это было неважно, мы могли жить в состоянии полуправды и поцелуев в шею, от которых у меня подгибались колени.

Глава 25

Эмма

Стоя лишь в трусиках и бюстгальтере, я поправляла узел на галстуке Чейза, а он без малейшего зазрения совести таращился на мою грудь.

— Ты придешь вечером? — спросила я, хотя уже знала ответ.

Чейз проводил со мной каждый вечер с тех пор как пришел в мой дом после мемориала памяти, посвященного его умершей жене. Каждый вечер мы вместе ужинали за моим кухонным столом, потом перемещались на диван в гостиной, а затем в мою кровать.