В огне революции(Мария Спиридонова, Лариса Рейснер) - Майорова Елена Ивановна. Страница 69

Не в силах переломить ситуацию, Лариса вынуждена была смириться. Рядом с Радеком она находилась в гуще событий, в меняющемся кругу людей. Он свободно читал и говорил на тринадцати языках, был образованнейшим человеком своего времени и считался лучшим знатоком мировой литературы. Он привлекал острым умом и ярким талантом, умел изящно объединить какой-нибудь исторический эпизод с эротическим каламбуром, чем приводил в восторг слушателей. Все острые политические анекдоты приписывались ему. Его остроты стреляли без промаха и убивали насмерть. Противники трепетали перед ним: он разил их наповал ядом сарказма.

В политических дискуссиях 1923–1924 годов Карл Радек — сторонник Л. Троцкого (особенно в критике Сталина за провал германской революции). Эта позиция оказалась проигрышной, и Радек лишился постов в ЦК и Коминтерне. В мае 1924 года он вместе с Троцким, Бухариным и Луначарским принял участие в совещании ЦК по вопросу о политике партии в области художественной литературы. Произошло жесткое столкновение двух позиций, заявленных на совещании. А.К. Воронский, видный советский литературный критик, редактор и организатор художественной периодики, утверждал, что следует поддерживать все талантливые литературные силы, принявшие Октябрь. Редколлегия журнала «На посту» настаивала на поддержке только пролетарской культуры. Радек оказался, скорее, на стороне Воронского. Куда решительнее это сделал Троцкий. Впрочем, и публичный куратор пролетарской культуры Бухарин на этом совещании подверг напостовцев ядовитой критике и высказался за принцип состязательности в художественной литературе. После речи, произнесенной Троцким на совещании в отделе печати ЦК РКП(б), последовал шквал критики. Особенно остро выступал бывший муж его мимолетной любовницы Раскольников. Но ему ли было тягаться в полемике с таким закаленным в словесных битвах оратором, как Лев Троцкий! Тот не жалел сарказма, пройдясь по недавней отставке Раскольникова с поста посла в Афганистане. «После долгой отлучки Раскольников выступил здесь со всей афганской свежестью — тогда как другие… немножко вкусили от древа познания и наготу свою стараются прикрыть».

Раскольников после отзыва из Афганистана с 1924 года работал в Исполкоме Коминтерна под фамилией Петров. Затем ушел из Наркоминдела так же смело, как три года назад увольнялся с флота, и вступил «на шаткую палубу литературы».

Чувства Ларисы к Троцкому, по-видимому, не остыли. В это трудно поверить, но не щадя самолюбия любовника Радека, она избрала его вестником предложения высокопоставленному советскому деятелю стать матерью его ребенка, в котором соединились бы гармонично красота и талант матери (Рейснер) и гениальность отца — вождя мировой революции. Ради будущего чудо-ребенка она готова была всю беременность провести в постели. Такое необычное предложение объяснялось влиянием на женскую часть общества Александры Коллонтай, пропагандировавшей идею «любви пчел трудовых», когда мужчины и женщины должны свободно порхать с «цветка на цветок», отвергая какую бы то ни было семейную привязанность как «мещанство» и «пережиток частнособственнического отношения к женщине». Но Троцкий отверг предложенную ему честь. При встрече он, как и раньше, любезно разговаривал с ней о литературе и ее значении для воспитания красноармейцев, о других общих вопросах, ничем не напоминая об имевшем место разговоре между ним и Радеком.

Книга очерков Рейснер «Гамбург на баррикадах» была издана 1924 году. В следующем году вышли в свет очерки об Афганистане. Эту книгу Лариса с посвящением подарила Раскольникову. От внутрипартийной борьбы в ВКП(б) Федор Федорович держался в стороне, но симпатию к Троцкому сохранял. Однако если в начале революции он свидетельствовал, что «с огромным уважением относился Троцкий к Владимиру Ильичу. Он ставил его выше всех современников, с которыми ему приходилось встречаться в России и за рубежом… Отзвуки былых разногласий довоенного периода совершенно изгладились. Между тактической линией Ленина и Троцкого не существовало различий», то в 1924 году он писал совсем другое: «Товарищ Троцкий еще рассматривал себя как члена одной общей партии с меньшевиками… В то время он еще не выяснил своего отношения к большевизму и меньшевизму. В то время т. Троцкий еще сам занимал колеблющуюся, неопределенную, межеумочную позицию».

Это еще не предательство, но что-то очень на него похожее.

Последние годы

Энергичная деятельность Ларисы в Германии была вознаграждена хорошей должностью. С января 1925 года Рейснер — штатный работник «Известий». Сотрудничество с газетой складывалось непросто. После долгой борьбы журналистки с главным редактором Ю. Стекловым, он был снят с должности. Однако цветистую прозу Рейснер категорически не принимал и его преемник И. Скворцов-Степанов. По воспоминаниям В. Шаламова он «зарезал» три фельетона Ларисы. Степанов вообще считал такой стиль непригодным для газеты и уволил ее с работы. Она конфликтовала, настаивала на своем праве писать «художественный фельетон». В архиве сохранилось ее заявление в парторганизацию «Известий» по поводу конфликта.

Действительно, особенности литературного творчества Ларисы Рейснер принимали не все. Отмечали увлечение образностью слога, использование длинных и запутанных оборотов, «красивость» на грани безвкусицы и кича. М. Кольцов деликатно отмечал, что излишняя «пряность» стиля делает повествование несколько «вязким». Можно даже согласиться с пролетарским «поэтом-коммунистом» Демьяном Бедным, с большевистской прямотой припечатавшим, что ее проза «нарочито-изломана» и «жеманна». Лидия Сейфулина признавала «пышность» стиля Ларисы, но объясняла его ее внутренним богатством. Даже К. Радек старался если не вовсе искоренить, то приглушить присущую подруге чрезмерную вычурность и «красивость».

Отношения с Радеком переживали взлеты и падения. Ларисе было трудно смириться с положением «второй жены». Время от времени обиженная женщина бросала его, как это случилось, когда она умчалась в многомесячную командировку по Донбассу и Уралу. Оттуда она привезла книгу «Железо, уголь и живые люди», в окончательной редакции которой снова видна рука Радека. На следующий год Лариса по очередному поручению Коминтерна отправилась якобы на лечение в Висбаден — вспомним, что ни Блока, ни Сологуба лечиться за границу не пустили. Но особенно и не скрывалось, что этот вояж использовался не столько для забот о здоровье, сколько для изучения положения германского рабочего класса и выполнения других особых поручений. Результатом поездки стала книга «В стране Гинденбурга».

Впрочем, Лариса была хотя и прекрасной, но, кажется, не очень здоровой. В ее переписке с родителями нет-нет, да мелькнет упоминание о больных ногах, спине, депрессии. И если невозможность выносить ребенка нетрудно объяснить непоседливостью Ларисы, ее резким отказом дать себе отдых, то жестокие приступы малярии, которые надолго выводили из строя, являлись тем врагом, с которым ей постоянно приходилось бороться все последнее десятилетие своей жизни.

Уже не было надежды на помощь Троцкого. Во время болезни Ленина он превратился в единственного отчаянного сторонника и защитника больного. Но его хитроумно изолировали от больного вождя. К 1922 году Сталин стал настолько всесилен в партии, а Дзержинский — в спецслужбах, что выиграть битву против них больной Ленин не мог, даже опираясь на поддержку Троцкого.

Увлекающийся человек, Лариса зажглась темой восстания декабристов, столетие которого отмечалось в СССР в 1925 году. Бунтарка в ней разделяла стремления участников восстания к переменам. Особенно удачным получился очерк о бароне Владимире Ивановиче Штейнгеле, члене Северного общества, составившем «Манифест к русскому народу» о необходимости изменения общественного строя. Почему-то кажется, что писательница видела в Штейнгеле Михаила Андреевича Рейснера.

К этому времени относится единственная известная дружеская связь Ларисы с женщиной — писательницей Лидией Сейфулиной. Они познакомились, когда Лидия Николаевна находилась на волне творческого подъема и имя ее было популярно у читателя. Она уже издала в Москве, Новониколаевске и Екатеринбурге повести «Правонарушители», «Перегной», «Виринея», напряженно и плодотворно работала в редакции журнала «Сибирские огни». Как писали о ней в следственном деле чекисты, «Сейфуллина являлась активным участником троцкистской группы Воронского, была близка не только с ними, но и с троцкистами Примаковым, Зориным и Лашевичем, постоянно вращаясь в их среде. Кроме того, на нее оказывал сильное влияние ее муж, в прошлом активный эсер Валерьян Правдухин, приглашавший в дом людей такого же толка, как и он сам».