Люди Красного Яра(Сказы про сибирского казака Афоньку) - Богданович Кирилл Всеволодович. Страница 3
Может, и невелик был острожек — сажен пятьдесят-шестьдесят по каждой стороне, да дорог казакам: потому первое — сами ставили его, а другое — дале их никого из русских людей не было в сих местах.
Федька с Афонькой постояли, полюбовались.
— А еще много ладить, — молвил Федька. — Обламы [9] ставить, да ров копать, да вал сыпать.
— Много, — согласился Афонька.
И они пошли к становищу, где горели костры, двигались в сумраке тени. Доносился гомон людской. Пахло варевом.
— А сколь уже сделано… — вновь начал Федька.
— Тож много. Так ить нас-то, почитай, три ста тут. Чо уж…
— А сколь бы ни было. Все едино — быстро мы острог ставим.
— Как не быстро, коли воевода понужает все…
Да, что верно, то верно. Невдаве пришли они сюда, на Красный Яр. Еще не стерлось в памяти, как гуляли по городу Тобольску…
Шагая в сгущавшейся теми, Федька с Афонькой вспоминали, как попали сюда, в Тюлькину землицу на речке Кача.
А дело было так.
Шатался однова Федька на торжище с утра самого промеж люду разного.
Народ на торжище всякий. И молодой, и старый. И мужики и бабы; служилые — стрельцы да казаки; пашенные и посадские — русские и новокрещенные; гулящие [10] люди; женки казацкие и стрелецкие.
Глазел Федька по сторонам: покупать-то ему не на что было — поиздержался да испрожился весь. Глядел на товар красный в лавках и на рундуках, что люди торговые выставили, на мягкую рухлядь, что люди промышленные в тайге добыли, глядел на хлебные торги, на кузнецкие поделки, на оружейников.
И только хотел Федька вспять поворачивать, чтоб до слободы идти, где жилье имел, как услышал — тулумбас [11] бьет. Протискался. Увидел — бирюч [12] стоит дюжий, борода — что помело, из-под бровей лохматых глаз не видать — и оглашает по торжищу, в грамоту глядючи:
— …Указал государь-царь и великий князь Михайло Федорович всея Русии в Качинской землице на Красном Яру поставить острог… И для того острожного ставленья велено прибрати вновь в Тобольску и в иных сибирских городах атаманов и казаков, и свое государево денежное и хлебное жалованье велел им оклады учинить…
— Ты гли-ка, жалованье денежное, — сам себе сказал Федька и стал слушать дальше, что выкликал бирюч.
А тот оглашал, чтоб вольные люди всякие шли в государеву службу, в казаки, в Качинскую землицу для того острожного ставленья. А государева жалованья на платье и пищали [13] велети из казны дать. А послать тех новоприбранных атаманов и казаков из Тобольска в ту Качинскую землицу указал государь с Ондреем Дубенским…
Дослушал Федька указ до конца и потом враз за бирючом — на воеводский двор. А за ним еще несколько, и осередь них один молодой мужик пошел, из вольных же, как он, Федька, из безденежных же людей, Афонькой звать сказался.
Вот так, по великой нуже, и поверстались они в полк к воеводе Ондрею Дубенскому на острожное ставление и на государеву службу. А каждому, кто верстался на то острожное ставление, указаны были денежные оклады и государево хлебное жалованье: деньгами по пяти рублев на год, да ржи пять четей [14] с осьминой, да круп одна четь, да соли пуд три четверти. А выдавали жалованье на два года вперед. Да еще жаловал царь людей охочих, кто в Тюлькину землицу шел, припасом для огненного боя: свинцом да зельем [15].
Получили Федька с Афонькой задатку малую толику на прокорм да на одежонку, поставили кресты в столбце у дьяка, погуляли в кружале [16] царевом три дни.
Сидели Федька с Афонькой за столом дощаным, не строганым, на лавке деревянной. Что с денег тех, какие получили они? Их, денег тех, хоть еще столь, да еще пол столь, да еще четверть столь — все едино не хватит, чтоб весь доспех казацкий справить. Чего уж там!
Пили Федька с Афонькой вино с тобольской винокурни, пили — не закусывали. Слушали, как поет слепец-странник побывальщину про атамана Ермака Тимофеевича, как он поганого царя Кучума побивал, и думали свои думы.
А в кружале — черт те чо. Кто пьет, кто уже песни орет, а кто соседу и во власы доспел вцепиться али в бороду, кто девку-блудницу тискает — шум, крик, визг, брань непотребная — срамотища!
Кружилась Федькина голова хмельная, плыло и качалось все кругом. И уж чудилось ему, что идет он с ватагою по Енисею-реке. Стал Федька, сидючи на лавке, грести, песню петь. Вскочил — лавку опрокинул, стол посунул — посыпались на пол кружки да кувшины.
Тут ухватил Афонька хмельного товарища поперек тулова и уволок от греха подальше, потому как целовальник [17] грозиться стал: ярыжек-де [18] сейчас кликну.
Вот с той кабацкой гульбы и обзнакомились Федька с Афонькой.
Деньгам новоприбранные казаки, конечно, рады были, хоть и скупо дали им денег. Да ино правду сказать, не только корысти ради-для поверстались они на острожное ставление. Не корыстники токмо были. Лестно было им первыми идти в места дальние, украйные, в места незнаемые, первыми сыскать и привесть под высокую руку государеву новые землицы, новых людей ясачных.
Молодцы Афонька с Федькой были добрые. Молодые оба — годов по двадцати с небольшим, ладные и крепкие. Горячие — страха ни пред чем не ведали. И с лица видные оба. Только у Афоньки волос светлый, а у Федьки темный. У Афоньки глаз светлый же, серый, и бровь прямая, а у Федьки глаз темный, карий, а бровь дугой поднялась. А рост у обоих один. Только Афонька в плечах шире и станом потяжелее против Федьки.
Умели Федька с Афонькой, как иные прочие многие, на саблях и копьях биться, стрелять изрядно из пищали, из лука ли. К топору и заступу тож привычны были. Сноровку имели и зверя лесного бить и коч [19] вести. И землю знали как обихаживать: пашни пахать, сеять, а потом жать и молотить.
И сабля, и соха казакам ведомы были…
Три атамана да шесть пятидесятников, да двадцать четыре десятника, да два ста семьдесят рядовых казаков — а всего три ста человек прибрал Ондрей Дубенской на острожное ставление в Тюлькину землицу на Каче-реке, куда еще ране торговые люди Мамрук Косицын да Наум Пахомов хаживали.
Надобно было еще человек со сто казаков набрать — так не было боле охочих людей. А свободных от службы государевой в городах и острогах тож не было.
Дав казакам новоприбранным погулять малое время, повел их воевода в июне месяце из Тобольска-города на Енисей-реку по Иртышу и Оби.
Шли казаки наспех, день и ночь беспеременно, чтоб замороз в пути не застиг. На шестнадцати дощаниках и пяти лодках шли люди Ондрея Дубенского. Много клади везли они: запасы хлебные — рожь да крупы. Снасть разную на судовое и острожное дело — скобы, гвозди, холст на парусы, якори, бечеву, топоры, тесла, напари, скобели. Оружие везли — пищали да пушки, сабли и копья. Припас для огненного боя — свинец да зелье. На поминки и на угощение тамошних землиц людей, где зачнут острог ставить, и запасы хлебные и товар красный — сукна цветные и каменье одекуй [20], да еще олово в блюдах и медь в котлах — много всего.
Федька шел на одном дощанике с Афонькой и атаманом Иваном Кольцовым, в сотню которого поверстан был. Сидел Федька в гребях с Афонькой. Пока на Красный Яр шли — крепко сдружились оба казака. Сдружились через тяготы и беды разные, помогаючи друг дружке.
А бедовали они много. Ой как бедовали!
Как до Кети-реки шли — все ничего было. Легко шли. А вот с Кети началось. Воды в Кети на местах было в пол-аршина, где аршин. А дощаники строили в меру добро, великие и грузом глубокие, и под самые малые воды надо было аршин с четвертью. Вот и пришлось легчить дощаники — сгружать грузы и толкать дощаники порожние по воде. И бродили Федька с Афонькой по многим мелям, идучи по реке Кети, по все дни беспрестанно. От водного брожения и озноба перепухли многие казаки и перехворали.