Южно-Африканская деспотия (СИ) - Барышев Александр Владимирович. Страница 15

На первую ночевку встали на месте предпоследней стоянки основной экспедиции, успев за день отмахать столько, сколько полным составом проходили за два дня. Понятно, что они были обременены раненым, и вообще шли в гору. И опять же, им не нужно было оборудовать стоянку, обнося ее колючими ветвями и собирая дрова для костра, потому что все это было сделано заранее. Оставалось только немного все подправить и — заселяйся.

Благодаря своей предусмотрительности Бобров с компанией проходили маршрут в два раза быстрее, чем шли к Кимберли. Если бы они еще не осторожничали, опасаясь змей и хищников на участках травянистой степи, то запросто могли проходить и по три дневных перехода основной экспедиции, особенно до того момента, когда один из них попал в лапы ко льву. Потом стало труднее, потому что расстояния переходов увеличилось.

Дорога, пробитая с таким трудом, успела местами зарасти. Взамен срубленных побегов выросли новые, примятая множеством ног трава умудрилась выправиться. Так что идущий впереди Бобров с трудом отыскивал тропу. Выходило так, что когда они пойдут обратно, тропу уже вообще будет не различить. Это не радовало.

Бобров ожесточенно махал мачете, оставляя зарубки и затесы. Спутники не отставали. Восседающий на муле Петрович, в связи с тем, что в лесу было ни хрена не видно, умолк и только изредка, встрепенувшись, спрашивал далеко ли еще до привала. В один из таких моментов ему на плечи свалилась змея, оказавшаяся питоном. Петрович даже не успел испугаться, а змей сообразить что к чему, как шедший сразу за хвостом мула замыкающий, в функции которого входила дополнительная зачистка растительности, снес змею голову мачете. Змей, испачкав Петровичу куртку кровью из обрубка шеи, свалился под ноги своему убийце и тот отшвырнул его в сторону. На этом приключение и закончилось.

Хищники группу Боброва не жаловали. Один только раз к ним вышел леопард, посмотрел вроде как укоризненно и ушел по своим делам. Бобров в ответ на его взгляд только развел руками, ну, мол, извини. По ночам, конечно, орали — этого не отнять, но уже к середине дороги путешественники привыкли и не реагировали. За отрядом, не отставая, следовало несколько шакалов и пара полосатых гиен. К ним привыкли и не отгоняли, а те регулярно пользовались остатками стола. Охота была богатой, особенно в саванне и «спутникам» регулярно доставались остатки этой охоты. Сначала, что вполне естественно, насыщались гиены. Но и шакалам немало перепадало, потому что, к примеру, из средней антилопы в дело шло едва ли одна треть, что как раз хватало на пару дней. А так как остальное хранить было негде и не в чем — приходилось выбрасывать. А тут как тут попутчики.

В общем, обратный путь прошел не то чтобы весело, но как-то насыщенно, потому что отвлекаться не приходилось и все силы отдавались дороге. Потому и дошли ровно в два раза быстрее. Конечно, свою роль сыграло и то, что шли в основном под гору. Даже мул повеселел и только что не насвистывал.

К лагерю вышли вечером и Бобров хотел прокрасться незаметным, но часовой заметил и поднял тревогу. Лагерь всполошился, загорелись факелы, примчалась вооруженная команда, среди которой Бобров с удивлением обнаружил Златку с Апи. А они, увидев его, завизжали и повисли с двух сторон. Серега от души шлепнул его по спине и пошел распоряжаться по части размещения мула и всех остальных, а девчонки потащили Боброва в палатку.

На кострах тут же повисли котлы с водой и через полчаса членов группы стали отмывать. Боброва отмывали сразу двое, и он довольно кряхтел. Те, которым пришлось мыться самим, жутко ему завидовали. Петрович даже опять пообещал жениться, но сказал, что кроме мытья ему нужна еще и кормежка и благожелательно посмотрел на Ефимию, а та почему-то покраснела.

Когда группу кормили, смотреть на это, как на аттракцион, сбежался весь лагерь. Бобров, чувствуя, что лагерь сбежался смотреть вовсе не на них и только лояльно делает вид, а сам изнывает от любопытства, подозвал Серегу, который тоже изнывал, и дал ему алмаз с твердым наказом показывать только из собственных рук. После этого Боброва бросила даже Златка, и рядом осталась только верная Апи. Впрочем, Златка быстро вернулась и разочарованно сказала:

— А я-то думала, — и махнула рукой.

Бобров не успел спросить, что она думала, потому что Апи, прижавшись тугой грудью, стала потихоньку подталкивать его в сторону палатки. Златка шла следом, ворча об утраченных надеждах и плене иллюзий. Бобров, с трудом сдерживая смех, послушно двигался туда, куда его направляла Апи.

В палатке трудами Сереги, которого дамы в свое время достали, было сооружено широченное ложе из толстых плах, чем-то похожее на эшафот, если бы не туго натянутые ремни, имитирующие пружины. А поверх девчонки положили набитый свежим сеном матрас, шуршащий при каждом движении. Впрочем, уже через несколько минут Бобров это шуршание перестал слышать.

… Вовановы корабли появились через неделю. Пост на мысу к этому времени исправно выдавал днем столб дыма, а ночью далеко видный (как надеялись) яркий огонь. Там постоянно дежурили, сменяясь, два человека и утром, и вечером на плоту подвозили дрова. Вован ночью и пришел. Отстоялся поблизости, а рано утром, пыхтя машинами на самом малом, все три шхуны проникли в эстуарий. Вован по праву главного ошвартовался у маленького причальчика, который успели выстроить. Остальные пристроились к нему вторым и третьим бортом.

Встречать, естественно, явились все. На берегу собралась большая толпа жаждавших вестей с родины людей. Слышались нетерпеливые выкрики. Серега даже не пытался регулировать вал эмоций. Работы уж сегодня точно не предвиделось.

— Не миновать тебе сегодня выступить на митинге, — сказал Бобров сошедшему на берег Вовану, скрывая улыбку.

— Меня, блин, после такого перехода максимум на что хватит, так это на приватный рассказ, — буркнул Вован. — Но я, как порядочный человек, все-таки позаботился об удовлетворении информационного голода нашего народонаселения.

И Бобров и Серега посмотрели на капитана с искренним непониманием.

— Саныч, не говори загадками, — потребовал Бобров, а Серега энергично кивнул.

— Да какие там загадки, — отмахнулся Вован. — Я ж вам пополнение привез. У меня с собой семья из четырех человек из поместья и по дороге мы заходили в Милет, для мелкого ремонта. Знаете, ну их, эти Афины. Они там сейчас буквально все упоены своим величием, и вообще ничего делать не хотят. А Милет милейший человек Александр Филиппович разрушил чуть ли не до основания и народ там готов на что угодно. Ну, вот я и сговорил четырех человек. Так что, наши, которые из поместья, расскажут как дела дома, ну а милетцы про состояние дел в остальной Греции. Так сказать, из первых рук.

Пока вновь прибывшие, в точном соответствии с Вовановым прогнозом развлекали публику, сам он расслаблялся за столом, скупо повествуя о своем путешествии туда и обратно.

Воды, набранной на Канарах, вполне хватило до Сиракуз, из чего Вован сделал вывод, что Менаку, как промежуточную стоянку, вполне можно исключить. Ну не нравилась ему Менака. От Сиракуз до Крита дошли без проблем. Повстречавшийся примерно на середине пути карфагенский корабль поспешил убраться с курса, хотя и превосходил их размерами. В Кноссе стояли две триеры и их экипажи, видать, не прочь были подраться, но Вован команды на берег не выпустил, а противник, несмотря на численность, на борт подниматься не рискнул.

— Ну и правильно, — сказал Бобров. — Нам там еще ходить.

Вован с ним согласился и заявил, что еще и поэтому он в Афины заходить не стал, а отправился в Милет. А в разрушенном, словно по нему лупила, по крайней мере, дивизионная артиллерия, Милете ему подтвердили, что в Афинах такому как он действительно делать нечего. И не только потому, что македонские и аттические моряки такие драчливые, но и потому что от портовых властей сейчас ничего не добиться. Не до обслуживания кораблей сейчас им. Кстати, корабли в Пирей и из оного шныряли через Эгейское море чуть ли не стаями. Осторожный Вован дождался вечера, когда движение на море традиционно замирало, раскочегарил котлы и тихонько направился в сторону Геллеспонта.