Награда для Регьярда (СИ) - Глинина Оксана. Страница 39

Я кивнула. Разглядеть лица его я не могла из-за собственных волос, которые облепили вспотевшее лицо. Да и голова кружилась так, что невозможно было что-то вообще увидеть толком. Зато меня бережно усадили под дерево. Это было к лучшему ‒ я тряслась, как будто меня окатили ледяной водой и выставили на мороз. Я надеялась только, что Регьярд тут меня и оставит.

‒ Как тебя зовут? ‒ теперь я дернулась, как от ожога.

Силар…

Кажется, так меня называла шаманка. Почему тогда я не могла его вымолвить, сколько не пыталась, но ни одного звука мой голос так и не издал.

‒ Я…

‒ Не бойся, твоих мучителей больше нет, тебя никто не тронет.

‒ Владетель! ‒ неожиданно опомнилась я. ‒ Они говорили, что скоро северяне придут на эти земли войной!

‒ Я знаю, ‒ по-прежнему не видела его лица, но почувствовала, как Регьярд улыбается. ‒ Спасибо тебе! Именно ты и помогла мне это выяснить.

‒ Они… убили Унбара… ‒ голос мой сорвался от душивших слез и страха. Страха перед ним ‒ Регьярдаом ‒ что я ему скажу, когда он меня узнает? А еще, страха за него ‒ как я буду жить дальше, если с ним что-нибудь произойдет, если он исчезнет из моей жизни уже навсегда?

‒ Ты его знаешь?

Я согласно кивнула.

‒ Это… он впустил меня в лагерь, ‒ от осознания, что больше не увижу друга защемило сердце, сдавило горло в спазме невыплаканных слез.

Вокруг нас появились люди ‒ подчиненные Регьярда. Его позвали, к моему величайшему облегчению.

‒ Посиди здесь, ‒ бросил он мне уходя, ‒ я скоро вернусь.

Ну уж нет! Ждать его я не собиралась. И так вся извелась до безумия ‒ боялась быть узнанной. Не каждый будет рад увидеть неожиданно того, кого когда-то похоронил. Кто знает, как отреагирует владетель? Меня эта встреча повергла в смятение, уж больно она ко всему, еще и напоминала наше с Регьярдом самое первое сплетение судеб. Крепко же наши веревочки связались. От этого мне становилось еще горше.

Я боялась…

Боялась того, как он воспримет моё спасение и воскрешение. Разозлиться, разочаруется или, что еще хуже, не узнает меня, как Унбар.

Унбар…

Он был таким слабым в своей стати и здоровье, когда его маленьким привезли к Гиле впервые. Тогда тётка была не особо довольна тем, что ей «завалили руки калекой». Но Хельдог мог быть убедительным, когда дело касалось его интересов. Нет, душевной теплотой и состраданием он, естественно, не проникся, но отослать с глаз подальше под предлогом лучших условий проживания ‒ это мой отец мог.

Унбар был неприхотлив, скромен, добр и начитан ‒ с ним оказалось интересно дружить. А еще он все время рассказывал о своем брате Илваре, да так рассказывал, что я ‒ оторванная от мира и людей ‒ влюбилась в образ, нарисованный восхищенными историями друга.

Нея, не обращая внимания на все прогнозы лекарей ‒ занималась исцелением Унбара, всё чаще и чаще привлекая нас с Силен. Кажется, он даже влюбился в мою нежную, кроткую кузину, только могла ли я хоть что-то тогда замечать, если мои мысли были уже заняты Илваром. Теперь-то понимаю, все это было наваждение ‒ яркое, но недолговечное, как сон. Илвар был просто снисходителен ко мне, не более. Раньше я и сама жила как во сне, только краем глаза улавливая, что происходит вокруг. Ведь перед моим внутренним взором всё время маячил образ благородного воина, застилая реальность шорами грёз.

Это теперь я понимаю, что тогда чувствовал Унбар, когда молча смотрел на кузину, провожая её взглядом. Мне казалось ‒ раз влюблен, значит должен тут же жениться на ней. Какой же я глупой была. Унбар не из тех, кто пытается надавить на жалость своим положением больного и немощного. Немощь ‒ это то, чего он дико стыдился! Вот почему, встав на ноги он покинул дом Гилы ‒ отправился доказывать, что он тоже достойный воин, дабы покорить сердце своей избранницы.

Ах, Унбар! Оплакивает ли тебя Силен, как ты того достоин? Стоило ли так рисковать своею жизнью? Вдруг она тебя позабыла, а твоя жертва стала напрасной.

Что, если и Регьярд позабыл меня? К н и г о е д . н е т

С ужасом поняла, что это страшило меня больше всего на свете ‒ вдруг я была мимолетным, незначительным мгновением в жизни Регьярда. Да и была ли я чем-то для него?

Сердце ухнуло вниз. Я натянула капюшон пониже и посмотрела в сторону снующих горцев, среди которых грозной горой возвышался владетель.

Запечатлев его для себя таким ‒ грозным и увлеченным, я тихонько скользнула в лесную чащу. День окончательно склонился к закату, поэтому надо было спешить. Пора бы уже вернуться в хижину, под надежное крыло Тенхай, оплакать потерянного друга, попросить утешения в песне забвения.

Так я взяла направление в сторону, где врос в землю нвысокий домишко, затерянный в глуши и собственном одиночестве.

‒ Все же решила сбежать, ‒ я ударилась во что-то твердое и теплое. От испуга даже вскрикнула.

Регьярд! Как призрак, будто вырос из-под земли. Стоял передо мной абсолютно невозмутимый и немного обиженный, на сколько можно было разобрать в сгущавшихся сумерках.

‒ Я… ‒ у меня-то и слов не находилось в свое оправдание, только и делала, что пятилась назад от надвигавшегося на меня владетеля, ‒ …мне надо идти.

‒ И куда ты так спешишь? Солнце уже село, в дороге тебя настигнет ночь и опасности. Тебе понравилось сегодняшнее приключение с северянами?

От воспоминаний у меня мурашки побежали по спине, я отрицательно завертела головой, да так рьяно, что капюшон слетел с головы.

‒ Как твое имя? ‒ этот вопрос владетеля прозвучал уже требовательно, с нажимом. Неожиданно пришло осознание, что дело даже не в слетевшем капюшоне. Он смотрел на меня очень пристально и медленно двигался в мою сторону. Сердце, и без того, ухающее с каждым ударом в пропасть, заколотилось с неистовой силой.

Нет. Он ведь не может меня узнать в сумраке наступающей ночи. Не может…

За спиной оказалось дерево, которое и решило исход моего отступления. Оно уткнулось мне в лопатки шершавой корой цепляясь за, видавший виды, плащ.

Регьярд навис надо мной, чем окончательно заставил сердце замереть и не биться, а саму меня не дышать. Все, что у меня получилось ‒ сглотнуть слюну, но это вышло слишком громко, в опустившейся на нас тишине. Его глаза пристально устремлены прямо на меня, а я, как будто мышь перед змеем ‒ понимаю свою близкую гибель, но уже ничего не могу сделать ‒ стою вот так вот и смотрю на него забитым взглядом жертвы.

Он постарел. Поседел.

Тогда, в самый первый раз, Регьярд предстал передо мной, хоть и доблестным воином, но с немалой долей холености. А сейчас жизнь в лагере наложила свой отпечаток ‒ усталость на лице, небрежность в одежде, более резкие и стремительные движения. Его рука на моем лице ‒ шершавая и теплая. Еще секунда и я упаду…

‒ Ты… не можешь быть ею, ‒ прошептал владетель прямо мне в лицо, ‒ невозможно быть похожей настолько, если… ты не она.

Большим пальцем проводит по, распухшей от удара, губе. Мне даже не больно, потому что это ласка ‒ нежная, приносящая удовольствие, от которого я закрываю глаза.

Разве так может быть?

Второй рукой он ведёт по моим бровям, глазам, щекам.

‒ Могут быть похожи черты лица, линии губ, нос, но… не глаза. Их цвет…

Ноги стали подкашиваться, осталось только дерево, которое предательски держало меня и никак не давало свалиться в бездну.

‒ Регьярд… ‒ даже не заметила, как прошептала его имя, выдав себя окончательно.

‒ У тебя глаза цвета льда, который обжег мое сердце, Вилия ‒ дочь моего врага!

От неожиданности глаза мои распахнулись. Имя. Вот оно! Мое настоящее имя ‒ Вилия. И что бы там ни говорила Тенхай, только когда Регьярд его произносит ‒ я как будто начинаю заново жить и дышать.

По-настоящему.

‒ Я тебя нашел… ‒ владетель склонился и уткнулся мне в лоб, глядя в глаза. ‒ Вилия.

А из моих глаз неожиданно полились ручьями слезы. Что мне ему сказать? Что я ждала, когда он меня найдет? Глупо. Ведь сама же убегала от него. Скрывалась, не желая быть узнанной. Но… где-то там ‒ на задворках души-предательницы ‒ теплилась надежда: он меня найдет, придет и заберет.