В час волка высыхает акварель (СИ) - Бруклин Талу. Страница 24

Как только я понял, что замок поддался, навалился всем телом на дверь и снова чуть не поцеловал пол, дверь открылась, свобода! Свобода!

— Не думал, что у тебя получится. — Поэт хмыкнул и подал мне руку. — Ты же никогда не вскрывал замки, верно?

— Верно, но я прочитал много руководств по взлому и имел честь беседовать со знаменитыми ворами.

— Хоть где-то твоя теория пригодилась. Фехтовать тоже учился по книжкам?

— Да. Но в дуэльном клубе я один из лучших бойцов, так что попрошу! Лучше пойдём уже. Если поторопимся, то и фехтовальные навыки проверять нужды не возникнет.

Мы двигались сквозь тьму и вонь подземных коридоров. И если снятый со стены факел кое-как решал первую проблему, то со второй пришлось молча смириться. Если бы не ужасные условия и мрак, я бы тут поселился. Уединённое и спокойное место, разве что иногда откуда-то из глубин слышны крики боли, будто человека жарят заживо. Служители церкви Индерварда знали толк в пытках. Дыбы, костедавки, раскалённые иглы ещё под кожу они любили загонять. Один их отставной брат тайком печатал свою биографию — еле урвал экземплярчик на чёрном рынке, перед тем как остальной тираж сожгли вместе с писателем.

Стражи мы толком и не встретили. Уповать на удачу — дурная привычка. Но если чудить разумно, то стражи здесь быть и не могло. Вся лояльная городу охрана погибла во время штурма, а те что переметнулись сейчас ели и пили от пуза. Кардинал Данте Мортимер умел награждать перебежчиков.

— Ты идешь, точно знаешь дорогу… Помедленней! — Я сильно запыхался и с трудом успевал за напарником, шаг сбивался всё чаще и ноги так и норовили отказать, два голодных дня давали о себе знать.

— Терпи. Ещё немного прямо, поворот налево, наша цель уже близка, молись, чтобы охраны было немного! — Поэт меня вновь удивлял. Человек неосведомлённый при взгляде на него в жизни бы не догадался, что недавно Илиас находился на грани жизни и смерти. Синяки и кровоподтёки, конечно, никуда не исчезли, но он не обращал на них внимания и нёсся волком вперёд.

— Очень… Жизнерадостно… А недавно ты о смерти говорил.

Всё, я упал на колени и отдышался, старался не смотреть на одежду. При виде окровавленных дыр на моём любимом костюме, сердце начинало ныть. Сейчас было не время для ностальгии, но мне в голову моментально ворвались все дорогие моменты, которые я прошёл вместе с этой одеждой. Семь лет я сохранял этот сюртук идеально чистым («Идеальная чистота» для Фон Грейса, это если одежда ещё не слишком сильно воняет, а пятен не много, или они просто не видны), а теперь он никуда не годится!

— Я не только говорил, но ещё и думать о ней изволил, но раз уж мы теперь решили бежать, то сил жалеть не стоит. Шевелись, Фон Грейс, сейчас здесь стражи нет, но никто не говорил, что нам будет постоянно везти.

— Судя по тому, что, выбирая путь, ты и секунды не тратишь на размышления, то именно госпожа удача и должна нас отсюда вывести. — Я наконец-то перевёл дух, и мы продолжили путь.

— Мне не нужны размышления, я прекрасно помню, каким маршрутом сюда шли стражники. Вот, посмотри на стену — кровью написано число четыреста двадцать, эту пометку я видел совсем недалеко от входа в тюрьму, мы близко.

Покрытые мхом стены туннелей всё тянулись и тянулись, ничего не менялось, и лишь изредка можно было наткнуться на догорающий факел или валявшийся на полу череп, приходилось полностью доверятся поэту. Успокаивало только то, что он явно знал, что делает.

— Неужели ты с первого раза запомнил дорогу? Я тебе не верю.

Илиас тихо хихикнул.

— Нет, совсем нет! Инквизиция не особо заботилась о культурном воспитании преступников. Понимаешь ли, есть очень много людей, которым мои стихи неугодны, а потому я часто бывал в этих стенах, вот всё и выучил. Правда, находились и богатеи, которым мои строки нравились. Вот и вышло, что половина высшего общества меня в тюрьму сажала, а остальная вытаскивала. Не думаю, что я для них что-то значил. Тюрьма — мой второй дом, пока какой-нибудь очередной покровитель не соизволит показать силу и выпустить меня на волю. Так, забавная игрушка, а теперь пригнись и хватит расспросов, выход уже близко.

Согнувшись и чуть ли не прижавшись к полу, мы приблизились к караульной. Охранников оказалось всего двое, правда, они были трезвые, а это ситуацию осложняло. Тюремщики, к величайшему моему удивлению играли не в карты или кости, а в шахматы! Видимо, умные стражники ещё не перевелись на этом свете.

Охранники, судя по разговорам, были закадычными друзьями-трезвенниками, и решили благородно нести караул в тюрьме, пока вся остальная стража напивается на празднике в честь «освобождения» города от «проклятых нахлебников».

— У одного меч на поясе висит, а второй оружие отложил. Вон оно, на бочке, что ближе к нам. План такой — я хватаю меч и нападаю на вооружённого охранника, ты бей второго в рукопашной. Эти ребята из простых, даже кольчуги нет, только рубахи с гербом.

— А почему ты берёшь оружие?! Я обучался фехтованию по книгам самых знаменитых мастеров, я…

— Эдвард, ты слепой? На бочке лежит ржавая железка с неправильным балансом клинка и затупленным лезвием — оружие солдата. Клянусь, будь там шпага с гравировкой, её взял бы ты, а теперь позволь мне делать своё дело — убивать людей чем угодно. Это я в первую гражданскую воевал, а не ты.

— Но ты слаб… — Попробовал парировать я.

— Я хочу что-то тяжелее шпаги в руках держал, да и не так сильно я измождён, чтобы не расправиться с парой этих увальней.

Неприятно так скоро проигрывать спор, но обстоятельства вынудили меня согласиться с поэтом, да и руки мои долго не смогли бы держать такое неуклюжее и громоздкое оружие.

Прошло ещё несколько минут, мы наблюдали за стражниками из-за угла, выжидая подходящий момент, я развлекал себя, наблюдая за развернувшейся на доске партией. Первой интересной деталью было качество фигур, сомнений не возникало — кость животного, дорогая и редкая. Стражники либо украли игру, либо выиграли у какого-нибудь не очень везучего епископа. Служители церкви Индерварда любили дорогие безделушки.

Второй интересной деталью была сама партия, она близилась к завершению, у белых было колоссальное преимущество: одна лишняя ладья, удачная длинная рокировка и идеальная защита короля. Через два хода планировалась вилка, тот стражник, что пониже играл существенно лучше товарища, а сам товарищ в свою очередь обладал грозным телосложением. Я искренне надеялся, что игра закончится нетрадиционным способом, так и произошло.

Белая ладья и ферзь загнали чёрного короля в угол, и последний ход королевы триумфально завершил партию. Стражники переглянулись, засучили рукава и стали оживлённо спорить. С каждой секундой они говорили всё громче, пока тот что меньше истерично не заорал на товарища, обвиняя того в жульничестве, за что и получил табуретом по лицу. Начался знатный мордобой! Мы не теряли времени. Илиас в два прыжка очутился у клинка. Я же протаранил сцепившихся стражников и смог чудом повалить обоих. Поэт увернулся от брошенной в него табуретки и парой ударов закончил этот бой. Бил в горло, точно, сильно, не оставляя ни единого шанса. Вновь он дал мне руку, теперь уже испачканную в крови. Я не брезговал, привык к тошнотворному запаху.

— Ты же говорил, что это ржавая тупая железка? Я думал, будешь бить ей как дубиной… — Илиас очистил меч рубахой одного из охранников.

— Правильно приложенное усилие любое оружие делает смертоносным. Не будем медлить. За нами тьма могилы, а впереди война!

Поэт цитировал одно из моих любимейших произведений: Сказ о Мелибшдене и Крулате, за авторством знаменитого мыслителя первых времён — Столераста. Великие герои воскресли, дабы защитить священную землю Иннира. Правда, у Столераста была дурная привычка убивать всех действующих лиц поэмы, так что спасение не увенчалось успехом. К слову, именно за эту поэму его и сожгли, церковь в те времена была гораздо слабее, но кое-как справилась.

Мы не были уверены, услышали ли шум битвы остальные стражники, а потому спешно обыскали тела, захватив с собой несколько полезных вещей, и поспешили к высоким кованным дверям — выходу на свободу.