В огне революции(Мария Спиридонова, Лариса Рейснер) - Майорова Елена Ивановна. Страница 24
Уже в те года становилось понятно, какое разрушительное значение имеет большевистский эксперимент и те методы, которые они применяют в ходе его. «Вместо свободного, переливающегося, как свет, как воздух, творчества народного, через смену, борьбу в советах и на съездах, у вас — назначенцы, пристава и жандармы из коммунистической партии». Более того, Марусе становилась все более очевидной стремление ленинцев оттеснить политических конкурентов не просто на обочину истории, а в никуда.
Американский исследователь этого периода русской революции Р. Пайпс подытожил: «…левые эсеры вдруг обнаружили, что сотрудничают с режимом расчетливых политиков, которые заключают сделки с Германией и со странами Четверного согласия и вновь призывают „буржуазию“ управлять заводами и фабриками, командовать армией».
Но левым эсерам было известно не все. В июне 1918 года после убийства Володарского Ленин сердито писал Зиновьеву: «…Мы услыхали в ЦК, что рабочие хотели ответить на убийство массовым террором и что вы (не Вы лично, а питерские цекисты) удержали. Протестую решительно! …Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает» [9].
VIII Совет Партии социал-революционеров, который состоялся в Москве в мае 1918 года, назвал ликвидацию большевистской диктатуры «очередной и неотложной» задачей всей демократии. Совет предостерегал членов партии от заговорщической тактики в борьбе с большевизмом, но заявлял, что партия будет оказывать всяческую помощь массовому демократическому движению, направленному к замене «комиссародержавия действительным народовластием». Как уже говорилось, в начале июня 1918 года эсеры, опираясь на поддержку восставшего Чехословацкого корпуса, образовали в Самаре Комитет членов Учредительного собрания под председательством старого знакомого Маруси Владимира Вольского. Была создана Народная армия КомУЧа. После этого «правые эсеры» были исключены из Советов всех уровней 14 июня 1918 года решением ВЦИК большевиков. Велись какие-то разговоры о создании так называемой Поволжской Советской республики во главе с левыми эсерами Спиридоновой, Камковым и Карелиным.
Марусю большевики поставили на место самым бесцеремонным образом. Но она этого еще не поняла, хотя прозрение было уже не за горами.
На первом этаже здания на углу Воздвиженки и Моховой размещалась крестьянская секция ВЦИК партии левых эсеров. Именно здесь проходило заседание их ЦК. 24 июня 1918 года Маруся вместе с Ильей Майоровым была избрана в Бюро ЦК III съезда левых эсеров, которому было поручено «в интересах русской и международной революции положить конец так называемой передышке» и развернуть террор против «немецких империалистов и оккупантов».
Маруся выступила на съезде с отчетным докладом о работе Крестьянской секции. «Сначала мы работали рука об руку с большевиками, часто делая уступки в партийных вопросах, чтобы не было разногласий. Но по вопросу о Брестском договоре произошло разногласие… и с этого времени начинаются совершенно другие условия работы… Нашей секции не давали проводить ее проектов. Ей старались устроить всякие препятствия… Я считаю… что уже на этом Съезде Советов пройдет вопрос об уничтожении Крестьянской секции…». Она констатировала, что большевики социализацию земли подменяют национализацией, а работа секции скорее всего будет ими запрещена. Также резко Спиридонова критиковала продовольственную политику большевиков, а о комбедах прямо заявила: «Мы будем бороться на местах, и комитеты деревенской бедноты места себе иметь не будут».
Она как всегда говорила откровенно и предупреждала, что левые эсеры будут вести борьбу против настоящей политики Совета Народных Комиссаров, но не против большевиков. Соратник Маруси, Илья Майоров, противник Брестского мира, в прениях обвинил СНК в преследованиях трудового крестьянства, выразил протест против комбедов, твердых цен на хлеб, смертной казни, а также осудил действия лояльных большевикам коллег по партии.
Борьба левых эсеров против большевиков обострилась на V Всероссийском съезде Советов 5 июля. 352 представителя партии выразили недоверие Советскому правительству. Произошел окончательный разрыв между большевиками и левыми эсерами, которые обвиняли друг друга в ошибках и «перерождении». Это было важнейшее событие, которое могло иметь судьбоносный характер. Но сосредоточение на Съезд всех лидеров эсеров предоставило большевикам возможность одним ударом ликвидировать политических соперников.
В тот же день ЦК левых эсеров постановил разорвать Брестский мир путем покушений. Спиридонова заявила: «Необходим целый ряд террористических актов. Они подтолкнут народ к открытой борьбе. Большевики, как слепые, гонят всю Россию в одну яму, откуда мы не выберемся. Наша задача — начать восстание…». Скорее всего, в высших большевистских кругах были осведомлены об эсеровских приготовлениях, но выжидали, считая, что представляется возможность избавиться и от них, и от германских дипломатов, причиняющих немалые неприятности. Самые серьезные подозрения в провокации будущего мятежа падают на Дзержинского…
Стало известно, что положением на Волге, где был сформирован Чехословацкий корпус из пленных чехов и словаков, выразивших желание участвовать в войне против Германии и Австро-Венгрии, заинтересовался немецкий посол граф Вильгельм фон Мирбах. Он должен был воспрепятствовать появлению на Западном фронте враждебного немцам 40-тысячного корпуса, в то время когда у Франции уже иссякали последние людские резервы и на фронт спешно стали отправлять так называемые колониальные войска. Посол тайно передал Муравьеву большую денежную сумму, чтобы тот принял меры для удержания чехов в России. Однако 1 июля 1918 года посредник между Муравьевым и Мирбахом был арестован ЧК, и тайное стало явным. Ленин и Троцкий в совместном правительственном обращении заявили, что «Бывший главнокомандующий на чехо-словацком фронте, левый эсер Муравьев, объявляется изменником и врагом народа. Всякий честный гражданин обязан его застрелить на месте». Впрочем, это обращение было опубликовано только 12 июля, когда сам Муравьев уже был мертв.
«На Украине находились немцы, — вспоминал один бывший офицер, намеревавшийся уехать в Киев, — пропуск получить можно было у германского посла в Москве графа Мирбаха. В мае я отправился в Москву. Перед германским консульством были большие толпы желавших получить пропуск на Украину». От голода и холода, от притеснений большевиков все классово-чуждые им слои населения стремились перебраться в самостоятельное в то время государство.
Утром 6 июля в гостинице «Националь» какой-то член ПЛСР, предположительно Анастасия Биценко [10], передал сотрудникам отдела по борьбе с международным шпионажем ВЧК, эсерам Якову Блюмкину и Николаю Андрееву, бомбы для покушения. 18-летнего одессита Блюмкина инструктировали перед терактом Спиридонова и Прош Прошьян, ими был разработан хитрый план. Блюмкин и его 27-летний земляк Андреев, изготовив в качестве предлога письмо от имени ВЧК, потребовали встречи с германским послом графом Мирбахом. Позже выяснилось, что подписи Ф. Дзержинского и секретаря ВЧК И. Ксенофонтова были поддельными, а печать — настоящей. Ее поставил заместитель Дзержинского левый эсер В.А. Александрович. В ходе беседы Мирбах был застрелен, террористы сумели выбраться из посольства через окно, и в поджидавшем их автомобиле скрылись в штабе отряда ВЧК.
Отрядом, располагавшимся в центре Москвы в Покровских казармах в Большом Трехсвятительском переулке, командовал левый эсер Дмитрий Попов. По обыкновению слегка пьяный, он рвал на груди рубаху, клянясь в преданности Марии. Там собрались руководители партии Саблин, Камков, Карелин, Прошьян и Александрович. По распоряжению Спиридоновой боевики Попова заняли телеграф, обстреляли из орудий Кремль и принялись распространять воззвания, в которых объявили большевиков «агентами германского империализма». Маруся практически заставила эсера-чекиста Попова арестовать Феликса Дзержинского, прибывшего в штаб с требованием выдать убийц германского посла. Весь период мятежа он пробыл там на не очень понятном положении: не то пленника, не то гостя. (Дзержинский никогда не простил своего ареста Спиридоновой). Затем по ее инициативе были взяты в заложники еще 27 большевистских деятелей, включая зампреда ВЧК Лациса, председателя Моссовета Смидовича и др. Большинство частей Московского гарнизона, кроме латышских стрелков, либо объявили о своем нейтралитете, либо перешли на сторону мятежников. На стороне эсеров оказался существенный перевес.