Награда для Регьярда (СИ) - Глинина Оксана. Страница 12
Киру словно в горный ключ окунули. Понятно, что иноземка при дворце похожа больше на горлицу в орлиной стае, но что обременительного в таком соседстве? Тем паче, что её глаза были цвета, застывших в зимнем оцепенении гор. Так что страдальческий вид Киры и вздохи явно говорили не в пользу Вилии, но, когда Кристоф сорвался, девушка поддержала гостью. Было ли это желанием насолить деспотичному брату, или же сестра лучшего друга решила угодить хозяину горной крепости, чтобы выгадать некоторых высочайших милостей?
И, тем не менее, такое отношение близких людей к моей избраннице, да и к моему мнению, в конце концов, ‒ дало возможность увидеть общую картину целиком. В удержании высочайшего венца помощь вождей племен ‒ просто жизненно необходима. А ещё и старейшины, чей совет позволит выявить нетерпеливых претендентов на высокие чертоги. Понимание, что рано или поздно мне припомнят факт моей незаконнорожденности, было прозрачнее ледяного ручья. Старейшины, как бы мудры они не были, очень жаждали перемен. Не все, но многие. Гибель моего отца от рук собственного брата ‒ доказала существование скрытого конклава. Правление Сашьяра не принесло желаемого передела контроля над торговыми перевалами, поэтому мне было легко найти союзников. Но теперь опять, кто-то из старейшин пожелал указать моё место посредством, якобы, достойного брака с Кирой. Мне это не нравилось. Поэтому я выбрал Вилию.
Чужестранка, сирота, далекая от когтей старых интриганов девушка, которая не относится ни к одному из кланов Гримхайла. Вилия не будет представлять ни чьи интересы, кроме моих собственных, как жена и… соратница. Главное, чтобы она сама не пошла на заклание под сладкие речи «доброхотов». Но я прослежу за этим.
Спроси меня кто, зачем я цепляюсь за голые скалы и ледяные пики, подобно ненасытному коршуну, широко раскинувшему крылья верных скорых на расправу отрядов от диких степей до солёных вод Верцальского моря, я бы не нашелся что ответить. Разве что мне до зубовного скрежета хотелось сохранить наследие моего отца, не дать на растерзание сугурским каганам тяжелый каменный кулак, образование которого стоило многим славным воинам жизней. Я пришел сюда владетелем не для того, чтобы утопить королевство в крови, Гримхайл заслужил мира и процветания.
Вилия нужна мне. Нутром я чувствовал, что она подходит мне во всем. Словно малый удобный щит к быстрому разящему клинку. Оставалось только убедить девушку не боятся и смело смотреть нашему общему будущему в глаза.
А она боялась. После тяжелого молчания за завтраком впала в смятение и должно быть, окончательно запуталась в водовороте событий, чужаков вокруг и обуревающих страхов. Чтобы ее успокоить и утвердить своё всецелое покровительство ‒ поцеловал. Может это и подло, воровать первый поцелуй у находящейся в твоей власти девушки, чьё доверие должно раскрыться само ‒ лепестками весенних первоцветов. Но мог ли я противиться призыву этих мягких гранатовых губ, мог ли удержаться, чтобы не вдохнуть чуть уловимый запах волос? Этот лавандовый или васильковый аромат, я даже не знаю… Главное, что она не отвернулась, не отпрянула, будто и сама почувствовала, что мы должны вступить на эту опасную тропу вместе, рука об руку.
Но сколько уже можно думать об этом, снова и снова вспоминая шум ветра в обнаженных кронах, расслабленные тонкие плечи в ладонях, и широко распахнутые, как весеннее небо, глаза?
Сможешь ли ты довериться мне хоть когда-нибудь на столько, чтобы вернуть этот поцелуй, который так выбил меня из колеи, что сад пришлось в спешке покинуть, оставив Вилию в еще большем смятении, но, надеюсь, что страхи, бушующие в ее душе хоть немного утихли.
О том, чего ждать на Совете старейшин, меня уже предупредил Магор, поэтому все попытки заговорить о наследии, я старался пресечь сразу же. Проблем хватало и так, надо было сначала поговорить о насущном, и тогда переходить к прихотям. Несмотря на то, что я вполне сдерживался в своих высказываниях, выдвигал взвешенные предложения, в зале все равно нарастало напряжение. Приближенные и советники старейшин все громче роптали из своих скрытых полумраком ниш за спинами совета, вливаясь в усиливающийся гул разъяренного роя пчёл.
‒ Хан сугурского народа будет недоволен гибелью одного из своих славных отрядов, ‒ спор о наместниках приграничных территорий прервал скрипучий голос Зондарга ‒ самого старого из всех собравшихся.
‒ Что ж, пусть степной шакал поскрипит зубами, ‒ отзываюсь я намеренно безразличным тоном, ‒ алчные до падали проходимцы должны запомнить, кто на этой земле хозяин.
‒ Сугуры с нами никогда не воевали! ‒ старик затрясся, как арба на каменистой дороге. Ничего, свое место он знать должен.
‒ Каждый из нас знает, что если сегодня дать псу укусить тебя за палец ‒ завтра он вцепиться тебе в горло! Прямые пути на Аштан и морские заливы ‒ лакомый кусок для каганата.
Старик пёкся об ускользающем покое ещё и не подозревая, на каких шатких камнях мы все стоим. Я был благодарен Зондаргу за то, что он помог мне когда-то. Подобрал меня полуживого от палочного радушия обожаемого дяди. Вернее, тогда Зондарг просто не выполнил приказ о моём убийстве. Право на устранение бастарда позволило ему выволочь меня из подземелий, где я находился довольно долгое время, снося побои надзирателей. Мне было всего двенадцать лет, мои ноги были перебиты, руки переломаны я не мог ни идти, ни ползти. Но Зондарг отволок меня в лес, где благородно оставил, не тронув мечом сына бывшего владетеля и соратника. Это было своеобразное испытание судьбы и воли ‒ выживешь, значит чего-то еще достоин, подохнешь ‒ так тому и быть.
Боги ли смилостивились, или унаследованная от отца крепость тела дала о себе знать ‒ и я не подох. Нет.
Желание вернуться и поквитаться с бешенными псами, пирующими в только познавших спокойствие долинах, было столь велико, что я не мог вот так просто взять и умереть.
Я выжил и вернулся.
И, если уставшие от разгульных кровопусканий Сашьяра, кланы поддержали меня тогда, то сейчас снова, кто-то встал за спины старейшинам и нашептывает, что уже пора бы мне потесниться на престоле ‒ кому-то очень хотелось власти. И не из тени, как гомонливым советникам, а встать во всей красе на пенных бурунах кровавого потопа. Вопрос только, кому?
Зондарг слишком стар, его сыновья обычные вояки, и вряд ли способны сплести хоть одну интригу.
Если бы… Если бы за этим мог стоять тот, кто попирает мою тень и закрывает мне спину ‒ верный Кристоф. Он давно бы уже нанес удар, хоть бы и в последнем бое с сугурами, в пылу сражения ткнув коротким мечом в бок или пустив отравленную стрелу в шею. Но он, как и прежде, служил вернее моей правой руки.
Нападение на войско степняков могло развязать языки приверженцам ханской десницы, но все замолчали, будто уже предвкушая скорую расправу над собой ‒ старые хитрые вороны. Недаром вы столь долго сидите на своих насестах. Один Зондарг раскудахтался вслух, памятуя о моей лояльности к его брюзжанию. Старик, старик, знал бы ты, по какому тонкому льду ходишь…
Я стал всматриваться в лица своих соратников, которые когда-то предали моего отца из страха перед Сашьяром, а потом предали и его самого. Я ждал того момента, когда предадут и меня, но не думал, что это произойдет так скоро. Когда же Совет стал гнить? Почему отец опустил руки, а я закрыл глаза? Но у отца были другие проблемы ‒ он отстраивал крепость Гримхайл. А я все же надеялся, что как только люди вздохнут свободно от войн и межклановых стычек, то обязательно воцарится мир и покой.
Я был очень беспечен.
‒ Сугуры знают уговор! ‒ снова произнес я в полной тишине. ‒ Знают так же, что их ждет за нарушение соглашения. И пусть будут благодарны хотя бы за то, что я не собрал войско и не покарал их племена, обитающие у границ.
‒ Ты слишком категоричен, Регьярд! ‒ это отозвался Грайар, старейшина клана, проживающего у самых границ с Великой степью. ‒ Они заплатили бы неплохую дань за перевод пленных через наши территории.