Тайный враг - Веснина Елена. Страница 16

— Ольга Алексеевна! Какая приятная неожиданность!

— А я иду, смотрю — свет горит, дай, думаю, зайду, вдруг вы открылись.

— Мы, собственно, и не закрывались, — бодро начал Борюсик и сник. — Просто сюда никто не ходит… Раньше меня пациенты доставали из-под земли, из-за моря, а одна влиятельная дама даже на борт самолета умудрилась дозвониться. Я был нарасхват. И вот наконец долгожданный отпуск. А мне грустно…

— Как я вас понимаю, дорогой Борис Михайлович, — посочувствовала Ольга Алексеевна. — Медицина похожа на то, чем занимаюсь я. Телевидение не отпускает ни днем, ни ночью. Мечтаешь убежать на край света, а в отпуске на третий день начинаешь составлять план новой программы.

— А мне сейчас и планировать нечего. Доктор Медведев никому не нужен, забыт и проклят. Сик транзит глориа мунди — так проходит слава земная.

— Перестаньте, Борис Михайлович. Давайте поговорим о чем-нибудь более веселом…

— А давайте выпьем! — предложил Борюсик.

— Здесь? — изумилась Ольга Алексеевна.

— Именно здесь. Никого видеть не хочется.

— Давайте, это даже романтично. Но что мы пить будем?

Борюсик достал из-под стола вазочку.

— Обижаете, — сказал он. — Я хоть и разжалованный, но врач. И пятьдесят граммов спирта для прекрасной женщины у меня всегда найдется.

Михаил чинил игрушки. Лёля вертелась рядом и щебетала:

— Пап, ты научишь меня водить машину?

— Зачем тебе это? — спросил Михаил.

— А у нас в детдоме был мальчик, Саша Василенко. Его тоже забрали папа с мамой. Он приезжал в дом с конфетами и рассказывал, что папа учит его водить машину. Я тоже хочу…

Михаил вздохнул, погладил девочку по головке. Потом позвонил жене:

— Танюша, как ты там?

— Спасибо, что наконец обо мне вспомнил, — обиженно заметила Татьяна.

— Танюша, я подумал, тебе, наверное, нужно побыть одной. Все взвесить, подумать в тишине. И чтобы тебе не мешать, мы сегодня останемся ночевать в доме Никитиных.

— А нечего взвешивать. Я свое слово уже сказала.

— Прошу тебя, не торопись.

— Чужие дети мне не нужны. У нас свой ребенок будет. Так что лучше сам в тишине там подумай, что тебе дороже. Мы с… сыном или чужие подкидыши с сомнительной родословной, — отрезала Татьяна.

— Они — не щенки и не котята, — увещевал ее Михаил.

— Тем хуже для них. — Татьяна бросила трубку.

Михаил совсем расстроился.

— Пап, а давай мы будем жить здесь. А мама пусть там живет. Мы будем в гости ходить. По праздникам, — предложила Лёля.

Елизавета Андреевна открыла дверь, и Доминика спросила:

— Заждались?

— Я думала, ты уж не приедешь.

— Елизавета Андреевна, я вам потом все объясню. Я попала в неприятную историю. Пустите меня к вам на постой?

— Прости, я не поняла: ты хочешь здесь жить? — удивилась Елизавета Андреевна.

— Больше мне просто негде, — призналась Доминика.

— Но у меня всего одна комната. А ты, наверное, не привыкла к тесноте.

— Елизавета Андреевна, голубушка, я сейчас согласна даже на коврик у дверей. Если вы меня прогоните, мне останется только ночевать на вокзале.

— Господь с тобой, Ника, что ты такое говоришь! Конечно, оставайся. Где твои вещи? — засуетилась Елизавета Андреевна. — Знаешь, я даже рада. Мне так одиноко вечерами. Поговорить не с кем, и даже телевизора нет. Раньше не покупала, считала рассадником глупости и дурного вкуса. А теперь вот состарилась, стихи по вечерам читать устала. Так порой грешным делом и подумаешь: не сменить ли Есенина на Нагиева… Да только пенсия не позволяет.

Через некоторое время они уже сидели в маленькой комнатке за столом, накрытым бархатной скатертью с бахромой. Над столом висел оранжевый абажур.

— А помните, Елизавета Андреевна, как вы учили меня манерам? — спросила Доминика.

— У меня была воспитательница из бывших, я многое у нее почерпнула. А ты что-нибудь помнишь из моих уроков?

Доминика стала цитировать по памяти:

— Боритесь со стремлением к богатству, человека должно удовлетворять скромное довольство. Побеждайте в себе склонность к блеску и роскоши, они делают нас рабами суетного света.

Они, как и спесь, могут нанести вашим честным правилам роковой удар и развратить ваше сердце.

— Браво, — похвалила Елизавета Андреевна. — Не думала я, что мои слова так западут тебе в душу. А следовала ли ты этой заповеди, дочь моя?

— Трудно сказать… У нас с вами будут деньги, Елизавета Андреевна, не переживайте. И телевизор мы купим. Завтра я иду устраиваться на работу.

Елизавета Андреевна молча кивнула.

Сергей уже собирался уходить, когда в его кабинет ворвался Юрий Владимирович.

— Ты куда? Постой! Ты от меня не уйдешь! — закричал он Сергею.

— Что за тон, падре? Приличные люди, тем более литераторы, сначала здороваются, а потом уже начинают сеять разумное, доброе, вечное.

— Фигляр! — негодовал Юрий Владимирович. — Где ты взял доверенность на управление имуществом Доминики?

— Где взял, где взял — купил.

— Она не могла тебе ее дать ни при каких обстоятельствах. Она знала тебя.

Разговор Сергею явно не нравился:

— Ну вот, начинается. Откуда вы знаете, что могла и чего не могла сделать ваша взбалмошная дочь? Смогла же она на папином юбилее бросить мужа на глазах изумленной публики. Так что, извините, от такой дамочки всего ожидать можно.

— Ты продал ее акции? — в упор спросил Юрий Владимирович.

— А вот это, папаша, уже вообще не ваше дело. Мои акции, что хочу, то и делаю.

— Они не твои. Это Доминика вкалывала, как безумная. Это плод ее работы и таланта, это — ее компания, на которую ты не имеешь права.

— Фазер, вы однообразны и повторяетесь. У литературного работника должен быть больший словарный запас. Я вот недавно вычитал, что у Вильяма нашего Шекспира…

Юрий Владимирович бросился на Сергея:

— Негодяй!

— А это уже оскорбление, — сказал Сергей отступая. — Я вызову вас на дуэль. На авторучках. Кто кого больше измажет, тот и победит. О, понимаю, такие условия кажутся вам слишком низкими. Тогда сразимся как истинные дворяне: на степлерах до первой крови.

— Ты взял у нее доверенность в больнице? Как ты туда проник?

— Это моя маленькая тайна.

— Отвечай! — требовал Юрий Владимирович.

— Доннер веттер! Хватит уже на меня орать, либэр фатер.

— Ты отсюда не выйдешь, пока не расскажешь мне всей правды. Думаю, что ты подкупил врача или сестру, и Нике подсунули листок для подписи… Бедная моя девочка!

— Снявши голову, по волосам не плачут. Чего уж сейчас убиваться? Зато ее деньги в надежных руках. Я смогу ими распорядиться с пользой для дела.

— Ты даже не пытаешься отпираться. Значит, я угадал. — Юрий Владимирович нервно заходил по кабинету. — Ее накачали лекарствами и заставили подписать доверенность. А сказали, что она подписывает ее на мое имя. Простенький трюк. До него мог додуматься даже такой недалекий подонок, как ты.

— Снова оскорбление! Условия дуэли придется ужесточить. Будем бросаться помидорами, с семи шагов, до наступления смерти одного из противников.

— Доминику я тебе не прощу, — пообещал Юрий Владимирович.

— Да плевать я хотел на вашу Доминику. Это ж надо было еще и имечко такое придумать. Леди — доминатор. Только я, извините, не раб — устал исполнять приказы и хочу свободы. И вообще, вся ваша семейка мне изрядно надоела.

Зазвонил телефон, и Сергей взял трубку:

— Да, слушаю.

— Нам нужно встретиться. На два слова. В твоих интересах. — Это была Танюша, жена Михаила.

— Приезжай, раз так. — Сергей положил трубку. — Ох уж эти женщины, никак они меня в покое не оставят.

Сергей обошел неподвижно стоящего Юрия Владимировича и направился к выходу. У двери обернулся:

— Прощайте, граф. Жду ваших секундантов.

Поздно вечером Рита вышла из кабинета и обнаружила, что Юля все еще на работе.