Призрачное счастье - Веснина Елена. Страница 54
— Я ухожу.
— А если Доминика Юрьевна спросит, где вы? Что сказать? — поинтересовалась Юлька.
— Скажешь — уехал в Озёрку, — приказал Сергей. Шварц ужасно обрадовался звонку Доминики.
— Доброго здоровья! Так у вас говорят! Я рад вас слышать, госпожа Никитина! Мои поздравления, надеюсь, вы снова на седле, в коне?
— Да, почти на коне, — улыбнулась Доминика. — Как продвигаются наши дела с дизайном ресторана «Ника»?
— Извините, я немного не понимаю. Вы вернули все материалы. Мы готовим новый проект, — возразил Шварц.
— Кто вернул? Мы же с вами перед отъездом утвердили эскизы, — растерялась Доминика.
— Но фрау Амалия сказала, что «СуперНику» не устроило решение, и попросила кардинально все переделать. Кого из вас мне слушать?
— Герр Шварц, простите великодушно! заторопилась Доминика. — Это недоразумение, фрау Амалия не так меня поняла, только и всего. Прошу вас, продолжайте работу по нашим с вами договоренностям.
— Хорошо, я доволен, — хохотнул Шварц. — Мне очень нравился предыдущий проект.
— Мне тоже очень нравится ваша работа. Я рада, что мы сотрудничаем с вами. Желаю вам удачи и жду от вас вестей! До свидания. — Ей стало нехорошо. Заболела голова, тошнота подошла к горлу. — Юля, внизу стоит машина, там Борис Михайлович, попроси его срочно подняться ко мне.
Борюсик взлетел по ступенькам, кинулся к Доминике, помог ей подняться.
— Никуша, давай я тебя на руках в машину отнесу.
— Господи, так хочется, но нельзя. Нельзя, Борюсик, — шептала Доминика. — Мне надо держаться молодцом, как будто ничего не произошло. Сотрудников пугать нельзя.
Медленно, шаг за шагом, Доминика и Борюсик брели по коридору.
— Все хорошо, все хорошо, все отлично, все замечательно… — уговаривала себя Доминика.
Вчера у нее было все, сегодня — ничего. У Сергея бабы, у папы — новая дочь, у Амалии — ее бизнес. Все, кого она любила, ее бросили. Сначала мама, потом Сергей, папа, Амалия. Устала она держаться, не хочет бороться, даже за собственную жизнь.
Кое-как они добрались до лифта. И там Доминика потеряла сознание. Борис подхватил ее, затащил в лифт, а потом всю дорогу до больницы уговаривал:
— Ника, говори со мной, потерпи, не теряй сознание. Держись, Никуша, это все я виноват, дурень! Повелся на твои уговоры. Нельзя было тебе выходить! Алло! Пожалуйста, бригаду в приемное! Везу Никитину… Состояние критическое…
Когда Борис подрулил к больнице, оттуда выбежали медики с каталкой, помогли Доминике выйти из машины, положили на каталку и бегом покатили в палату.
Когда Доминика ушла, Юрий Владимирович обхватил голову руками. Он жутко распереживался. Артем тоже загрустил. Одна Диана, напевая, накрывала на стол.
— Кушать подано, прошу, — пригласила она, и мужчины удивились, что кто-то еще может говорить о еде.
— Я, пожалуй, пойду, — неожиданно сказал Артем.
— Не понимаю, что случилось? — надула Диана губки. — Подумаешь, одна нервная дамочка прибежала, ни в чем не разобралась, наговорила с три короба разных глупостей, что ж, из-за этого голодными оставаться?
— Не смей так говорить о ней, — возмутился Юрий Владимирович.
— Диана, прекрати.
— Приехали, — Диана кипела от возмущения. — Теперь я во всем виновата? Да я вела себя, как ягненок перед волчьей пастью. Тряслась осиновым листом, преданно заглядывала сестрице в глаза. Не помогло.
Артем схватил шлем и выскочил из комнаты.
— Артем! — испугалась Диана.
Юрий Владимирович тоже ушел.
Диана осталась одна. Подумала-подумала и пошла искать Артема.
Конечно, был он в байкерском клубе.
— Тёма, прости меня, — попросила Диана.
— За что?
— А я не знаю за что. Вы все разбежались, ты — в одну сторону, папа — в другую. Я осталась одна. В чужой квартире. И я же чувствую себя виноватой. Что произошло?
— А ты сама не понимаешь? — удивился Артем.
— Я не сказала ей ни одного плохого слова. Если кто и виноват, так это она. Напала на меня, не разобравшись, что к чему. Психованная какая-то.
— Замолчи! — прикрикнул Артем.
— А что я сказала? Да таких, как она, в другой больнице держат. За крепкими замками, чтобы на людей не бросались и не кусались.
— Диана! — заорал Артем, и Диана отшатнулась, чуть не плача:
— Ты… ты… ты впервые на меня крикнул.
— Прости, малыш, но ты не даешь мне слова вставить. Ты не права. Ты меня совсем не слышишь.
— Потому, что вы делаете меня виноватой во всем. Как будто это я ворвалась в дом и наговорила всем гадостей. — Артем молчал. — Так что? Это я обещала вызвать милицию, юристов, адвокатов? Еще бы пожарную команду и «скорую» для себя пригласила. Тушить приступы агрессии. И лечить больную фантазию. Что ты молчишь!? Ты, наверное, забыл, что она тебя дурачком в бандане назвала.
— Все?
— Все! — выкрикнула Диана.
— А теперь я скажу. А ты послушаешь. Ты только на минуту поставь себя на ее место. И на секунду вспомни, что она после тяжелой травмы. Представь, что ты приезжаешь к маме и встречаешь новоявленную взрослую сестру. Которая тут же начинает качать нагло права.
— Значит, я наглая?!
— Ты нагло вела себя. И не кричи, люди подумают, что мы ссоримся, — попросил Артем.
— А мы не ссоримся?
— Я с тобой не ссорюсь. Я пытаюсь объяснить тебе, что произошло.
— Ты ее защищаешь!
Артем помолчал и спросил:
— А чем она занимается?
— Торгует, торговка она, твоя Доминика, — зло бросила Диана.
— «СуперНика» — ее супермаркеты?
— Ну и что? Подумаешь!
— В ее возрасте создать империю это, Диана, не «ну и что».
— Ну да! Теперь ты еще ею и восхищаешься!
— Что за ребячество? Ведешь себя, как маленькая глупышка.
— Ах так! Я — глупышка?!! — Диана заплакала и выбежала из клуба.
Рита заглянула к консьержке. Та вскочила, испуганно замахала на нее руками:
— Тебе чего? Ты что?
— Не боись, свои, — Ритка улыбнулась, протянула пачку печенья и пакет чая. — Там так одиноко, в этом замке, как в карцере. А я же без людей не могу, я всю жизнь в коллективе. То среди обезьян, то среди торгашей.
Вот, думаю, дай зайду к вам, чайку попьем с печеньицем. Больше ничего там не нашла. У вас чайник есть?
Ритка так мило и обескураживающе улыбалась, что консьержка растаяла:
— Так я захожу? — подмигнула Ритка.
— Ладно, заходи, — смилостивилась консьержка.
— Вас как зовут?
— Любовь Дмитриевна, — представилась консьержка.
— А можно я вас буду называть по-человечески, тетей Любой? — попросила Ритка. Консьержка нерешительно пожала плечами. — Теть Люб, а меня зовут Ритка Калашникова, я работаю на базаре в посудном ряду.
— Где? — захлопала глазами Любовь.
— На базаре, в посудном ряду. Там меня каждый знает. Ритка Автомат. Ой, теть Люб, у меня там такие сервизики есть, просто обалдеть. Если вдруг чего, так без проблем, я вам даже со скидкой, по знакомству.
Они долго чаевничали. Ритка рассказывала о себе.
— Есть у меня один недостаток, теть Люб. Вот кто-кто, но я — за справедливость. Не могу пройти мимо, когда кого-то надувают или обижают. И хамства терпеть не буду.
— Какой же это недостаток, это — достоинство.
— Поживите с этим достоинством и поймете, каково оно! Очень уж таких достойных не любят! Вот, помню, работала я оператором выгула собак, — ударилась в воспоминания Ритка.
— Оператором чего? — переспросила консьержка.
— Выгула собак. Это когда у состоятельных людей нет времени выгуливать своих питомцев, а собачкам гулять надо. Я ходила, собирала нескольких — когда двоих, когда троих, и гуляла их трижды в день.
— Чего только не придумают. И что, собаки не ссорятся, когда гуляют такой сворой?
— А чего им ссориться, они ж не люди. Просто по-умному нужно компанию подбирать. Если двое: лучше мальчик-девочка. Собачий мальчик никогда собачью девочку не укусит. А если больше, тут уже другой принцип. И был со мной такой случай. Работала я у одного богатого дяди. Сначала у него собачек выгуливала. А потом он решил меня… выгулять.