Мое королевство. Бастион (СИ) - Ракитина Ника Дмитриевна. Страница 10

— Нате вашу бумагу, — фыркнула она, докончив писать и просушив чернила. — Могли бы просто взять с меня слово.

— Я не доверяю словам. И даже поступкам, — он сложил бумагу вчетверо и сунул за лацкан.

— Мне вас жаль.

Мона Камаль достала из ящика стола бархатный кисет и стала набивать трубку. Затянулась. Ароматный дым поплыл по кабинету.

— А вроде нормальный человек, — произнесла «бархатный голос Метральезы» задумчиво. — Так пялились на мой тыл, будто желали овладеть мною, не сходя с места.

Даль тонко улыбнулся:

— Нет, меня просто заинтересовал национальный искоростеньский обычай. Ведь есть куда более удобные способы мытья полов.

Гюльша громко фыркнула и закашлялась, подавившись дымом.

— Так! Говорите, зачем пришли. У меня масса дел.

— Я желаю показать вам одну презабавную книжицу. Прошу.

Он выложил на стол перед книготорговкой новую сказку Халецкого. Мона Камаль отложила трубку и достала очки, заправила костяные дужки за уши. Повертела книжицу, едва касаясь кончиками пальцев. Вдохнула запах, поднесла к глазам.

— Переплет клееный. Обложка коленкоровая… Издание для малоимущих. Рисунок… — ногтем Гюльша обвела дудочника. — В халепской манере, удлиненный, пропорции искажены, цвета чистые: синий, черный, красный… Стиль легко узнаваем, но художника не определишь… Названия нет.

Они обменялись взглядами.

— Записная книжка? Можно заглянуть внутрь?

— Разумеется, — Даль разулыбался широко и откровенно, раскрывая книгу на форзаце с адресом моны. Она поправила очки.

— Чей это почерк?

— Не припоминаю.

Комиссар закрыл и убрал книгу.

— Что же, мона Камаль, если вы не желаете со мной сотрудничать, я приглашу вас на официальный допрос. Вы же знаете, что бывает за дачу ложных показаний?

Гюльша опять закурила, щуря на Даля сквозь очки агатовые глаза.

— Обязуюсь изучить Кодекс за отпущенное мне до ареста время. А теперь, ежели угодно…

— И вам не интересно, что это за книга? Кому принадлежит? Вас не смущает, что Александр Халецкий послал новую любовницу к старой?

Ему показалось, что в голову сейчас прилетит пресс-папье. Но Гюльша лишь закашлялась, подавившись дымом. И ткнула трубкой едва ли ему не в лицо.

— Зарубите на носу, молодой человек! Я не была Сану любовницей. Как ненаследная принцесса, я прошла обучение при храме Бастет и помогала всем, кому требовалось утешение. И перестаньте порочить имена покойных!

— Полюбопытствуйте.

Гюльша стиснула кулаками края газеты, разглядев фотографию.

— Это… низко… Воспользоваться сходством и играть роль Александра. А кто она?

— Я вас представлю, когда у меня будет больше времени, — Крапивин встал. — Последний вопрос, госпожа Камаль. Где можно достать «искоростеньскую иглу»?

Книготорговка полностью справилась с собой и вальяжно откинулась на скрипнувшую спинку готического кресла.

— Плохо спите? Замучила совесть?

Комиссар уперся руками в стол, наклонился, заглядывая глаза в глаза:

— А я ведь могу добиться вашей экстрадиции, принцесса. И формальные поводы есть. Полагаю, ваш брат через столько лет будет счастлив удушить… заключить вас в братские объятия.

— Хорошо! — Гюльша так рванула нижний ящик стола, что отвалилась ручка. Бросила перед Далем сафьяновый футляр. — Берите. И видеть вас больше не желаю!

— «И в маске щегольнет иной»… Каково ощутить себя фокусником, Гюльша Ревазовна?

— Я не таскаю кроликов из шляпы, — заметила она сварливо. — Но ставлю обол против рубля, что вы досконально изучили историю предмета, Даль Олегович. И вам известна и роль моего мастеровитого предка, и моя собственная. Как и горячее желание, чтобы вы убрались поскорее. Берите, дарю!

«Интересно», — подумал Даль. — «И чем же тебе так не терпится заняться по моем уходе? Впрочем, вскоре я удовлетворю свое любопытство. Скромные тихари поведают о каждом вашем телодвижении, прекрасная госпожа, включая мой визит к вам. Будете ли вы плакать над газетой, разыскивать Аришу или давать на главпочтамте телеграмму до востребования»…

— Чему вы улыбаетесь?

— Вещь, которой место в столичном музее археологии, вот так запросто лежит у вас в ящике стола, — комиссар приподнял вечко, раскрыл футляр и отвернул папиросную бумагу. Тускло блеснули каменное оголовье и покрытое резами золото. — Я должен проверить.

— Проверяйте, леший вас дери!

Гюльша выхватила «искоростеньскую иглу» из коробки и дернула бегунок.

— Полчаса мертвецкого сна вас удовлетворит?

— И вам не страшно, Гюльша Ревазовна?

— Вы собираетесь проверять «иглу» на мне?!

Даль ухмыльнулся.

— Интересно, за счет чего она действует? Какой-то особенный яд?

— Древний и неувядающий, — буркнула принцесса. — Не думаю. Предок писал о локальном вторжении, заключенном в материальную форму. Кстати, сказку о спящей красавице первым придумал тоже он.

Она смочила салфетку эфиром и тщательно протерла иглу. Даль невольно чихнул.

— У вас прямо стол изобилия!

— Не про вашу честь! Держите!

Изогнувшись, Гюльша шлепнула себя по заду:

— Подставлять комиссару верхнюю четверть неблагородно. Плечико? Ай-яй! Рукавчик узкий… Где там у нас еще нету крупных сосудов?

Стремительным движением она задрала платье на бедре. Полном, особенно белом на фоне черного с золотом. Полюбовалась оторопелым лицом Даля.

— Почему вы без чулок?

— Вы не в комиссариате нравственности! Впрочем… я мыла пол и побоялась их испачкать. Но могу надеть, исключительно ради вас. Потом оплатите мне их стоимость.

— Нет, спасибо.

— Ну! Чего вы ждете? Втыкайте!

Комиссар был слишком раздражен. Игла вошла наискось, брызнула кровь. Но Гюльша даже не вскрикнула. Веки сомкнулись, лицо отяжелело. Женщина сползла на поручень кресла, дыша с присвистом, даже всхрапнула слегка. Крапивин приподнял и выпустил ее полную руку. Та упала, словно бескостная. Похоже, Гюльша не прикидывалась, а действительно спала. Но мгновенно проснулась, едва Даль выдернул иглу. Зыркнула на ногу.

— О-о, как больно… Вы изуродовали меня.

— Полагаю, среди ваших запасов найдется пластырь, — он обтер иглу и, морщась от вони эфира, стал убирать ее в футляр. — А любовники… утешаемые… немного повременят. Тут следует проветрить.

— Вон!

— О, укрой свои бледные ноги! — не удержался комиссар от гадости напоследок. И пресс-папье полетело-таки вдогон, разломав филенку двери.

Что-то во всем этом было неправильное. Несколько смутных догадок не должны были мгновенно привести к искомому. Затраченные усилия казались неадекватны результату. Пойди туда не знаю куда, просей миллиарды песчинок, перекопай сотни навозных куч… Прыгни выше головы. И тогда, возможно, судьба сделает тебе подарок, который ты сочтешь заслуженным. Всяко, Даль относился к жизни именно так. И внезапная удача настораживала. Он промучился этим ощущением до собственного кабинета и даже там не мог выкинуть из головы.

Порученец выпутался из дивана, поспешно дожевывая маковую булку и запивая чаем, чтобы скорее пролезла. Обдернул мундир и щелкнул каблуками, вскидывая два пальца к виску.

— Вот билеты! — приняла огонь на себя Зина.

— Я хотел взять в литерный вагон, но… хрум-хрум-буль…

— И правильно. Дожевывайте спокойно. Игорек?

— Ихар… Ифанович…

Далю стало весело. Он отвернулся. Зина тоже хрюкнула в ладошку.

— Так вот, Игорь Иванович, — как можно суше, чтобы не смеяться, сказал комиссар. — Закончите трапезу и подберите для меня в нашей гардеробной костюм средней руки чиновника. Или гимназического инспектора. Грим, бородку. И багаж: чемодан и несессер… Содержимое на ваше усмотрение, но не выходя из образа. Все в мой кабинет. Еще… к шести вечера добудьте пролетку с лошадью, самые обыкновенные… Сами переоденьтесь в извозчика, зипун, армяк… что там положено? Неопрятную бороду, шапку спустите на глаза.

Игорь закивал.