Конкуренты (СИ) - Барышев Александр Владимирович. Страница 53

Из Афин Тайс вместе с подругой направится в Спарту, а потом вместе с отрядом спартанских наемников отплывет в Египет, где проживвет до прихода туда Александра Македонского. Это случится в 332 году до новой эры.

Златка встрепенулась.

— А у нас сейчас какой год по этому исчислению?

— Ну, нам удалось локализовать вроде как 335годдо новой эры. Судя потому, что Фивы уже разгромлены, а персидская война еще не началась.

Златка что-то пробормотала про себя и успокоилась. Бобров выждал немного и решил продолжить.

Александр Македонский в Египте надолго не задержится: съездит в святилище Амона-Ра в ливийскую пустыню. Жрецы подсуетятся, провозгласив его сыном этого самого Амона, а знать тут же назначит фараоном на вакантное место. Потом он в дельте Нила заложит город имени себя и благополучно отвалит добивать Персию. А немного погодя за ним поедет и Тайс. Правда, перед этим она потеряет свою подругу и постоянного возлюбленного. Александр будет гонять по Персии Дария, а Тайс будет его догонять. И догонит вроде как в Вавилоне. И дальше будет уже при нем и при войске. Я не в курсе, какие у нее будут отношения с царем. Об этом говорят довольно мутно, и я не буду повторять все домыслы, потому что никто свечку не держал и точно ничего неизвестно. А сам царь на этот счет не распространялся. Но факты говорят о том, что Тайс явится вдохновительницей пожара Персеполиса. Как-то вот странно получается: приходит со стороны какая-то баба, пусть даже и красивая и говорит: «А давайте тут все спалим к соответствующей матери!». И все дружно кричат: «Правильное решение!». Так что, скорее всего, если рассуждать логически, что-то там было.

После Персеполиса следы Тайс теряются и всплывает она уже в Египте женой Птолемея I Сотера, который, будучи корешем Александра, станет после его смерти диадохом, то бишь, преемником и отхватит себе в собственность Египет. Официальной женой и царицей она не будет, а останется на ролях ППЖ то есть походно-полевой жены, и дети ее в количестве трех не будут наследовать своему отцу. Куда потом денется Тайс — сведения отсутствуют. Есть мнение, что она вернется в Аттику, где тамошние драматурги станут посвящать ей пьесы, а поэты, соответственно, поэмы. Но это уже чисто предположения.

Златка вздохнула и перевернулась на живот, подперев подбородок кулачком.

— Жалко, — сказала она. — Всю жизнь мотаться по свету, а в результате…

— Зато ей наверно будет интересно жить, — Бобров больше думал о том, что ему в бок уперлись Златкины соски и о том как загадочно мерцают в полумраке ее глаза.

— Да ну-у, какой это интерес, — протянула Златка. — Таскаться за каким-то Птолемеем. Да даже за самим царем. Кстати, царь-то хоть красивый?

— Я тебе завтра портрет покажу. Только ты напомни.

— Я-то напомню, — сказала Златка и добавила, по-хозяйски запуская руку под покрывало. — А что это у нас тут шевелится? Бобров, ну ты, право слово, какой-то ненасытный. Впрочем…

— Утопить их надо было и вся недолга, — мрачно заявил Серега. — Вон бросить к Вовану в трюм, а тот бы их где-нибудь за Лукуллом и сгрузил.

— Что, и лошадь тоже? — поинтересовался Петрович.

Серега только рукой махнул, мол, вам бы посмеяться.

Ситуация действительно складывалась неординарная. Один из побитых купцов оказался родственником стратега и пришел к Боброву не просто так, а по наводке. И этот Стефанос просто очень удачно подвернулся со своим притопленным судном и рабыней. По словам Агафона, подкрепленным Прошкиной агентурой, этот тип, который родственник стратега, затеял наезд на Бобровскую контору.

Причина наезда в принципе была ясна — контора приносила немалые деньги и иметь такие никто бы не отказался. Вся беда состояла в том, что доходность конторы целиком висела на имени Боброва. А имя было подкреплено флотом, какового ни у кого из граждан Херсонеса не было. И любой из поместья готов был поклясться, что и во всей обозримой Ойкумене не нашлось бы ничего похожего. Так что эта авантюра заранее была обречена на провал. Что толкнуло вполне себе уважаемого в своей среде купца на эту аферу, Бобров мог только предполагать.

Он и предполагал. Ну не мог купец сам пойти на такое. Купец по природе своей просто обязан быть осторожным и все ходы просчитывать. И получается что? И получается, что купца подтолкнули либо угрозами, либо обещаниями предъявить власть имущим или купечеству какой-то компромат. Это конечно, больше относится к шантажу, но и угрозой тоже можно назвать. Вобщем, купец попал в любом случае. И Боброву становилось даже как-то жаль своего противника. Остальные двое просто пешки, не играющие заметной роли и приставленные либо в качестве соглядатаев, либо в качестве массовки.

— Да свидетели они, — безапелляционно заявил Серега. — Ты бы деньги взял, а они бы поклялись богами, что ты их брал. А вот то, что ты их тут же отдал, богам было бы уже не подотчетно.

— Да ну, — сказал Бобров. — Слово против слова. Ничего бы у них не вышло.

В любом случае Бобров не жалел о том, как поступил. Он знал, что в городе слывет человеком эксцентричным и прекрасно понимал, что мнение горожан о себе только укрепил. А еще он знал, что мало кто одобрит его поступок. Заступиться за рабыню в городе посчитают поступком недостойным и где-то даже постыдным. Вот спасти ее было делом богоугодным, и если Бобров впоследствии передал бы ее хозяину, то заслужил бы всеобщее и полное одобрение. А так его могли понять только свои. Ну, или какие-нибудь скифы.

Впрочем, на мнение о себе простых херсонеситов Бобров клал с прибором. При всей декларируемой городской демократии, купить их мнение было проще простого и, главное, дешево. Сложнее было с людьми что-то в коридорах местной власти значащими. Они, конечно, тоже продаются, но дороже и действовать придется аккуратнее. Сложности были в том, что Прошкины шпионы пока не выявили конкретного заказчика вчерашнего наезда. Совершенно понятно было, что нити ведут к стратегу, но сам он в деле не участвует, хотя и является выгодополучателем. Причем, скорее всего, главным.

— Шеф, а давай поручим Юрке купить пистолет с глушителем и разом покончим с этой проблемой, — предложил сторонник простых и быстрых решений — Серега. — Они тут и не догадаются. И свалят все на какого-нибудь бога.

— Чтобы на бога свалили, пистолет должен быть без глушителя, — механически поправил его Бобров и спохватился. — Да ну тебя на хрен.

Вобщем, для решения вопроса постановили собрать большое собрание поместья, где и спросить народ. Народ, как известно, мало того, что источник власти он еще и главный носитель коллективного разума. Вот коллективным разумом и решили попользоваться. Народ для собрания пришлось все-таки отбирать. В конце концов, не все же поместье собирать. Это уже какое-то вече получалось и ничего конструктивного из вече выйти не могло. Поэтому Бобров подошел к делу со всей серьезностью.

Во-первых, он, конечно, постарался собрать отцов-основателей, для чего даже послал Серегу через портал за Смелковым, который не замедлил явиться буквально через четыре часа. Во-вторых, добавил Петровича и дядю Васю, как людей причастных и облеченных. В-третьих, не забыл девушек основных действующих лиц. Попробовал бы забыть. Ну и конечно, тех из поместья, без которых и жизнь была бы не жизнь, и которые с исчезновением поместья теряли все вплоть до жизни. Это были Андрей, Евстафий, Ефимия и старый Евдокимос. Ну и, конечно же, Прошка, куда ж без него. Ну и за Никитосом послали, конечно.

Бобров взял слово и донесдо собравшихся в таблинуме суть вопроса. Говорил он недолго, но образно и мата старался не применять, хотя и очень хотелось. Народ выслушал выступление молча и несколько минут переваривал. А потом заговорили все сразу. Бобров послушал эту какофонию и предложил высказываться по одному. А чтобы мнение старших не давило, начать постановил с Прошки. Впрочем, на Прошку мнение старших никогда не действовало. До он говорил или после.

— Да ничего не будет, — ответствовал Прошка. — Кто там против нас? Несколько купцов? Они большой силы не имеют. Стратег, говорите? Так это еще доказать надо. Не станет стратег без нужды в такое дело лезть. Бобров все-таки здесь большую силу имеет. Может стратег и победит, но чего это ему будет стоить. А силой ему слабо.