Поворот калейдоскопа (СИ) - Бранник Елизавета. Страница 37

Аня согласилась бы на такую жизнь до конца своих дней, но Филиппу нужно было учиться, да и сама она, подав заявление в аспирантуру по форме соискательства, готовилась к вступительным экзаменам и, несмотря на то, что руководство вуза относилось к ней очень хорошо, старалась обеспечить дополнительную базу для баллов в форме публикаций и участия в научных конференциях. Она продолжала работать над своей программой и, благодаря мощному оборудованию Фила, почти завершила проект. Если она получит патент, это будет еще один плюс на экзаменах.

Куда-то пропала Ника. Ее статус во всех социальных сетях был отмечен двухмесячным отсутствием, на связь она не выходила, но такое бывало и раньше, поэтому Аня подозревала очередной страстный роман. Когда подруга влюблялась, она всегда начинала таиться от окружающих и, если раньше Аня немного обижалась, то теперь Нику очень хорошо понимала. Их с Филом пока спасали перегоревшая лампочка в глухом длинном аппендиксе и хорошо смазанные дверные петли. Но рано или поздно все тайное становится явным.

Отец встретил их на вокзале с огромной клетчатой сумкой. Он стоял, опираясь на забор, и Аня рада была отметить, что он выглядит бодрее и здоровее, чем в их последнюю встречу в феврале, когда она приезжала одна. Сергей Борисович оглядел Фила с ног до головы, неторопливо протянул руку для рукопожатия и бросил:

— Тащи.

Фил схватился за ручки сумки, удивленно поднял брови, но баул поднял. Внутри что-то позвякивало, когда он нес его к машине, старенькой «ниве» отца, припаркованной у въезда. Аня подозревала, что сумка очень тяжела и отец проверяет молодого человека на выносливость, но Фил, кажется, только забавлялся.

— Пап, что там у тебя? — нервно спросила она, когда Филипп, уже в открытую, громко ухнул, поднимая сумку над багажником.

— Так… водяра, — небрежно бросил отец.

— Что?! — Аня потянула за молнию на бауле.

Сумка была набита коробками с «Пшеничной».

— Пап, ты чего? Зачем? Это кому?! Тебе ж нельзя!

— Вот всполошилась, — поморщился Сергей Борисович. — Это Клавдии, сыну на свадьбу. В городе дешевле, чем у нас.

— А, да, помню… Но сам не смей даже к носу подносить!

— Слыхал? — отец подмигнул Филиппу. — Тебя тоже так строит?

— Пыталась, — ухмыльнулся Фил.

Он сел на переднее рядом с Сергеем Борисовичем. Аня сначала с напряжением прислушивалась к их разговору в дороге, потом расслабилась, разобрав, что он вертится вокруг технических тем: капельного полива и рациональности солнечных батарей.

В доме уже хозяйничала моложавая, добродушная Клавдия. Сергей Борисович взялся за шашлыки, а Фил занялся стареньким компьютером: интернет у отца уже был, но Сергей Борисович, по его словам, «нажал не на ту кнопочку, оно повизжало и померло». За столом отец пытался налить Филу водки, но тот отказался. Они с Аней переглянулись. По лицу Филиппа Аня поняла, что он до сих пор нехорошими словами поминает ту злосчастную бутылку текилы. Когда все наелись, она выскользнула из-за стола и вышла за калитку. Вечерело. На селом разливался особый майский запах: скошенной травы, речной воды и ягод. В теплице поспевала клубника на продажу. Урожай в этом был хороший. Аня услышала, как у Фила зазвонил телефон, но продолжала думать о том, как же славно в деревне… когда приезжаешь раз в несколько месяцев.

— А что, вот брошу все и буду здесь жить? Ты со мной? — пошутила она, обращаясь к подошедшему к ней Филу.

Тот покачал головой, кусая губы.

— Что? — встревоженно спросила Аня.

— Нужно поговорить, — сказал Фил.

Они спустились к реке.

— Воейко звонил. Я не хотел тебе рассказывать, думал, еще не точно… Я попал в программу обмена. Мне дают грант на обучение. Я уеду… на год. Может, больше.

— Куда? — еле выговорила Аня.

Фил замялся, опустил глаза:

— В Пекин.

— В Китай?! — воскликнула Аня. — Так далеко?! На целый год?!

— Может, чуть больше. Зависит от того, в какую программу меня возьмут. Я пропустил начало семестра, но меня все равно зачислили, только китайский нужно будет нагонять, разговорно-бытовой, обучение по нему уже началось, хотя много предметов на английском… Аня, если ты против, я не поеду!

— Ты что?! С ума сошел? Это же… интересно, перспективно! Тебе засчитают этот год у нас в универе?

— Да, — Фил помолчал. — Я не хочу уезжать без тебя…

— Где ты будешь там жить? — перебила его Аня.

— Мне дают комнату в общежитии, еще с одним русским студентом.

— Еда? Как там с питанием?

— Аня! Подожди! Это все решится на месте. Скажи, ты действительно хочешь, чтобы я поехал?

— Конечно! — воскликнула она бодро. — Это же Китай! Там одни из лучших ай-ти факультетов в мире.

— Да, — пробормотал Фил. — Цинхуа. Лига це-девять[2]. Это всего лишь год.

— Я знаю, я знаю. Когда ты вылетаешь?

— Как только мне сделают визу на обучение. Это… скоро.

Несколько недель прошли в атмосфере сборов и покупок. Аня не поехала провожать Фила в Москву — он уезжал в шумной толпе других счастливчиков и их подружек. Они простились быстро и неловко. И Аня в первый же вечер села перед экраном ноутбука, готовая считать часы до возвращения Филиппа.

***

Случилось то, чего Аня больше всего боялась — жизнь, до и после короткого видеозвонка вечерами, превратилась в серую рутину. Она приходила с работы, ложилась на диванчик и просто лежала, глядя в потолок, ожидая вызова. Ей было стыдно, она ругала себя за то, что навязывает Филу ежедневное общение, зная, что тот устает после учебы и вынужден выкраивать час, чтобы Аня могла налюбоваться на его посмуглевшее, осунувшееся, но довольное лицо. К тому же в условиях общежития ему было трудно уединиться с телефоном или планшетом. Его постоянно окликали, куда-то звали, Аня видела в толпе, крутящейся вокруг Филиппа (а как могло быть иначе?), девушек: и азиаток, многие из которых, к ее досаде, были довольно симпатичными, и русских, и тех, кто разговаривал с Филиппом на английском.

Собрав всю волю в кулак, она уговорила Фил созваниваться пореже. И повесила на стене в спальне лист бумаги с нравоучительной надписью: «Не спрашивать так часто, как он ест и спит! Есть другие темы, клуша!» Фил и так уже не раз объяснял ей, что ему нравится еда в студенческих столовых, «чифаньках», и что с соседом по комнате он худо-бедно ужился. Сначала он не покидал границы кампуса, стипендии не хватало на поездки и развлечение, но потом нашел подработку по сети, хоть студентам и не разрешалось работать во время учебы. Фил начал часто звонить из города или из поездок, в которых он и его новые друзья проводили выходные. Если была хорошая связь, Аня могла видеть памятники культуры, зоопарки и парки. Она понимала, что его активная, веселая жизнь отдаляет их друг от друга. Она стала чаще бывать в Берёзово, у отца, и у теток, получая утешение в общении с родней

— Ну чё ты, Нырок, переживаешь? — говорил Сергей Борисович. — Вернется твой Филиппок.

— Ему двадцать четыре, — объясняла Аня. — Он молодой парень. Думаешь, он этот год… выдержит?

— Неужели на китаезе какой-нибудь женится? — удивлялся папа.

— Молодому человеку в таком возрасте трудно прожить без отношений, — с неохотой говорила Аня.

— Да в любом возрасте трудно, — соглашался отец, поглядывая в сторону Клавдии, хлопочущей на кухне.

И Аня, проплакав несколько дней, приняла единственной верное в этой ситуации решение — с головой ушла в работу. Она помогала приемной комиссии, курировала практику, а потом, когда кончилась нагрузка в вузе, вернулась к своему проекту. Медленно, но неуклонно она отступала к той жизни, что была у нее до встречи с Филиппом. Они продолжали созваниваться, и она с надеждой замечала, с какой тоской он на нее смотрит, но работа, быт и текущие проблемы все больше иссушали ее сердце, делали ее невосприимчивой к страданиям.

Неожиданно, в октябре, ей довелось погулять на преподавательской свадьбе. Анфиса Евгеньевна и профессор Потапов поженились. Разница между новобрачными была в четырнадцать лет. Оба были в разводе. К Новому году Анфиса уже ходила по коридорам университета, нося перед собой аккуратный животик.