Собирая воедино (ЛП) - Рид Калия. Страница 25

Может, мне не следует ворошить прошлое. Красота начала нашего брака медленно угасла, оставляя отношения с кислым привкусом. И, если это только середина нашей истории, то что же будет в конце?

Я содрогаюсь от одной только мысли.

Время может приглушить боль и затянуть раны, но сейчас они снова раскрылись, и я снова чувствую боль в сердце. Напоминаю себе, что мое сердце не бьется. Просто живет, подпитываясь словами.

Оно все в синяках. Порой мне кажется, что оно вот-вот развалится, но сердце говорит мне:

Мне больно.

Не обращая внимания на боль, я знаю, что найду выход. Я слишком далеко продвинулась. Поздно возвращаться назад… верно?

Плач Эвелин нарастает, и я вздрагиваю. Я кладу ее голову себе на плечо и нежно потираю по спинке, пока иду по коридору.

— Все хорошо, — шепчу я, — все хорошо.

Элис недовольно на меня смотрит, но ничего не говорит.

Эвелин продолжает плакать. И что бы я не делала, она не останавливается. Я даже напеваю ей на ушко колыбельную — стопроцентный способ успокоить ее. Не помогает.

Нескончаемый поток вопросов проносится в голове: Разве я не даю ей достаточной любви и внимания? Она болеет?

Кажется, что чем больше я вспоминаю, тем глубже становится этот странный и пугающий разрыв между нами, словно нити, связующие нас сделаны некачественно. Кажется, что расстояние между нами растет. У меня нет ни малейшего понятия, как это остановить.

Прежде чем зайти в кабинет к доктору Кэллоуэй, я останавливаюсь и беспомощно смотрю в глаза дочери.

— Пожалуйста, прекрати плакать, — молю я.

Она моргает, ее светло-коричневые ресницы склоняются к щекам, и она грустно на меня смотрит. Рев прекращается, но она ерзает в моих руках, словно предпочла бы находиться на руках у любого другого человека, но понимает, что этому не бывать.

Прежде чем уйти, Элис бормочет себе под нос:

— Фэйрфакс не место для ребенка.

Сделав глубокий очищающий вдох, я стучусь в дверь, прежде чем войти. Доктор Кэллоуэй приветствует меня, и я устремляюсь к креслу, в котором постоянно сижу. Очень быстро, я начинаю смотреть на Фэйрфакс, как на транзитную остановку между моей старой жизнью и той, которая ждет меня за пределами его стен.

Я отвечаю на привычные вопросы привычными ответами. Между нами нарастает напряжение.

— Готова к новой порции снимков? — спрашивает доктор Кэллоуэй с улыбкой.

Я безумно боюсь увидеть остальные моменты прошлого, но вместе с тем и завишу от них. Я должна узнать остальное.

— Готова.

— Замечательно.

Перед ней уже лежит мое дело. Она достает только три фотографии.

Первая: мы с Уэсом. Сидим напротив друг друга. Рядом с моей наполовину наполненной тарелкой с едой стоит бокал вина. Бокал Уэса пуст. Он смотрит в объектив с улыбкой на лице. Но это все неправильно: в его улыбке нет чувств, только мрак, от которого мурашки бегут по спине. Выражение моего лица совсем иное. На нем нет улыбки. Ни намека на счастье. Я выгляжу запуганной, в моих глазах плещется страх.

— Следующая, — говорю я немного громче, чем следовало бы.

Вторая фотография более старая. Края слегка потерты, сам снимок приобрел желтоватый оттенок. На нем маленькая девочка. За ней обычная детская площадка. На девочке красно-синее платье с черными кружевами на юбке. Ее полненькие ножки в черных колготках. Большая красная повязка на волосах. Она улыбается фотографу большой беззубой улыбкой.

— Это я.

Доктор Кэллоуэй не отвечает. Я нарушаю нашу рутину, но так хорошо, наконец-то, вспомнить что-то до потери памяти. Эта фотография в увеличенном формате висела в рамке дома у мамы, рядом с фотографией брата. Она с любовью смотрела на них, с едва заметной улыбкой на лице. Будучи подростком, я не понимала значение этой улыбки, но родив Эвелин, поняла.

Третья: мы с Синклэром. Кровь закипает в венах, когда я смотрю на нас вдвоем. Мы на какой-то вечеринке. На заднем плане шарики и серпантин. Нас окружают счастливые люди, имена которых я не могу назвать. Кажется, мы танцуем. Его рука держит в воздухе мою руку, а я кружусь. Юбка платья поднимается и кружится. Моя свободная рука поднята ладонью вверх, пальцы растопырены, словно я пытаюсь поймать момент. Волосы падают мне на лицо, но я все равно смотрю на Синклэра с широкой улыбкой. Я вижу только его профиль, но, заметив небольшую ямочку у него на щеке, понимаю, что он тоже улыбается.

Доктор Кэллоуэй ускоряет процесс. Начинает перелистывать картинки туда-сюда, снова, и снова, и снова. Я могу вспомнить момент, когда я была ребенком, но моя память сосредоточена на нас с Синклэром. Чувствую, как трещит воздух. Слышу, как хлопает дверь машины. Звучат голоса.

Медленно я погружаюсь в воспоминание.

Я охотно следую за ним…

ГЛАВА 18

Май 2014

Каждый новый год брака несет за собой ссоры, слезы и страхи. Но также и счастье, улыбки и смех, которых всегда должно быть больше. Всегда.

Я пыталась убедить себя в этом, пока сидела напротив Уэса в ресторане, но четко осознавала, что все это было фарсом. Прошли те дни, когда мы жарили тосты, давали друг другу обещания и обсуждали наше будущее.

Между нами выросла стена. Невидимая. Незаметная для посторонних глаз. Только для нас. Порой я забывала про нее. Иногда я скучала по тому Уэсу, в которого была влюблена, искала его, но найти его не удавалось.

Расстояние образовалось не сразу. Мы превратились из влюбленных в незнакомцев не за одну секунду. Чем больше времени проходило, и чем дольше я не могла забеременеть, тем сильнее во мне нарастала обида и разочарование. Возможно стать партнером и было мечтой Уэса, но не моей. Он возвращался домой все позже и позже. Я «состояла в отношениях» с его автоответчиком. Я пыталась понять, как мы пришли к этому. Это из-за моего отчаянного желания завести семью? Из-за способности Уэса разозлиться за секунду?

Этого я не знала, и это сводило меня с ума.

Наш брак, который поначалу казался таким нерушимым, сейчас находился в плачевном состоянии. Помню, когда мы только были помолвлены, я качала головой, когда видела пары, которые разводились, расходились. Про себя я всегда думала: с нами никогда такого не случится. Мы никогда не запустим все до такого состояния.

Но вот они мы.

Вот и мы.

Я медленно размазывала еду по тарелке, и смотрела на Уэса. Все его внимание было сосредоточено на еде, словно поесть он мог лишь сегодня.

Никакой счастливой годовщины. Ничего.

Я не ожидала шикарного праздника или подарков. Я просто хотела заявления, типа «Эй! Мы прожили еще один год вместе! Следующий год будет еще лучше!»

Но мы уже практически закончили ужин, а я все еще не видела никаких признаков приближения подобного заявления.

Уэс вытер губы салфеткой и бросил ее на стол. У него был воинственный взгляд, словно он был охотником, а я его добычей. От этого взгляда я заерзала на стуле.

— Ты будешь доедать? — спросил он.

— Я не голодна.

Он усмехнулся.

— Виктория, Виктория…

— Что?

Он передвинул руку и уставился на меня.

— Что ты имеешь в виду под этим «что»? — спросил он на тон выше, — Мне что, нельзя произнести твое имя?

Добрую секунду я смотрела ему в глаза, пытаясь найти хоть что-то от того Уэса, которого любила. Не смогла найти ни малейшего намека на него.

— Что?

— Боже, мы облажались, — сказала я, закрыв лицо ладонями.

Он поднял на меня глаза, полные ярости и боли.

— Нашла что сказать.

— Это правда.

Я подняла голову и уставилась в его пустые глаза.

— Ты меня хоть еще любишь?

— Конечно.

— Можешь сказать мне, что любишь также сильно, как и в самом начале?

— Нет, могу сказать, что стал любить тебя еще сильнее, — произнес он с такой серьезностью и убежденностью, что я практически ему поверила.

Практически.

Любовь трехмерна. Такая глубокая и обширная. Такая могущественная, что ты не можешь произнести и слова, чтобы это не отразилось у тебя во взгляде.