Тарч (СИ) - Демин Игорь. Страница 18
Ага. У парня. Да. Так Тарч и поверил. Одела красное платье, такое, что только слюни подбирай, и помчалась к парню, смотреть телевизор и жевать заказанную в соседней фаст-фуднице пиццу. В клубе ты была. Тарч бы даже смог назвать навскидку парочку заведений, куда по выходным на свет слетались такие вот красивые бабочки, в поисках будущего семейного счастья, в обязательном порядке приправленного дорогой иномаркой, трехэтажным особняком и чередой походов по салонам красоты. И там, в клубе, тебя снял очередной мажор, а то и просто парень с хорошо подвязанным языком и заранее снятым номером в приличной гостинице, где-нибудь в районе набережной Гребного канала.
— У него дома. После клуба заехали — рассказывала Вишня, — Я у него обычно на выходные остаюсь. Мы там выпили слегка. Я слегка, а Слава сильно. В клубе не умеет меру знать. Как приехали, так и свалился. Хорошо хоть не полоскало. Проснулась от того, что сильно болела голова. Пошла на кухню, выпить воды и что-нибудь поесть, чтобы потом таблетку выпить. Ну, я все-таки тоже не сильно от Славы отставала. Мы там с девчонками в конце, перед отъездом, прямо зажгли. Слава спал еще. Я перекусила, хотя тошнило сильно, но надо было поесть. Слышу, а он бухтит в спальне. И с голосом что-то, какие-то странные звуки. Перепил и завывает. Я даже не пошла. Не нравится он мне с похмелья. Только супу ему поставила сварить, он любит. Пока ставила, Слава и…
Вишня некоторое время подбирала нужное слово. Она показала, как он схватил ее сзади, за плечи, и продолжила:
— …напал. Я думала, придуривается, скинула его, увернулась. А он снова. Я отбиваться пробовала, визжала. А что визжать, дома то нет никого, это его дом, родители купили. Я испугалась так. Ничего не соображала. Орала только и била его по лицу. А ему что, он в спортзале почти живет. Сильный, хоть и худой. Я и схватила, что под руку попалось…
Вишня снова замолчала, смотря вперед пустым взглядом, и сделала рукой перед грудью несколько коротких резких движений. Воображение Тарча без труда достроило нож, который она держала, и ее худощавого парня, в тело которого этот нож раз за разом входил.
Тучка громко ахнула и, прикрыв ладошкой рот, спросила:
— Что? Убила?
За Вишню ответил Лом:
— А что ей было делать? Он же в зомбака обратился.
— В зараженного, — машинально поправил Тарч.
— Да хоть в папу римского! Ей что, целоваться с ним надо было?
На этот риторический вопрос никто отвечать не стал, и Вишня, как бы продолжая рассказ, произнесла:
— … вилкой. Прямо в глаз, — и она снова повторила те движения, как будто втыкала нож во что-то невидимое, — Я потом по щекам его била, до скорой пыталась дозвониться, потом маме, потом брату, потом хотела убежать, но у меня голова закружилась, я упала, сильно ударилась, ну и потом… потом сообразила, что все не так, как надо, ну, в смысле, в мире. И пряталась в доме. Его накрыла одеялом. И в других комнатах была. Ночью чуть со страха не умерла. Плакала все время, боялась. И Славу было жалко. У нас столько планов было. А потом вот ребята меня подобрали.
— Вилку ему прямо в глаз? Ха, ну ты, красотуля, дала жару! — несмотря на помрачневшее окружение, Лом не сумел удержаться, чтобы не хохотнуть. Он снова состроил карикатурную рожицу и, издавая странные скрежещущие звуки, сделал вид, что двумя руками старательно вкручивает что-то прямо перед собой.
Вишня, перед глазами которой только что прошла та страшная сцена, несколько раз мелко вздрогнула, но нашла в себе силы улыбнуться. Вышло немного жалко, но Лома ее улыбка взбодрила и подвигла на новые подвиги на ниве пантомимы. Он изображал и усилия девушки, и скособоченное лицо побежденного ею зараженного и преувеличенную радость, охватившую победительницу, и делал это с таким задором, что сидевшие рядом люди снова начали оттаивать, приходить в себя от страшных впечатлений и даже улыбаться, пряча смех в уголках губ.
— Что ты все время ржешь?! — голос сидящего почти у края кузова мужика, которого за угрюмый вид Лом прозвал Утюгом, прозвучал громко и зло.
От неожиданности Лом среагировал на вопрос только удивленно сведенными бровями, но при этом не успел перестать строить очередную рожицу, и на секунду стал похож на Джонни Деппа в роли Джека Воробья, с одной из его многозначных придурковатых ухмылок.
— Придурок… — не громко, но так, чтобы Лом обязательно расслышал, бросил Утюг уже в сторону и в низ, отвернувшись ровно настолько, чтобы показать, насколько неинтересна ему ответная реакция парня.
— Ты мне, что ли? — Лом был так искренне удивлен, что даже не перестроился на угрожающий тон.
— А кому же? — Утюг снова повернулся к собеседнику, но быстро отвел глаза, — Ржешь, как дебил. А что тут смешного? Что тут смешного?! — Обратился он уже ко всем, — Где вы тут нашли анекдот, или что? Ладно, этот — дебил. А вы то что? Что вы за ним ржете?!
— Слышь, дядя, — с откровенным недоумением спросил Лом, — Ты что, перед выходом из дома сохранился?
Тарч про себя усмехнулся. А Лом то оказался не так прост, как могло показаться. Фраза: «Ты что сохранился?» — была совсем не из дворового и тем более из криминального лексикона. Это фишечка, намекающая на возможность сохранения игрового прогресса перед прохождением сложного эпизода, была из мира геймеров и гиков, с которым, судя по внешнему виду и повадкам, Лом мог соприкасаться исключительно в «World Of Tanks». Но он использовал фразочку так искренне и органично, что это заставило задуматься о том, насколько этот гоповатый парень на самом деле соответствует своему образу.
Лом вообще нравился Тарчу все больше и больше. Тощий, нескладный парень лет под тридцать, выглядел типичным гопником из девяностых. Его образ был настолько полным и точным, что казалось, специально воссоздан по фотографиям и кадрам из фильмов: кепка-уточка, плотная спортивная куртка, трико с тремя полосками по бокам, и давно вышедшие из моды ботинки с длинным слегка потертым носком.
Лом не сидел на корточках, не грыз семечки, но Тарч был уверен, что если он встанет и пройдется, то обязательно немного наклонится и будет выставлять носки ботинок слегка в сторону — как это делали представители подобной культуры уже добрую сотню лет. Несмотря на то, что внешний вид тощего буквально кричал о его криминальных наклонностях, он вызывал у Тарча исключительно положительные эмоции.
Для жителя окраин, пусть никогда и не соскальзывавшего на скользкую дорожку криминала, вот такие вот парни в кепках и остроносых ботинках всегда понятнее, чем обалдевшие от сытой жизни мажоры. Да, с такими не стоило встречаться в темном переулке. Но если вы живете с ними в одном дворе, каждый день здороваетесь и даже перекидываетесь парой фраз — они становятся для вас простыми и понятными людьми, предсказуемыми и не опасными. Чувство плеча и понятие «свой-чужой» им знакомы намного лучше, чем многим более цивилизованным и воспитанным братьям по разуму, что через слово бросаются фразочками по типу «человек человеку волк», «только бизнес, ничего личного» и прочим бредовыми сентенциями, способными оправдать любую мерзость.
А вот Утюг, хоть и имел весьма респектабельный вид, не вызывал ни капли симпатии. Мужчина лет сорока, в деловом костюме, с красивыми и, наверное, дорогими часами, сидел у борта слегка приосанившись, то ли желая сохранить идеальную осанку, то ли стараясь снизить нагрузку на больную спину. Его нельзя было назвать грузным и тем более толстяком, но Тарч хорошо знал этот тип людей. Его темное лицо с красноватым оттенком и начавшей дряблеть кожей указывало на любителя выпить, а затаенный, глубоко спрятанный, но если знать, куда смотреть, все-таки видимый огонек страха в глазах выдавал на чем-то разбогатевшего, но не уверенного в завтрашнем дне владельца небольшого бизнеса. Такие люди разъезжают на дорогих паркетниках, редко появляются без делового костюма, пряча за внешним лоском собственную робость.
Тарч всерьез заподозрил, что апокалипсис застал этого мужика в офисе, попивающего кофе после утренних расслабляющих ласк от податливой секретарши. Возможно, там был кто-то еще: парочка девчонок, умеющих разговаривать по телефону и работать с 1С-Предприятие, а потому называющихся менеджерами, пожилая женщина-бухгалтер, на знаниях и опыте которой держится вся фирма, ну и непременный атрибут любого провинциального офисного центра — ворчливая уборщица, никогда не успевающая закончить со своими делами до начала рабочего дня.