Восточный пакт (СИ) - Извольский Сергей. Страница 31

Миновав очередной заполненный мусорный контейнер в тесном проулке, я устроился в закутке, стараясь не обращать внимания на вонь от лужи, натекающей из-под пандуса служебного входа в кафе. В Каструме на задворках улиц было очень грязно — коммунальные службы не справлялись, да и вывозить излишек своего мусора некуда — это не элитный район города, так что горы отходов гнили в труднодоступных взгляду местах. Уровень жизни здесь не настолько низкий, что мусор представляет цену для выживания — как в тех же Южных районах, поэтому его никто активно не собирал и не перебирал, выискивая хоть что-то съедобное или ценное.

Ждать пришлось прилично — не меньше долгих двадцати минут. Мне нужна была машина, и не простая, а городских служб — с галогеновым светом фар, которые в момент поворота слепили на две секунды камеру над углом дома, в котором жила Шиманская. Когда уже начинал нервничать от затянувшегося ожидания, наконец проехал патрульный автомобиль. То, что надо — и когда яркий свет выхватил угол дома, я сорвался с места и не обращая внимания на противно хлюпающую под ногами лужу, выскочил из проулка и пересек открытое пространство улицы.

Минуту отстоялся в тени портика. Патрульные не вернулись, движения никакого рядом нет — получилось. На миг позволив себе расслабиться, я выдохнул. Сейчас, вместе с памятью Олега, я познавал смутно знакомый окружающий пейзаж заново, словно попав в однажды пройденную компьютерную игру, только теперь обозревая ее уже в реальности.

И меня потрясывало немного в мандраже — понимал, что если совершу ошибку, последствия окажутся самые реальные. Задерживать меня точно без деликатности будут, защиты контролирующего обучение Войцеха сейчас нет.

Задержание даже в обычном порядке весьма неприятный процесс. И если я попробую скрыться, тогда стражи будут работать жестко, а когда по тебе стреляют на поражение без душевных терзаний и обязательных объяснительных, вообще грустная история.

Пока свет фар неторопливо удаляющейся патрульной машины не скрылся за углом, осматривался. Изначально дома в Каструме, соответствуя названию, строились в античном стиле (в античном эконом-стиле). С годами и уплотнением квартала вместо сквериков, площадей и парков стали появляться серые прямоугольники высоток, уродливые хозяйственные постройки, выросли трубы дополнительных котельных. После все это оказалось опутано сетью проводов в стиле индийского Дели и разбавлено горящими ядовитыми цветами вывесками на китайском — в результате Каструм стал самой настоящей витриной победившего киберпанка.

Когда патрульная машина удалилась из поля зрения, я аккуратно прошел несколько метров вжимаясь в стену. Встав так, что от камеры на соседнем доме меня прикрывал раскидистый красный клен, я полез наверх по крупной кирпичной кладке. Пожарная лестница была недалеко, за углом, но не для меня — камерой она просматривается.

Забравшись на третий этаж, я прошелся по карнизу — стараясь не смотреть вниз, и перевалился через невысокую балюстраду небольшого, почти игрушечного балкончика, на котором еще умещался небольшой столик и стул.

В квартире за прозрачной балконной дверью было темно, никакого движения не угадывалось. Может Анжела спит, а может дома нет. Если спит, вскрывать дверь опасно — Шиманская может сначала через дверь пулю в меня всадить, а только потом спросить зачем пришел. С другой стороны — если сейчас постучусь, предварительную пулю получу с гораздо большей вероятностью. До этого, в режиме тренировок с Войцехом, в квартиру к Анжеле я проникал тогда, когда она гарантированно отсутствовала дома, так что сейчас оказался перед необходимостью импровизации.

Балконная дверь здесь была арочная, под античный стиль, но в пластиковом исполнении. Достав нож, сковырнул с одной из стеклянных секций уплотнительную резинку, сняв ее по периметру. Здесь пригодился функционал одежды — в моей куртке над манжетами рукавов присутствовали встроенные вакуумные присоски, на которых, в теории, можно было подниматься по гладкой поверхности. Очень давно можно было, когда куртка еще использовалась по назначению, а не пришла в негодность для городской охоты и направилась огульными путями в секонд-хенды нижнего города, где закупались кандидаты в молодежные банды.

По стене не подняться, но для того, чтобы подцепить и аккуратно вытащить стекло, присоски хватило — отставив его в сторону, я открыл дверь и настороженно зашел в квартиру. В неплохую квартиру: гораздо больше размерами чем та, в которой до этого жили Войцех с Олегом. Даже кухня тут поражала размерами — вдвое больше капсульной коморки горничной, вместе с которой я провел ночь не так давно.

Комната пустая и просторная, кровать застелена, света и шума не слышно. Осторожно обойдя помещение, заглянул на кухню и в ванную комнату. Никого.

Или Анжела сейчас на дежурстве, или ее уже «убил» Халид. Последнее вряд ли, все же времени на подготовку операции ему потребуется явно больше, чем две недели. Приведя в порядок балконную дверь, я решил подождать в лаунж-уголке просторной комнаты.

Анжела Шиманская часто работала в паре с моим опекуном Войцехом, так что заработок позволял ей оплачивать аренду квартиры в одном из престижных домов Каструма, и не отказывать себе в житейских удовольствиях, о чем буквально кричала обстановка жилья.

Устроившись в мягком кресле-груше, я принялся ждать.

Возможно, Шиманская на смене. Это будет не очень хорошо, потому что тогда мы с ней увидимся лишь завтра утром, и в этом случае мой план с проникновением к Мюллеру с ее помощью сработает, но тогда возникает дефицит времени на встречу с Халидом. Придется импровизировать и искать его днем без предварительного плана, а импровизировать я не очень люблю. И это значит, придется выбирать — или увидеть Халида, или Мюллера.

Надеюсь, Анжела все же сегодня не на смене — Шиманская любила отдыхать, и дома как правило в свои выходные появлялась поздно, гуляя по клубам. Ладно, выбора у меня особо и нет — только ждать.

О том, что Анжела заявится домой с кем-то, я даже не волновался. Близких друзей-подруг в полиции Града у нее было, а насчет мужчин — при всей своей привлекательной внешности Шиманская явно, даже агрессивно явно, демонстрировала свою полную асексуальность — отсутствие полового влечения. Хотя по воспоминаниям Олега, по сохранившимся в моей памяти обрывкам его разговорам с опекуном Войцехом, я «вспомнил», что Шиманской как женщиной интересовались очень и очень многие.

Неожиданно мой взгляд наткнулся на несколько игрушек для взрослых, валяющихся в художественном беспорядке поодаль, в самом углу. Заинтересовавшись, я подошел ближе и хмыкнул, удивившись нескольким затейливым решениям. После открыл поочередно несколько дверок встроенного в стену шкафа и обнаружил еще ряд находок, подсказавших что Шиманская, судя по инвентарю, совершенно не асексуальна.

Видимо, либо она за показательной асексуальностью скрывала весьма горячий нрав, либо аутосекусальность — удовольствие только в самоудовлетворении, недавно вполне признанное на территориях корпораций как отдельная сексуальная ориентация.

Проведя рукой по коллекции одежды, я прикрыл за собой дверь с некоторым смущением: то, что сейчас увидел, мне явно не предназначалось. И ведь раскиданные игрушки на полу не уберешь и не прикроешь — мол, не видел я их. Впрочем не думаю, что Шиманская не станет сильно расстраиваться по этому поводу. Разговор у нас с ней предстоит серьезный — вопрос жизни и смерти, тут о забытой на видном месте взрослой игрушке особо переживать не будешь.

Вновь устроившись на мягкой груше кресла, я подумал не на нем ли Анжела забавляется сама с собой. Пришлось даже приложить некоторые усилия, чтобы эти мысли отогнать — возраст и гормоны сказываются. Отвлекаясь, я принялся рассматривать картинки памяти Олега, вспоминая жизнь в протекторате.

Постепенно расслаблялся и начал даже понемногу дремать. Общее напряжение ожидания полностью провалиться в сон не давало, но и бодрствованием данное состояние не назовешь — я словно плавал на границе сна и яви. Щелчок дверного замка заставил меня вздрогнуть, а накатившая полудрема исчезла моментально.