Цветы Эльби(Рассказы, сказки, легенды) - Юхма Михаил Николаевич. Страница 7
— Дорогу, дорогу повелителю! — кричали слуги тархана. — Шапки долой!
Замешкался Яндуш, не успел снять шапку, тут ему и попало: жесткая плеть прошлась по спине.
«За что? — подумал Яндуш, сдерживая слезы. — За что они меня? Что я сделал плохого?»
— Это мост во всем виноват, — говорил Яндуш мальчишкам, — не было бы мостов, не было б и плетей.
И задумал он построить дорогу без моста.
Стал возиться Яндуш в своем сарае, что-то мастерил, строгал. Потом уходил в степь, ловил силками ястребов, а вскоре отпускал на волю и долго следил за их полетом.
Отец знай корил непутевого сына:
— Чего ты зря время тратишь? У других вон сыновья делом заняты, скот пасут, коней сторожат, а ты все строгаешь, а что, и сам, видно, в толк не возьмешь.
— Хочу построить дорогу без моста, — загадочно отвечал Яндуш, — чтобы люди ходили по воздуху.
— А не хочешь ли ты без хлеба прожить да без воды? — рассердился тут дед Кайнар. — Может, тоже чего-нибудь заместо хлеба придумаешь? Вот запру тебя в погреб и сиди там. Дорога без моста! Ишь, чего надумал! Совсем рехнулся, бога забыл!
— Нет, — стоял на своем упрямец, — можно построить дорогу воздушную, и тогда не будет плетей, и люди не станут гнуть спину на тархана.
— Смотри, накличешь беду, — разгневался дед, — попадешь со своей дорогой прямиком в преисподнюю.
Не бросил своей затеи Яндуш. Начал мастерить после сева, а закончил в самую страду.
…День, говорят, был праздничный. Люди толпились на площади вокруг цыгана с медведем. Медведь чувашам не в диковину, но этот, цыганский, на других был не похож. Люди со смеху покатывались, глядя, как он представляет Тархановых дочерей и толстую попадью.
Тут как раз зазвонили к обедне. Промчался куштан в тарантасе, обдав толпу пылью, — в церковь спешил. Заторопился к храму и люд простой.
А поп уже читал с амвона:
— Слушайте, люди, правду. Киреметь и прочие боги языческие потеряли силу. Теперь у нас един бог — Христос, заступник наш и опора во всем. Аминь!
Глядел старый Кайнар на скорбный лик распятого Христа и думал: «Может, русский бог поможет моему непутевому внуку стать человеком. Захочет Киреметь покарать Яндуша за все его выдумки, а Христос тут как тут: „Не тронь мальца, он хороший“». Размышляя так, не сразу понял Кайнар, о чем это люди у дверей шумят.
— Кто это, кто? — раздавалось у выхода.
— Да ведь это Яндуш!
— Яндуш, сын Турана, внук старого Кайнара.
Поп завопил, требуя тишины, но его уже не слушали, все кинулись на улицу.
У выхода толкучка, люди шумят, волнуются, детишки снуют, и все смотрят вверх, задрав головы.
— Яндуш!
— Яндуш, возьми нас с собой!
— Вон он, — подсказал кто-то растерявшемуся Кайнару, — внук твой — на крыше дома.
Взглянул Кайнар и обмер.
— Яндуш, — позвал старик что было силы, — спускайся вниз, несчастный!
Но Яндуш будто не слышал. Возился на крыше возле какого-то сооружения с крыльями.
— Яндуш, — застонал старик, — спускайся, пока не поздно. Русский бог защитит тебя! — И схватился за голову.
Яндуш уже стоял на самой кромке крыши, а на спине у него были крылья, перетянутые старым холстом в заплатах. Толпа притихла. И все услышали звонкий мальчишеский голос:
— Эй, люди! Человек может летать, как сокол. Ему не нужно ни дорог, ни тарханских мостов, где бьют плетями. Небо просторно!
Сказав так, закрутил какое-то колесо, крылья дрогнули, поднялись.
— Улетит, — выдохнула толпа.
Женщины закрестились, иные, повернувшись к востоку, восслали молитвы Киреметю. Детишки захлопали в ладоши.
— Ударья!
— Слава Яндушу!
Но всех перешиб голос попа. Выскочив из церкви, он заорал, взмахнув крестом:
— Дьявол! Раб презренный, да постигнет тебя кара божья!
Старый Кайнар закрыл глаза и зашептал молитву, которая была древнее, чем весь его род.
А Яндуш… Не успел смельчак взлететь, как тут же стремглав понесся к земле. Раздался треск, кто-то вскрикнул. И все затихло.
Первым подбежал к внуку старый Кайнар. С трудом освободил его из-под обломков, поднял на руки. Глаза Яндуша были полузакрыты.
— Худо мне, дедушка, — прошептал он, — конец пришел.
— Ты будешь жить, будешь, — беззвучно шевелил губами старик.
…Дед Ендимер с минуту молчал.
— Вот и все, — сказал он. — Говорят, перед смертью успел он шепнуть Кайнару: «Ты все-таки неправ, дедушка. Дорогу без мостов можно построить, если взяться всем вместе. Одному трудно. Мне бы подучиться немного…»
В тот день Яндуш скончался. Поп назвал его проклятым богом и не дал похоронить на сельском кладбище. А старому Кайнару сказал:
— Видишь, мой бог сильней твоего. Твой хотел, чтобы негодник поднялся в небо, а мой запретил.
На что Кайнар ответил:
— Богом-убийцей я бы не стал хвастаться, батюшка.
Поп рассердился и обозвал Кайнара старым дураком.
Ендимер снова помолчал, кутаясь в одеяло.
— Маттур этот Яндуш. В народе так зовут людей с орлиной душой. Без них жизнь на земле давно б захирела, как стоячая речка. Люди эти борются и гибнут. Но даже смерть над ними не властна…
ЦВЕТЫ ЭЛЬБИ
Как во темном бору цветы алые,
Цветы алые, ровно звездочки,
Яркий свет от них по густой траве,
Для кого они горят-светятся?
Как я вышла на люди красавица,
Смотрят все на меня — не насмотрятся.
— Ну и девица, красна ягодка.
Эх, для кого она, красота моя?
…Солнце зашло, и небо стало гуще синьки, упала прохлада…
Лошади рассыпались по лугу, ищут, где трава посочней. Пастухи прилегли отдохнуть, а мне захотелось размяться, сходить на ближайший холм Чегерчек и оттуда поглядеть на вечернюю землю. Я позвал Ендимера. Дед любил побродить, но сейчас лишь рукой махнул — умаялся за день.
Тропка вывела меня на вершину. Луга внизу уже подернулись сизой кисеей тумана, а верхушки леса были розовые от солнца. Я обернулся и замер. Неподалеку, в ложбине, алой копной цвели георгины, большой, ухоженный куст в кольце из зеленого дерна.
Откуда они здесь, вдали от дороги? Я спустился вниз. Вблизи цветы казались еще ярче, крупней.
Я долго стоял, любовался, потом решил: сорву один цветок, отнесу деду. И только подумал, как позади раздалось:
— Не трогай! — И я увидел Ендимера верхом на коне. Силуэт всадника с минуту недвижно маячил на фоне синего неба: — Не надо, — повторил старик, медленно спешиваясь. — Это цветы Эльби!
— Эльби? — спросил я дрогнувшим голосом: появление деда было неожиданным.
Ендимер, наклонясь, поправлял спутанные ветром побеги. Потом сел на травянистую оградку, закурил.
— Так и знал, дойдешь до цветов — сорвешь, — хмуро обронил дед, — вот и примчался.
— Мучи, откуда здесь эти цветы? Ведь георгины-то… садовые.
— Э-э-э… ачам, — прервал меня дед, — долго рассказывать!
Но я уже чувствовал, что тут какая-то тайна и что дед не удержится — расскажет.
— Это случилось давно, когда на чувашские племена напал хан Тимер, что значит железный. Говорят, жестокая битва была на этом месте. — Дед рукой показал в сторону луга. — Враг был силен. Дрогнули, отступили чуваши. — Дед покачал головой. — И вот, понимаешь, в самый трудный момент с холма послышалась песня. Гордая такая и печальная.
И молодые, и бородатые воины сразу узнали голос Эльби.