В час волка высыхает акварель (СИ) - Бруклин Талу. Страница 49

Прямо за ним на земле корчился в предсмертной агонии громадный летучий глаз. Из него местами росли щупальца, оканчивающиеся маленькими ртами. Адриана прикончила чудовище, которое как раз хотело роскошно закусить бароном. глаз не смущало то, что барон был тощ и костляв. Пронзённое чудовище недолго корчилось, истекая мерзкой розовой слизью, а потом начало таять, пока не превратилось в простую лужу вонючей краски.

— Принеси мне мою Елизавету. — Повелительно сказала госпожа Фэйт — Молчи, говорить не разрешала. Да, я даю своему оружию имя… — Фэйт призадумалась, пока неуклюже пытался слезть с лошади, ворча и скрипя, как дряхлый дед. — Красивое у тебя имя… Эд-вард — Мечтательно произнесла по слогам куратор. — Навряд ли ты его заслужил. — Раздосадовано докончила она.

— И как же ты предлагаешь делать, раз имя просто так давать нельзя? По номерам детей называть? — Эдвард ухмыльнулся и поднял кинжал с земли, он услужливо вытер оружие и протянул Адриане, ожидая новых побоев. К его удивлению, таковых не последовало. Куратор отстранённо смотрела на зеркальное лезвие и о чём-то думала. Эдвард как-то понял, что случайно саданул по больному. Уж слишком беззащитно сейчас выглядела ранее неприступная куратор. Лицо её расслабилось, да и видно была, что тут она лишь телом, а мысли очень далеко.

— Барон, верно? — Фэйт разрушила тишину. — Тебе же всё досталось без труда: имя, поместье, богатство и уважение. Ты не понимаешь, что такое бороться за желаемое. Ты всё получил при рождении.

— А ты? — Неожиданно сам для себя спросил барон. Он часто говорил с Аль Баяном, но скорее из желания втереться в доверия для дальнейших манипуляций. А Фэйт… Он чувствовал в ней что-то родное.

— Не изображай участие. Тебе нет дела до меня, а мне — до тебя.

— То есть, если я сейчас изъявлю желание добровольно и внимательно тебя слушать, то ты пошлёшь меня куда подальше? У тебя ведь куча друзей и любовников, стольким людям до тебя есть дело. А что я? Я недостойный. Лишь сильные мира сего имеют право знать госпожу Фэйт.

Эдвард ликовал, он опять попал в яблочко! Странствия и история с Данте его кое-чему научили — он стал лучше понимать людей. Жестокость Адрианы — напускная. Она оказалась мягкотелой, и барон уже размышлял, как ему это использовать.

— Я жила в картине жёсткого художника, так уж повелось — полотно повторяет характер творца. — Начала задумчиво Адриана — У нас детей забирали из семей по рождению и селили в общие казармы. Имён не давали — только номера, лучшим — клички. Потом я уже увидела города. У нас же вся жизнь была, как военный лагерь. В двенадцать лет был выбор: стать рабом без имени или воином, достойным его. Я выбрала путь воина.

Меня оставили вместе с четырьмя товарищами в лесу, кишащем всякой тварью. Воины тем и занимались — охраняли деревню. Слишком много хищников вокруг нас водилось — некогда было друг с дружкой воевать. Старейшины ушли почти сразу. Испытание было простое — протянуть неделю. Мы тогда совсем безмозглые были, думали это игра. Удивительно, да? Росли в жестокости, а всё равно верили, что всё игра, а когда Крейг нажрался ядовитых ягод и помер в луже собственной блевотины, веселье закончилось. Никто нас не учил выживанию. В этом был смысл — кто сможет научиться сам, тому в будущем любой враг будет нипочём.

Три дня мы ещё кое-как отбивались от зверей, волков там всяких да медведей: огонь разводили, палки заостряли. Как у нас говорилось: «Вертись как змей на раскалённом камне». А потом началась Длинная ночь — четыре дня непроглядной тьмы, тогда на поверхность вылезают плотоядные подземные черви. Мои «друзья» ничего про них не знали, дураки, а я вот нашла три норы раньше всех. Три «друга» — три червя. На последней спокойной ночёвке, когда пришла моя очередь быть караульной, я привязала их к земле, а сама залезло на дерево, пока они спали. Я набила их карманы ядовитыми ягодами — даже медведя свалят, а тела обмотала плющом. Через несколько часов вылезли черви и сожрали их заживо вместе с одеждой, там и издохли вместе с моими друзьями. Они думали, я из разбужу, когда земля задрожит. Не разбудила.

Через два дня вернулись старейшины и даровали мне имя — Адриана Фэйт, на нашем языке — жестокая судьба. Суть испытания оказалась не в том, чтобы выжить, сообща выживают рабы, поодиночке — воины достойные имени. Наш мир в конце концов погиб, устои оказались не так хороши. Я бежала прочь от ненавистных сородичей и долго странствовала. Искала цель. В итоге я встретилась с Борян Аль Баяном, он впечатлялся, увидев женщину воина. Тогда он был совсем другим: творил дворцы щелчком пальцев, создавал и сокрушал народы по приказу Великого художника. Именно Аль Баян убедил старого бога, что академии нужен второй куратор. Так я получила своё место под солнцем: долголетие и власть. Хотя сволочь-художник не даровал мне вечность. Три тысячи лет — вот мой срок. Как видишь, я добилась не только имени. Скажу больше: если бы не я, то в смутное время весь Нарисованный мир превратился бы в кровавый хаос. Аль Баян перестал осознавать груз возложенной на него ответственности. Я же всё понимаю.

Адриана окончила рассказ. У неё было железное лицо и голос, ни капли эмоций, только насмешка. Барон потупил взгляд, а затем спросил:

— Я могу заслужить своё имя? Сейчас?

Адриана удивлённо взглянула на него, впервые человек по своей воле просил пройти испытание.

— Леса я тебе со зверьём не найду, но кое-что подкинуть сумею. — Лицо её исказила азартная улыбка — Из тебя может выйти толк, поехали!

Она пришпорила лошадь и помчалась галопом вперёд, Эдвард следовал за новой учительницей, он чувствовал в ней силу, такая сила однажды уже подчинила его разум, то была сила Данте. Однако в этот раз барон думал, что не ошибся. Только такой человек сможет дать ему желанную власть. Великим людям нужны великие наставники — без этого никуда.

***

Пламенный город возник из пустоты, его образ озарил светом безжизненные камни равнины. Напоминающий из далека пожар, вид его преображался с каждым сделанным шагом. Стена огня, внутри которой слоняются угрюмые силуэты. Чёрные тени без лиц населяли город. Бешенное пламенное кольцо — остров несправедливости. Много лет здесь гостил человек с двумя лицами, он бежал от праведной мести. За ним гналась отчаянная девушка, потерявшая своего возлюбленного. Человек с двумя лицами не чувствовал вины — это было благородное убийство ради любви, девушка же этого не понимала. Любовник был единственным островком счастья, в мире, который она ненавидела. Жители города хорошо приняли убийцу и отказались выдавать его, девушка прокляла их и ушла. Ночью она вернулась и сожгла город дотла, вместе со всеми жителями. Те, кто пытались бежать пали от её клинков, пропитанных кипучей яростью. Когда последний горожанин испустил дух, а пожар затих, она осталась стоять на пепелище, человек с двумя лицами исчез в дымке пожара, вновь меняя маску.

Друг девушки был милосердным и мягким человеком, он уговорил её отказаться от мести, точнее решил, что смог уговорить…

***

Адриана остановила лошадь и указала в сторону города. Испытание — пройти его насквозь. Барон смело повёл лошадь навстречу опасности. Лошадь брыкалась и норовила скинуть наездника, но стоило ей только копытом коснуться пламени, как она успокоилась.

Пожар расступился перед Эдвардом, пропуская его внутрь временного кокона. Тут всё выглядело иначе: простые деревянные здания, соломенные крыши, и только ближе к центру появлялись постройки из камня, а затем и из мрамора. Во всём этот город ничем не отличался от любого другого селения, за исключением одного — каждая улица, каждый дом, каждый горожанин нёс на себе лёгкие язычки пламени. А вместо неба был только огненный купол.

На первый взгляд улицы жили, как им и положено. Но стоило лишь немного присмотреться, чтобы раскрыть обман. С лиц горожан не сходила улыбка, они говорили, посещали торговцев и работали; всё так, как и должно быть. Однако спустя время жители замирали на месте и не шевелились, а затем всё по новой. Бабушка Джед просит мясника отмерять фунт свинины, мясник морщится, припоминая старухе неоплаченный долг. Беспризорник в драных башмаках и такой же рубахе пробегает мимо прилавка, хватая с него первый подвернувшийся кусок мяса, в спину ему кричит стражник. Офицер приказывает солдатам чином пониже поймать вора, те первые несколько улиц пытаются догнать мальчишку, но вскоре вовсе теряют его из виду. Не особо огорчённые провалом служители порядка заворачивают в ближайшую пивную… А потом всё по новой! Вновь бабушка Джед просит мяса, потом неоплаченный долг, беспризорник, стража… Опять всё по новой и так до бесконечности! Словно нить, замкнутая в порочный круг вечного повторения!