Южно-Африканская деспотия (СИ) - Барышев Александр Владимирович. Страница 22

— А-а! — решился он, наконец, и потребовал лопату и кирку, решив заняться этим сам, никого не привлекая.

Однако, пройдя полметра, он запыхался и решил передохнуть. Впрочем, его дело продолжили сразу двое, и яма диаметром метра два стала стремительно углубляться. Уже скоро землю из нее стали вытаскивать в ведре, привязанном к веревке, а больше одного землекопа в ней не помещалось. Народ, уверовавший в Серегины способности, тем не менее, не уходил. И землекопы менялись довольно часто.

Вода появилась, когда глубина ямы достигла метров четырех. Сначала это была просто влажная земля. Потом грязь. А потом очередного землекопа пришлось срочно поднимать в ведре, потому что вода стала стремительно подниматься. Но тревога оказалась ложной и, поднявшись сантиметров на семьдесят, уровень воды стабилизировался. Ее тут же стали вычерпывать, просто выливая рядом. Сначала темно-коричневая вода стала быстро светлеть, и на пятнадцатом ведре стала уже почти прозрачной.

Серега моментально стал триумфатором, авторитетом и полубогом. У него даже отобрали колесо, на котором он начал вытачивать желоб, позволявший ему не съезжать с рельса. Сереге осталось только руководство. И буквально к вечеру все было готово.

Настоящая работа началась на следующий день. И тут, по личному Серегиному выражению, им поперло. Поэтому с обратной экспедицией решили не тянуть и четыре человека при одном муле, забрав добычу, что составила довольно увесистый мешочек, отправились на берег.

Три шхуны вооруженные до зубов (каждая теперь имела на борту по пушке, изготовленной из буровой трубы) вырвались из теснин Геллеспонта на простор Эгейского моря. Позади остался бурный об эту пору Эвксинский Понт, такой, что даже Вован не решился рисковать и плыть напрямую от Херсонеса к Босфору и скромно прокрался в виду фракийского берега. И даже один раз укрылся в бухте. Но теперь все обошлось и шхуны форсировали паруса, собираясь быстрее добраться до Крита.

Но сначала Вован собирался зайти в Милет. Милет был особым случаем. Раздолбанный вдребезги и пополам, смысла восстанавливаться, пока был жив Александр, у него не было. А Вован, имея на него свои виды, не торопился обнадеживать оставшихся в живых жителей тем, что их обидчику осталось каких-то десять лет, а потом начнется такая заваруха, которая будет почище любых завоевательских войн. Так что Вован уверил сам себя в том, что он обеспечивает местным жителям будущее и со спокойной совестью выпустил в город своих вербовщиков. Чтобы послушать этих искусителей народ сходился со всего города. Удивительно, сколько его еще сохранилось под развалинами. Каждому хотелось послушать красивую сказку про благодатную страну вечного лета без войн и завоевателей.

Вован простоял там всего двое суток, а увез почти два десятка парней и девушек. Девушки были его особой гордостью. Он разместил их на отдельной шхуне и всячески выказывал им свое расположение во время нечастых стоянок. Расположение Вованом выказывалось исключительно отеческими взглядами и показательным плющением капитана и команды. Ни за что, просто так, на всякий случай. Посетив Крит, который уже год приходящий в упадок, он надеялся еще и там разжиться людьми, потому что активные члены общества охотнее покидают депрессивные районы. Но на Крите его ждал облом, потому что много боеспособных молодых мужчин отправились в войско Александра и Вовановым вербовщикам удалось привлечь только пять относительно молодых женщин. Вован только повздыхал. Впереди были Сиракузы, а уж там-то в процветающем городе набрать свободных людей было очень проблематично. А с рабами была проблема. Вован из-за цен не стал брать рабов в Херсонесе, рассчитывая, что уж в Средиземноморье, на восточных берегах которого буйствовал Саша Македонский, пленники будут раздаваться практически даром.

Однако, Сиракузы сильно его уверенность поколебали. Цены на двуногие орудия труда не сильно отличались от херсонесских.

— М-да, — подумал Вован. — Или с востока еще товар не подвезли, или местные спекулянты сговорились. Ладно, завтра с утреца сходим последний раз, да надо отваливать.

А вот утром Вовану жутко повезло. Прикупив по дороге четырех мулов и отправив их с сопровождающими на судно, он с оставшимися моряками решил все-таки прогуляться на рабский рынок, который располагался на соседней площади. Они вышли на довольно широкое пространство между двухэтажными домами с одной стороны и крепостной стеной с другой как раз тогда когда торговец расставлял на помосте десяток девчонок от десяти до четырнадцати лет, сдирая с них остатки тряпья, служившего одеждой. Показывая «товар» лицом, торговец, видно рассчитывал на знатоков женского тела. Ну а Вован не стал объяснять, что голые девчонки вызывали скорее жалость, чем вожделение. Они были не просто худыми, они были до крайности истощенными. В том состоянии, когда через кожу живота виден позвоночник. Про торчащие ребра и говорить не приходилось. На подошедшего Вована и матросов они даже не посмотрели и только одна скользнула равнодушным взглядом.

— Шесть мин, — сказал торговец и, видя, что клиенты заинтересовались, добавил. — За каждую.

— Чего?! — удивился Вован и повернулся к своим, которые тоже громко выразили свое удивление. — Вот за этот скелет ты просишь как за взрослого трудоспособного мужика?

Торговец замялся, но, то ли из упрямства, то ли еще по какой причине цену снижать не стал.

— Двадцать мин за всех, — Вован был не менее категоричен, но постарался, чтобы голос прозвучал как можно равнодушнее, хотя желание засветить торговцу промеж глаз его так и жгло.

Боцман, уловив невысказанное желание капитана, уже заходил торговцу за спину, не видя в этом ничего предосудительного. Торговцев рабами вообще били довольно часто. В безыскусном рабовладельческом обществе это был обычный элемент торговли. Стражники на рынке, как правило, вступались за торговцев, потому что они с них кормились, но в данном случае сила явно была на стороне покупателя.

Торговец понял, что его сейчас будут бить, и поспешил сбавить цену, зная, что все равно останется в прибыли, потому что девчонки достались ему практически даром.

— Тридцать, — сказал он и опасливо покосился на широкого как дверной проем зверовидного боцмана.

Боцман нейтрально ему улыбнулся.

— Двадцать пять, — сказал Вован решительно. — И ни драхмой больше.

После покупки мулов серебра в фонде Вована оставалось не так уж много, и он рискнул залезть в фонд оплаты, который вез Бобровским труженикам, надеясь, что Бобров его поймет. Тем более, что покупать в Африке было нечего. Да и негде.

Торговец остался пересчитывать серебро, а Вован выстроил девчачий контингент компактной колонной по два с самыми маленькими впереди, на двоих старших, сняв с плеча и развернув, набросил свой гиматий, который частично скрыл их уже оформившиеся груди и кудрявую шерстку в паху. Рвань, предложенную торговцем, он гордо проигнорировал. И в таком виде повел свой отряд через полгорода в порт.

Девчонкам было, похоже, наплевать на зрителей, они были сосредоточены только на том, чтобы дойти туда, куда вел их этот странный покупатель. Дойти и не упасть. Вовановские моряки топали по бокам колонны и угрожающе зыркали по сторонам. Но если кто из зевак и смеялся, то делал он это не во всеуслышание и не на виду. Вован шествовал впереди с видом абсолютно равнодушным.

Разноязыкий гомон порта налетел неожиданно, едва сам порт открылся за последними домами. Девчонки проявили вялый, но интерес к жизни и стали оглядываться, пытаясь понять, куда они попали. А когда перед ними вырос борт одной из шхун и вахтенный матрос предложил им подниматься на палубу, они откровенно перепугались. Сопровождавшие их матросы подумали, что девчонки собираются разбежаться и теснее сплотились вокруг, а некоторые даже взялись за руки.

Вся беда была в том, что девчонки понимали по-гречески только несколько слов, сами, будучи из центральных районов Сицилии. Вовану кое-как при помощи интернациональных жестов и нескольких слов удалось успокоить контингент и направить их на шхуну. Ну а там уже в действие вступили тетки из Милета и с Крита. И они сразу нашли с подопечными общий язык и принялись за дело.