В час волка высыхает акварель (СИ) - Бруклин Талу. Страница 50

Эдвард успел просмотреть этот спектакль четыре раза, когда решил, что пора что-нибудь сделать. Оружия у него не было, да и не помогло бы простое оружие против таких созданий. Барон пытался найти в идеальной повторяющейся истории города выпавший винтик, выбивавшеюся из общей картины деталь. Он будто бы и позабыл, что единственное что от него требовалось — это выйти. Барон спешился и начал разгадывать головоломку.

Прошло два часа бесцельных блужданий, никто Эдварда не замечал, а единая попытка дотронуться до чего-либо в городе приводила к внеочередному «перезапуску». Отчаявшись, барон присел в тени дерева, росшего в саду одного из богатых особняков. Это был клён, на нём росли прекрасные красные листья, которые в огне становились только красивее.

— Дядечка. А, дядечка. Обернитесь, пожалуйста.

Эдвард обернулся. Он сильно удивился, обращался к нему мальчик лет семи, и у него на голове тоже танцевал огонь. Никто из жителей города раньше и в упор Эдварда не замечал, а теперь с ним говорили.

— Добрый господин, вы такой сильный и добрый… — Застенчиво промямлил мальчик.

Эдвард сразу понял, что ребёнку что-то нужно, ибо сильным, и тем более добрым он не выглядел — оживший скелет с впалыми глазами.

— Что тебе нужно? — Немного растерянно спросил он.

Мальчик указал куда-то в сторону, Эдвард обернулся, ему показывали на крышу особняка. На самом верху, около дымохода, лежал вырезанный из дерева медвежонок. К крыше кто-то уже услужливо приставил лестницу. Она хоть и выглядела прогнившим куском дерева, но Эдварда должна была выдержать.

— Хочешь, чтобы я достал оттуда игрушку? Лестница уже стоит, залезь сам.

— Я… Я боюсь высоты. — Прошептал мальчик себе под нос.

Эдвард долго думать над решением не стал: если и существовал ключ к тайне горящего города-призрака, то он заключался в единственном видящем его здесь человеке. Барон засучил рукава и поднялся на крышу. Он ожидал демонов, тянущих к нему свои омерзительные лапы с того света, голодных призраков, но никак не того, что произошло… Он просто забрал игрушку. Даже перезапуска не случилось. Эдвард просто поднялся на крышу, просто взял мишку и просто отдал его мальчику. Тот немного попрыгал от счастья, тысячу раз произнёс спасибо и побежал по своим мальчишечьим делам.

Барон продолжал бродить по улицам, с острым ощущением недосказанности. Мальчик и игрушка. Было в этом что-то странное. Ради интереса Эдвард подошёл к покупающей мясо старухе и… Она посмотрела на него!

— Милок, может, скажешь этому хмырю, что нехорошо грубить старой женщине?

— А может ты милок, заткнёшь эту каргу, и скажешь, что платить нужно вовремя! — Возмутился в ответ мясник и стал сильнее бить тесаком по мясу, невольно барон представил на разделочной доске свою голову.

Эдвард снял с пальца медное кольцо — не драгоценность, чтобы жалеть, но в качестве оплаты за кусок мяса сойдёт. В результате и старуха и мясник остались довольны, затем прибежал беспризорник, за ним погналась стража, цикл вот-вот должен был обновиться, и это произошло вновь. Но в новой петле ни мясника, ни старухи уже не было! Их места пустовали, и беспризорник крал мясо у несуществующего торговца!

Вдруг Эдвард почувствовал, как земля под ногами затряслась. Здания стали рушится, от них откалывался камень за камнем, лица жителей застыли в чудовищных гримасах, всё грозило рухнуть в одно мгновение! Недолго раздумывая, Эдвард бросился наутёк! Прочь из проклятого города, как можно дальше от пугающих лиц! Его испытание — пройти город, а не разгадать его тайну. Как он мог об этом забыть!

Эдвард бежал, не жалея сил, как тогда, год назад, бежал от стражников с важными для Нового Рассвета документами за пазухой. Он уже видел выход — узкая улочка, ведущая в Мёртвую долину. А все стены вторят: «Вор! Вор! Держите Вора!» Стены кричали голосами вредных старух. Преисполненный надежды на спасение барон молнией вбежал в тень неопрятных окраинных домов, выход был уже так близко… Но, когда уже Эдвард подумал, что выбрался, он невольно моргнул. Барон снова стоял на рыночной площади, только никого здесь уже не было, только прилавки обрушились и сгорели.

Барон замер, спиной он чувствовал влажное дыхание. Так мог дышать только кто-то огромный, чудовищно огромный! Он очень медленно обернулся, и правильно сделал, увидь он существо позади себя сразу, сердце могло не выдержать. Почти всю площадь занимал монструозный лис. У него была длинная фиолетовая шерсть, каждый волос не меньше метра в длину, все они стояли дыбом. У божества было три гигантских хвоста, которыми он оплёл ближайшие дома. Они оканчивались искрящимися алмазными колокольчиками, которые не переставали играть свою загробную мелодию.

Лис опустил морду прямо к Эдварду, барон споткнулся, пятясь назад, грохнулся на мостовую и вжался в мощёные неровные камни. У монстра было шесть крохотных глаз без зрачков, но это не мешало богу видеть много больше, нежели обычный человек. Однако глаза Эдварда не волновали, он лежал прямо рядом со зловонной пастью, она занимала добрую половину лица лиса и растягивалась очень сильно в ширь.

— Букашечка села на цветок, цветок — пок! И нет букашечки. Бабочка села на бугорок, — пок! И нет бабочки. Муха села на пирог, варенье своровала, пок! Нет, муха есть, просто очень, очень сильно мучается. Каждый вор будет мучаться как эта мошка, к чему это я всё это говорю? — Лис пел, не открывая рта, тем не менее, Эдвард всё слышал. Голос существа разливался по его сознанию, как будто мёд — тягучий и сладкий.

— Клянусь, я не вор! — Отчаянно начал оправдываться Эдвард. Лис поднёс свой коготь к лицу барона и в голове Эдварда раздалось тихое: «Тсссс». Будто лис был матушкой, укладывающей его спать.

— Бедная букашечка, не знает, что украла у меня. Ничего, мы ей всё объясним, правда? Правда. Никто не смеет воровать у Гниющего царя, Хозяина душ, Человека в чёрном, ну, или, у Шестиглазого лиса, так меня чаще называют. — Бог снизошёл до вполне человеческой речи, в которой почти и не чувствовалось, что он зверь. Только пасть об этом напоминала — Ты дал душам то, чего они жаждали в момент смерти и освободил их, это воровство. Нехорошо таким быть. — Лис издевательски погрозил барону когтем — Теперь они ходят по земле и могут вселиться в какое-нибудь мёртвое тело. Так делать нехорошо. — Лис оскалился, у Эдварда спёрло дыхание — у бога было три ряда зубов, а каждый из них не хуже сабли.

— Ты думаешь, я знал, что отпускаю их души?! Я не виноват! Не надо было свой город посреди равнины ставить! — По окончанию фразы лис сжал Эдварда в тиски своим хвостом, эта была некая вежливая версия Адрианы Фэйт — лис дослушивал неугодную ему фразу до конца, прежде чем «наступить ботинком на лицо».

— Скажу так, как будет понятно человеку. Меня, как и банк не волнует, почему или зачем букашечка украла мои деньги. Я хочу только раздавить это наглое насекомое. А что же деньги? Какое мне, хозяину банка, дело до пары сотен монет, что ты украл? А? Важно только наказание… Тебе неимоверно повезло, букашечка, я не банкир. Ты можешь отработать долг.

Лис убедился, что Эдвард понял смысл фразы и ослабил хватку.

— А если я откажусь? — Выпалил Эдвард.

— Попробуй. — Лис раскрыл пасть ещё шире, отчего зловонные ветра заставили Эдварда вовсе не дышать. Там, в конце беспросветного туннеля глотки что-то горело, слово кузница. Неужели это и был ад…

— Согласен! Нас что угодно согласен! — Закричал барон, извиваясь в хватке бога, лис закрыл пасть и улыбнулся… если то можно было назвать улыбкой.

— Три живые души — всё честно. Как видишь я честнее банков — проценты по займу нулевые. Три души из моих цепей досрочно освободил, три души в мои цепи досрочно закуёшь. Убей их вот этим клинком, и мы в расчёте.

Эдвард услышал, как что-то упало и ударилось об камни, посмотреть он не мог из-за обмотавшего его лисьего хвоста.

— А что будет, если я… Не смогу… Вовремя?

Барон как-то понял по морде зверя, что этого вопроса он очень сильно ждал. Лик раскрыл пасть и изверг струю лилового пламени на лицо Эдварда, барон взвыл от невыносимой боли, которая разлилась по всему телу. Он ничего не видел и не слышал, боль затмила всё. Ему хотелось взять нож и отрезать голову, только бы муки прекратились! Он не мог понять, когда всё это прекратилось, от шока в глазах двоилось, а конечности ощущались слабо. Лиса перед ним уже не было, город остался за спиной, но в голове всё ещё жил угасающий голос.