В час волка высыхает акварель (СИ) - Бруклин Талу. Страница 74

Женщин же заняли шитьём. Их вывели на пустырь, к ним вышел Данте с солдатами. Солдаты те несли сундуки, недавно у дворян отнятые. Прямо на сырую землю посыпались цветастые рубахи, сюртуки, камзолы, бальные платья, корсеты и прочие изыски гардероба. Бабья толпа аж охнула от одного вида такого счастья! Многим из присутствующих пришлось бы пол жизнь за один кусочек атласной ткани работать, потому вид целого сундука «сокровищ» восхищал. не меньше явления, например, дракона. Не то что бы кто-то из толпы видел хоть когда-нибудь дракона, но случись такое, скорее всего некоторое удивление имело бы место быть.

Приказ бабам дали простой — пошить воодушевляющие флаги. А чтобы не ныли и не пытались чего украсть— подарков пообещали одеждой и едой. Ну, и смертную казнь. за хищение назначили, разумеется.

После тяжёлого обустройства Данте не мог не радоваться виду лагеря — его мечты воплощались в жизнь. Да, поначалу люди не поняли куда и зачем требуется им идти, но как только мысль о лучшей жизни засела в головах — они начали понемногу сближаться и как-то… ненавидели друг друга меньше что ли. В свете солнца резвились дети, с горы спускались мужики с полными вёдрами рыбы, а над серыми и жёлтыми палатками уже развевались первые сотканные флаги. Данте даже немного гордился первыми плодами трудов.

А потом полусотне человек отрубили головы за воровство и учинение беспорядков.

***

Адриана Фэйт прибыла в столицу с шумом ночных ветров и треском сверчков. Покинутый церковью и здравым смыслом город преобразился. Маэстро подготовил место достойное его праздника. От главных ворот остались лишь обломки, а место знамён с пылающим солнцем заняли новые флаги — акварельные волки, расплывчатые, еле видимые простому человеческому глазу. Из оскаленные морды истекали слюной в предвкушении чего-то грандиозного.

Большинство улиц лежало в руинах, некоторые горели. По ним носились обнажённые девушки с располосованными ударами плетей спинами, за ними вслед бежало мужичьё в звериных масках с пеной на губах. И всё это под грохот труб в дыму и смраде. «Хей-ген-го! Хей-ген-го!» — кричали люди, возвещая пламенную ночь.

Наводнившие улицы безумцы обливали друг друга вином, постоянно сходили на нервный прерывистый смех. Их лица исказили радостные гримасы, лишь отдалённо напоминающие улыбки.

На площадях устроили забаву — колесо «радости». Выдёргивали из собравшейся толпы случайно человека, обливали его смолой с ног до головы, привязывали к колесу и раскручивали со всей мочи. Остальные пытались метнуть в «счастливчика» факел, чтобы греться потом у костра ещё пару-тройку минут и наслаждаться ароматом горелой человечины. Под крики жертвы остальные плясали матросские танцы на бочках и столах, крутя колесо быстрее и быстрее с новой силой!

Адриана бросила давно своих сопроводителей. Она не желала плестись за каким-то там «посланником».

Только вот города она не знала и уже вся вспотела в попытках отыскать Маэстро. Жар в воздухе стоял адский: на сотнях жаровен разом готовили в столице, копотью покрылись некогда блестящие стеклянные стены. Весь город стал одной громоздкой потной и зловонной оргией! Крики наполняли улицы, вещи выносили из домов, какие-то и вовсе сжигали! Просто так! Ради смеха! Люди совокуплялись прямо на улице или в огне под забористую трель пьяных скрипачей. От духоты улиц мутился рассудок и даже самые стойкие умы вливались в общую процессию «счастья».

— Эй! Очаровательная барышня! — Раздался мужской голос — Не желаете ли принять участие в пыточных увеселениях? — Обратился к Адриане мужчина в маске жабы с раскалённой кочергой к руке. Его лицо эта маска не красила, как и животная гримаса— жаждущий любви мартовский кот.

— Что за увеселения такие? — Снизошла до ответа куратор.

— Прекрасные увеселения! Можно вгонять раскалённые иглы под ногти! Есть дыба, железная дева и колесо признания. Хозяин не поскупился и предоставил нам все запасы инквизиции. Всё же вам я рекомендую кое-что экзотическое — крысиное ведро. Сажаете на человека крысу, накрываете её ведром и нагреваете дно. Грызуну жарко, он в панике ищет выход, а не найдя прогрызает его сквозь человека! Великолепная забава. — Садист говорил с восторгом, подпрыгивая после каждого слова.

— Вы тут все больные что ли!? Вы же не ради выживания, ради забавы губите, ублюдки! — Лицо Адрианы выразило нескрываемое отвращение. Какая-то тонкая грань в её разуме проходила между жестокостью дозволенной и «отвратительной».

— Больные? О Да! Мы больны, но что же нам с собой поделать? Тут все гости господина Маэстро! Есть простое правило — попытал, дай попытать себя. Он созвал всех «особенных» людей Иннира! Нам больше не нужно прятаться и скрываться. Можно быть самими собой! Вы не представляете, как сложно живётся нашему брату. Загоняются в одиночестве жаждущие детской ласки господа. Некоторые из нас настолько любвеобильны, что на знакомство времени просто нет! А нормальные люди скучны и нелепы. Ни убивать, ни пытать нельзя. Нас гонят и презирают! И только на этом празднике никто не ущемляет нашего… права быть счастливыми.

— Вижу ты… рад празднику. — Сдержалась Адриана — Может, скажешь, где найти Маэстро? — Спросила Адриана так вежливо, как могла, даже улыбнуться попробовала — не вышло.

— Он сейчас вместе с особыми гостями в подземном театре, но туда пускают только по особым приглашениям, а ты выглядишь слишком нормальной, для высокого гостя. — Подозрительно ответил мужик — Лучше пошли, займёмся кое-чем, я не только пытки люблю. — Извращенец в маске облизнулся и взял Адриану за руку, она мило улыбнулась и прижалась к нему всем телом, её руки поползли вниз, поглаживая кожу мужчины сквозь штаны. Он начал тихо уже постанывать, предвкушая хороший секс. — Хочешь прямо здесь, хорошо… — Руки были всё ближе, ближе… Адриана взмахнула своими обсидиановыми волосами, приводя человека в маске в восторг, и вот руки её достигли цели — Что… Что ты делаешь?! А! Ааааааа!

Мужик скорчился, схватился за промежность, откуда торчал по рукоять вогнанный кинжал. У Адрианы было своё представление о глубоком проникновении.

— Надеюсь, ты не мазохист, а то выходит, я тебе только приятно сделала.

Куратор резко выдернула нож обратно, мужик взвыл ещё громче, но никто ему помогать не спешил — пляшущая вокруг толпа думала, что девушка просто услаждает вкусы «особенного» человека. Адриана осмотрелась — не следит ли кто — и пошла в сторону возвышавшегося над остальным городом дворца, только перед этим она хорошенько заехала ботинком по промежности гада ещё раз.

Прости, малой, но нужна гарантия, что детей у тебя не будет. А то придётся вернуться сюда и прирезать их к чертям, прямо как из матери выйдут. Такой выблядок ничего хорошего не родит.

Улицы не хотели пропускать куратору ко дворцу, на пути Адрианы будто из воздуха возникали всё новые и новые «джентльмены», желающие познакомиться. Ей предлагали действительно вкусную еду, но она вспоминала первое увиденное застолье — запах плоти заглушали специи, тонны специй. Город наводнили безумцы, которые раньше скрывались, боялись заикнуться о своих тайных «желаниях». Им было лень пытаться хоть как-то их заглушить, но они продолжали жить в тени, потому что боялись. Теперь же они вылезли, словно черви после дождя. Их не волновало Великое переселение, будущее или прошлое. Они жили ради этого бала, ожидая возвращения знаменитого «Короля ублюдков». Того, кто возлюбил их в уродстве…

На сервированных столах всегда хватало свежей плоти и гнилых фруктов. Дурмана-трава была повсюду, наполняя воздух зловонным дымом. Слуги подожгли её заранее, и теперь город накрывал осязаемый наркотический туман. Раскрепощающий запах превращал даже самых скромных ублюдков и извращенцев в истинные воплощения порока и вседозволенности. В дыму и жаре приходилось пробираться к вершине города.

В Адриане проснулось жгучее чувство ненависти ко всем окружающим. Кинжалы не переставали петь, расчищая путь для куратора академии художеств. «Они недостойны жить!» — судила Адриана. Будь в её рукаве ещё одна карта «губительного тумана», она взорвала бы этот рассадник жестокости, смела бы гнездо чумных мух огнём, но карты у неё не было. Поэтому она просто рубила и кромсала, ведь это она выучилась делать практически идеально.