Дожить до весны - Павлищева Наталья. Страница 13

Юрка поморщился:

– Что, мы маленькие, что ли?

И почти сразу, неловко повернувшись, чуть не опрокинул неустойчивую бутылочку.

Станислав Павлович принял меры, он нашел бутылочку пошире и пониже, а потом и вовсе где-то раздобыл части керосиновых ламп без стекла и фитилей.

Он вообще оказался на редкость добывчивым и практичным. Раньше Станислав Павлович с Иваном Трофимовичем часто играли в шахматы и спорили о мировой политике, теперь объединились, чтобы спасти своих домашних. Станислав Павлович не делал различия между собой и семьями Титовых, Егоровых, Бельских и даже Маргаритой Семеновной. А еще соседками из квартиры напротив, там все трое ушедших на фронт мужчин погибли, остались лишь две старухи и три женщины с малыми детьми. Немного погодя одна семья перебралась к родственникам в район Пискаревки, второй Станислав Павлович помог добраться в деревню, где тоже нашлось кому приютить, а в третьей семье и без того слабенькие мать и дочь долго не протянули. Но пока были живы, и Ирина Андреевна, и Станислав Павлович, и даже Женька с Юркой, как могли, помогали – отоваривали карточки, приносили дрова, подбрасывали еду, делая вид, что это выделенная помощь:

– А вы как думали, ведь ваши мужчины на фронте, государство вам помогает.

Но однажды к соседям зашла какая-то родственница, страшно удивилась «помощи», быстренько все разузнала и поведала, что никакой такой помощи не выделяют, ведь на фронт ушли почти из каждой семьи. На следующий день соседка принесенную еду брать отказалась:

– Нет, я знаю, что вы отрываете от себя.

– Не отрываем, Полина, это не последнее. Можешь прийти и проверить.

– Все равно не возьму.

– Возьмешь! – кричал Станислав Павлович. – У тебя девчонка прозрачная стала, сама едва жива. А мы пока еще в силах помогать. Бери, Полина.

Женька с Юркой подслушивали, прижавшись к входной двери соседской квартиры ушами. Дверь была ледяная, Женькино ухо замерзло, она на минутку отодвинулась, чтобы приложиться другим боком, и тут же получила удар открывшейся дверью по спине. Станислав Павлович буквально выскочил на лестничную площадку, Женька сжалась, понимая, что сейчас последует выговор за подслушивание, но этого не произошло. Мгновение Станислав Павлович соображал, а потом приказал:

– Ну-ка, молодежь, пригласить Аллочку к нам поиграть с Таней и Олей!

Аллочка маленькая, она ровесница Тане, в школу еще не ходила. С того дня так и повелось: утром Женька стучала в дверь соседской квартиры с приглашением Аллочки к ним «поиграть с Таней и Олей», девочка приходила, потом стала приходить и сама Полина.

Станислав Павлович стал непререкаемым авторитетом для всего дома, к нему шли за советом, за помощью и просто что-то узнать.

Однажды Женька задумалась: знают ли на Большой Земле, например в Москве, о том, что Ленинграду нужна помощь?!

– Юр, ведь нельзя же по радио переговариваться? Радио и немцы подслушать могут. А если приказ о наступлении отдать, тогда как? Чтоб внезапно для врага было.

Юрка не знал, то есть он помнил о телефонных проводах на столбах, Женька о них тоже помнила, но ведь город в блокаде, значит, никаких телефонных столбов быть не может, не станут же немцы пропускать через захваченную территорию связистов.

За разъяснениями отправились к Станиславу Павловичу.

Тот согласился, что проводов на столбах давно нет, но заверил, что наверняка есть какой-то подземный провод, не может не быть.

– Конечно, – обрадовался Юрка. – Тайный! Главное, чтобы немцы не догадались, где он зарыт. А то раскопают и подслушают.

Не было никакого тайного подземного провода, Ленинград оказался в кольце блокады слишком быстро, чтобы его успели проложить. Зато был… подводный, но знать об этом не полагалось не только немцам, но и любопытным ленинградцам, чтобы даже случайно, намеком не выдали тайну.

Такой хрупкий «тяжелый» водолаз.

В подзаголовке нет ошибки, все верно, она действительно была миниатюрной – Нина Васильевна Соколова, первая в мире тяжелый водолаз-женщина.

Тяжелый, значит, имеющий право опускаться на глубины в десять метров.

Чтобы получить на это разрешение, пришлось прибегнуть к помощи самого Михаила Ивановича Калинина, слишком уж трудной и опасной была работа под водой «тяжеловесов». Она и сейчас нелегка, но в тогдашнем снаряжении тяжелого водолаза шлем с манишкой тянул на двадцать килограммов, один башмак весил двенадцать кг, а у Соколовой собственный вес был 44 килограмма.

Работать водолазом Нина Соколова начала в 1939 году в Баренцевом море, а в дни блокады 27-й отряд ЭПРОНа (Экспедиции подводных работ особого назначения), где главным инженером была Соколова, поднимал со дна Ладоги затонувшие мешки с продовольствием и ценные материалы, они же протянули по дну озера тот самый кабель для связи с Большой Землей, обнаружить который немцы так и не смогли.

А еще Нине Соколовой принадлежала идея проложить через озеро трубопровод для прокачки топлива. Весной 1942 года Ленинград задыхался от нехватки не столько продовольствия, сколько горючего, ведь продовольствие надо чем-то возить… Разрешение на работы в Москве дали без особой надежды на успех, но водолазы сумели протянуть 29 километров трубопровода за 43 дня, вернее, ночи, ведь работать приходилось втайне от врага, иначе грош цена всей задумке. Местами глубина прокладки труб доходила до тридцати пяти метров! Немцы не подозревали о существовании трубопровода и даже не пытались вывести его из строя.

А потом те же водолазы… укладывали на дно Ладоги деньги, вернее, бумагу, предназначенную для выпуска денег. Нет, не для приманки кладоискателей, туго скрученная бумага с водяными знаками оказалась прекрасным изолятором для электрокабеля, проложенного также по дну от заработавшей Волховской ГЭС к все еще блокадному Ленинграду. В Ленинграде пошли трамваи – символ жизнестойкости города, зажегся свет в квартирах, заработали простаивавшие цеха заводов. А кабель и по сей день в работе, правда, не на дне Ладожского озера, а… под Невским проспектом.

На доме номер 48 по улице Ленина в Санкт-Петербурге теперь есть памятная доска, посвященная легенде ЭПРОНа инженер-полковнику Нине Васильевне Соколовой. Родина не очень щедро оценила труд своей единственной женщины-водолаза тех лет, а ведь ее личный результат – 644 часа под водой в тяжелейших условиях сначала Баренцева моря, а потом штормовой, ледяной Ладоги.

Обычно первому снегу радовались, но в тот день, когда на улице стало все белым-бело, бабушка только ахнула и сокрушенно покачала головой:

– Голод будет.

– Почему, бабушка, почему? – пристала к ней Женька.

Ну какое отношение имеет первый снег к голоду?

– Примета такая есть, Женя, если снег на не опавшие листья ляжет, быть голодной зиме.

Станислав Павлович просто не позволил никому расслабляться и паниковать, он заявил так, что никто в квартире не посмел возразить:

– Печи есть, пойдем за дровами.

– А где дрова покупать?

– Будем собирать то, что может гореть, на разбитых домах.

За дровами отправились все, кто мог: сам Станислав Павлович, бабушка, Елизавета Тихоновна и Женя с Юрой. Доходяга Егор Антонович остался присматривать за Таней и Олей. Когда они вернулись, таща кто что мог, то еще в парадной услышали рев сестричек и неумелое пение Егора Антоновича:

– Ой, люли, люли…

Люли не помогали, девчонки хотели есть, и им было холодно.

Их большущий холл, где совсем недавно устраивали общие праздники, превратился в дровяник. Все притащенное с улицы сложили прямо под дверь квартиры эвакуировавшихся Якимовых.

У Титовых пропала Мила, уехала рыть окопы, как многие другие студенты, потом сообщила письмом, что все в порядке, и после ни строчки больше месяца. Елена Ивановна пыталась разузнать о ее судьбе, в институте сказали, что ничего не знают, занятий пока нет, а потому она сама по себе.