Мир внутри (СИ) - Берендеев Кирилл. Страница 15

Я кивнул, глядя как напряжение, пульсирующее в ее глазах, спадает и в них становится можно безбоязненно взглянуть. Теперь я был даже благодарен за это разглядывание, за то, что она собралась с духом, подсела ко мне и задала мучивший вопрос.

Наверное, на лице моем отобразилась улыбка человека, победившего в марафоне, забеге, о достижении результатов в котором, я мечтал еще тридцать лет назад, едва первый мой снимок украсил номер журнала «Знание-сила».

– Знаете, я вас сразу узнала, как увидела. Только не решалась обратиться, вы все время казались таким погруженным в себя, – призналась девчушка. И тут же спохватилась. – Ничего, если я у вас попрошу автограф?

Кажется, я покраснел и прошептал так же тихо, как и моя собеседница, заветное:

– Ничего. У тебя ручка найдется?

Она поставила сумочку с медузой на колени и заглянула внутрь. Нашелся «Паркер», правда, шариковый, из копеечной серии, но все же «Паркер».

– Знаете, у меня даже ваша книга с собой имеется. Я по дороге ее хотела прочесть, а как вас увидела… – спустя мгновение появилась и книга: мягкая брошюрка толщиной в палец с перекошенной рожей безумно испуганного человека, сжимающего окровавленный кинжал в правой руке; за его спиной виднелось монолитное здание, утыкавшееся в звездную ночь. Посеребренными буквами поверх картинки шла моя фамилия, внизу название романа «Город среди песков».

Книжицу эту я видел впервые в жизни. А потому логично предположил, что это и есть то самое пиратское издание моего романа о человеке, попавшем в город своего детства и пытавшемся на протяжении десяти авторских листов уяснить свое место в старом-новом мире, что выпустило в свет полтора года назад какое-то уфимское издательство. Я тогда даже судиться по этому поводу не стал: пускай уж лучше печатают, не уведомив автора и не выплатив ему причитающееся, чем не печатают вообще. Все же с того достопамятного тома, что был награжден «Бронзовой улиткой» пять лет назад, у меня так ничего и не вышло, три-четыре полузабытые журнальные публикации не в счет. Хоть эдак вспомнят, несмотря на жуткую обложку, ни коим боком не относящуюся к содержанию романа, и отвратительное качество бумаги.

Протянутая мне книжка и ручка дали повод узнать имя любопытствующей девушки, Оксана, очень симпатичное, и, по моему разумению, которое я, не сдержавшись, высказал тотчас же, очень ей идущее. Девчушка образованно улыбнулась, с интересом поглядывая на зависшую над шмуцтитулом ручку. Минуту я обдумывал посвящение, затем попытался его записать – тщетно.

«Паркер» расписываться не желал, с собой у меня ничего пишущего не было. Девчушка тут же сказала, что купит ручку в переходе, спросила, где я выхожу. Чтобы мне не делать из-за ее настойчивости крюк. Оказалось, что нам обоим ехать до Сходни. Узнав это, Оксана обрадовалась и принялась хвалить мое творчество.

Оказалось, меня она знает довольно давно, «уж лет пять точно», чему я, естественно, не поверил – хотя бы в силу возраста поклонницы. Натолкнулась на меня случайно, разбирая старые журналы, в одном из них прочитала мой рассказ, в восьмидесятых меня весьма охотно печатали, затем натолкнулась на еще один. Нашла сборник «Фантастика» за тысячу девятьсот затертый год с моей персоной, потом вспомнила о подаренной в свое время на пятнадцатилетие книжице; приятно, что такой выбор сделали родители, посчитавшие, что чтение моих опусов необходимо в той или иной мере для их дочери.

Она сказала что «Город среди песков», это прям про нее, что она прочитала его от кроки до корки за один присест и чем дальше читала, тем больше нравилось. И по прочтении романа захотела напрямую, если представится возможность, познакомиться с автором. А про роман «Камень, катящийся по склону холма», Оксана сказала мне, что никакой фантастикой – и на этом слове было сделано ударение – она его не считает, хоть в нем и происходят перемещения во времени в начало нашего века, в предгрозовую пору русской революции (понять и, по возможности, предотвратить эту «первую волну» и пытается главный герой), а про любовь. Скорее, невыносимое влечение главного героя к эсерке-бомбистке, собиравшейся взорвать великого князя, влечение, мучительное для обеих и невыносимо печальное. Ведь даже ее, эту девушку, от не смог спасти от неумолимых жерновов истории. Прочитав книгу, Оксана плакала.

Пожалуй, это была лучшая рецензия из всех, что я слышал о себе. Я смотрел на нее точно таким же взглядом, каким Оксана совсем недавно созерцала меня, слушая ее рассуждения. Со стороны, странная картина – позабытый писатель и единственный его читатель с удивлением и некоторой долей восхищения глядят друг другу в очи.

Собственно, вся идиллия закончилась быстро, динамик прохрипел свое «осторожно, двери закрываются, следующая станция «Планерная», Оксана спохватилась, подскочив с дерматинового диванчика, я среагировал, наверное, не самым лучшим, но самым эффективным в данном случае образом – попросту выпихнул ее из вагона вместе с собой; мы проскочили в захлопывающиеся двери и оказались на платформе. Поезд ушел без нас.

Только спустя добрых полминуты я заметил, что по-прежнему прижимаю к себе Оксану, да и сама девушка не торопится высвобождаться из моих объятий. Я снова ощутил запах девичьих духов, исходивших от ее черных как смоль волос, заметил две маленькие оспинки на лбу; когда Оксана хмурилась, они пропадали в появлявшихся на их месте морщинках.

– Успели, – прошептала она, дыша в мое ухо и не двигаясь и на сантиметр. Я кивнул, все так же продолжая стоять неподвижно, боясь, что как только она отойдет – запах исчезнет. Исчезнет и тепло, ощущаемое через пальто тепло ее рук и….

Я нашел в себе силы одернуть себя и отстраниться. Тем не менее, Оксана взяла меня под руку, господи, да ведь я сам ей это предложил, когда мы направились к выходу на бульвар Яна Райниса. Оксана была лишь на пару сантиметров ниже меня, подходя к лестнице, ведущей на улицу, я полуобернулся к ней, вновь ощутив ставший уже знакомым запах, в то же мгновение она повернула голову ко мне, взгляды встретились, и она улыбнулась.

Около закрытого киоска канцтоваров выяснилось, что она живет на Братцевской улице, до дома ей пилить и пилить на трамвае и к тому же рядом МКАД, а вам далеко? Я кивнул в сторону невыразительных пятиэтажек.

– Вторая «хрущевка» справа.

– Надо же, как вам повезло, – она говорила совершенно искренне. – А мне еще трамвая ждать.

– Я бы так не сказал. Тем более что наши дома все равно скоро под снос пойдут, переберусь куда-нибудь в Митино или в Куркино, так что….

– Ой, мой трамвай! – Оксана оглянулась и вздрогнула всем телом, заметив тайно подкравшийся в сумерках к остановке транспорт.

– Не успеешь, – прежде чем спохватиться, произнес я. Она подняла глаза и почти тотчас же кивнула.

– Да… не успею.

Трамвай ждал ее, но не дождался и уехал. Оксана и шагу не сделала к остановке.

– А вы сейчас что-нибудь пишите? – спросила она, поглядывая в сторону серого пятиэтажного здания укрытого за деревьями, в перерывах между выглядыванием следующего вагона.

Я кивнул и ответил, хотел кратко, но не получилось. Бог его знает, сколько времени я не делился замыслами ни с кем, кроме музы. Да и та последнее время, не баловала меня своими визитами.

Оксана слушала с заметным удовольствием, но и с некоторым напряжением тоже, она торопилась задать новый вопрос.

– И уже практически готово? Надо же. А кто ваш первый читатель? В смысле: семья или друзья?

Я пожал плечами, почему не сказать правду; собственно, что тут удивительного в моем ответе, что зазорного в ее интересе к окружению моей персоны, в том вопросе, что непременно последует за этим. Я оглянулся, вдали показались огни нового трамвая. Оксана начала нервничать, стараясь не смотреть ни в сторону «хрущевок», ни на приближающуюся сцепку вагонов.

– Издатель, наверное, – неловко вымолвил я, рассчитывая обратить все в банальную шутку, но трамвай приближался, и Оксана спешила. Об ушедшей десять лет назад жене и «воскресном» сыне, приезжавшего ко мне как-то в прошлом году – совсем вырос и стал совершенно самостоятельный, – она не узнает уже, потому как спешит и не спросит, а я не отвечу.