Конкуренты (СИ) - Барышев Александр Владимирович. Страница 16

Тем временем Смелков сам развил бурную деятельность. Он даже пропустил время возврата через портал и, не убоясь холодной воды, решил прожить в прошлом еще неделю. Что значит, дух стяжательства.

Устраивать новую контору решили прямо в Агафоновском постоялом дворе, который мало того что сам по себе был проходным местом, но еще и располагался почти в порту, то есть как раз там где было сконцентрирована торговая суть города.

Агафон, прежде чем дать добро, попытался выяснить, чем предполагаемая деятельность Боброва (а он прекрасно знал откуда у представленного ему несчастного Петра растут ноги) может быть выгодна лично ему. А когда выяснил, первым делом обругал себя разными нехорошими словами за то, что не смог додуматься до такого простого дела. Конечно, люди, дающие деньги в рост, в городе имелись, но длительное кредитование торговых сделок с ликвидным обеспечением и страховкой несло в себе элемент новизны. Агафон раскинул мозгами и велел закладывать повозку, чтобы ехать к Боброву проситься в долю. Вернувшись через час, он поспешил дать добро и даже выделил раба для мелких услуг.

Юрка не ограничился выбором места. Он провел маркетинговые исследования, то есть поговорил с купцами, провел рекламную компанию, которая заключалась не только в расклейке объявлений, но демонстративном заключении пары сделок (участники сделок были фиктивными) и выбил из Вована дополнительные сведения, которые тот успел прочно забыть. После этого он повесил все на Боброва, сделал народу ручкой и убулькал через портал на всю зиму.

Боброву это веселье было не особенно нужно, тем более, что Юрка затеял эту бодягу осенью, а зима на Понте традиционно пора штормов и ни один уважающий себя купец в море не попрется. Разве что самый отмороженный. Купцы сидят дома, подсчитывают выручку, пьют разбавленное вино и строят планы на будущее. Ну или увлекаются сухопутной торговлишкой. Со скифами, к примеру. Потому что с дикими таврами торговать это все равно, что плавать по зимнему Понту.

Бобров, однако, был человеком ответственным и подсознательно чувствовал, что Юркина затея не безнадежна, хотя, конечно, время для ее реализации выбрано не очень удачное. Тем не менее, механизм уже запущен и останавливать его это значит дать окружающим понять, что ты или несостоятелен или допустил ошибку, потому что не смог предвидеть и распланировать. Короче, Боброву не хотелось выглядеть в глазах все подмечающей публики полным лохом.

Поэтому он взял себе за правило навещать Агафоновский притон и интересоваться делами новоявленного «трапезита». Дисциплинированный парень, а других в поместье не было, сидел на месте под вывеской на древнегреческом, которая нагло гласила «Дешевые кредиты», и будучи грамотным, почитывал какой-то пустой романчик из запасов Златы. Бобров сделал ровно два рейса, а, приехав в третий раз, застал своего парня бойко объясняющим какому-то толстому греку суть кредитования по-бобровски. Грек задумчиво кивал и, похоже, склонялся к тому, чтобы попасть в кабалу, потому что Бобров мягко стлал, а вот спать было жестко. Правда, не всем.

После того как грек, оказавшийся купцом из Гераклеи, застрявшим временно в городе, ушел, погруженным в себя, Бобров поинтересовался результатом. Оказывается, купец застрял здесь не просто так, а в надежде распродать свой товар, оказавшийся неликвидным.

— Что же он привез такое? — недоверчиво поинтересовался Бобров.

Парень пожал плечами.

— А зачем оно мне? Главное, что за кредитом он все-таки придет и в качестве обеспечения предлагает как раз тот самый товар. Я попросил принести образец. Вот и узнаем.

— Запутано как-то все, — с неодобрением сказал Бобров и передернулся.

В комнатушке Агафоновского постоялого двора было несколько прохладно. Центрального отопления здесь не было и Бобров, несмотря на свитер под гиматием, отчаянно мерз. Его парень, определенный на роль трапезита, тоже не выглядел страдающим от жары. А Бобров привык о своих людях заботиться. Поэтому, вернувшись, он первым делом велел построить из подручных материалов маленькую буржуйку и вместе с дровами отвезти к месту работы несчастного трапезита.

Если учесть все расходы, состоящие из содержания самого трапезита и платы Агафону за аренду помещения, то они явно превысили прибыль за те три зимних месяца, которые парень просидел на постоялом дворе. Бобров про себя обещал Юрке все земные кары, какие мог придумать, Серега злорадствовал — он нашел себе неплохую замену, Вован хмыкал, словно что-то знал, Петрович относился индифферентно, а дядя Вася думал и почитывал имеемую литературу.

Зиму провели, в отличие от горожан, вполне неплохо. По опыту предыдущей зимы определили слабые места усадьбы и наложили там приличную теплоизоляцию из подручных материалов. Все окна обзавелись стеклами, все двери уплотнениями, а наружные так и вовсе сделали двойными. Погреба ломились от запасов. Теперь Ефимия больше не посылала служанок на агору за продуктами. За пределами усадьбы покупали только овец у знакомого овцевода, а в самой усадьбе нашлись умельцы по переводу их в мясо. Правда, с рыбой пришлось завязать. Когда вода остыла, рыба ушла к Малой Азии, а идти за ней специально не хотелось, хотя, конечно, Вован порывался. Зато заготовки Ефимии и дяди Васи удались на славу. Серега тоже попытался урвать себе толику славы, но его поддержал только Никитос, торгующий его продукцией.

— Вам лишь бы жрать! — в сердцах сказал Серега. — А я ведь серебро в дом приношу.

— Серебро в дом все приносят, — попытался урезонить его Бобров. — Петрович, Андрей, я. И ничего.

Но Серега закусил удила и припомнил обществу трапезита, расписав до невозможности свои потери от изъятия у него главного консерватора. Боброву крыть было нечем — Серега действительно подготовил себе достойного зама, который не растерялся и на новой для него работе. Оставалось доказать компаньону, что человек у него изъят не зря и на новом месте он принесет гораздо больше пользы, нежели будучи заурядным тружеником консервной промышленности.

После сумбурно прошедшего обеда Бобров удалился в свою спальню, возлег на ложе и принялся думать. Однако, практически тут же примчалась расстроенная Златка и начала, как ей казалось, Боброва успокаивать. В результате они угомонились где-то через полчаса, и Златка, собрав разбросанную одежонку, гордо удалилась, а Бобров остался перевести дух. И в это время ему в голову пришла неоднозначная мысль — нагрузить пока еще несостоявшегося трапезита еще одной функцией.

Он хотел тут же ехать в город, но вспомнил, что уже поздно и решил это сделать завтра с утра.

А как только прошла зима, и вода слегка потеплела (это случилось уже в апреле) в поместье появился промерзший насквозь Смелков. Его естественно, не ждали так рано, и Юрке пришлось весь путь от пристани до усадьбы проделать бегом в мокром виде. Это было каких-то сто метров, но ему хватило. Часовой был настолько огорошен, что пропустил бедолагу без звука, за что Евстафий потом долго мылил ему холку. Юрка помчался прямиком на кухню, где ему срочно нагрели вина, пока он приплясывал, лязгая зубами. С дымящейся кружкой он рванул в ванну. Встретившаяся по дороге Мелания оказала ему необходимую помощь, налив в ванну горячей воды, и когда Юркино достоинство, сперва почти невидимое от холода, по мере согревания обрело видимость, он предложил нубийке разделить с ним ванну. Вышел он оттуда бодрым шагом и, замотавшись в простыню, направился в триклиний.

— Ага, — сказал Бобров. — А вот и наш финансист пожаловали. Не замерзли?

— Уже нет, — буркнул Юрка, садясь за стол.

После обильного обеда, будучи в благодушном настроении, разомлев от тепла и сытости, Юрка, наконец, поинтересовался:

— А как там мой протеже?

Серега, не забывший унижения, заворчал было, но сидевшая рядом Дригиса быстро его усмирила. А Бобров сказал как ни в чем ни бывало:

— Если хочешь, можем сейчас съездить. А нет, так на завтра перенесем.

При этом он переглянулся с Вованом, который на этот раз никуда не отправился и пребывал дома.