Предан(н)ая (СИ) - Катс Натали. Страница 30

— Сергей Николаевич, — холодно, так холодно, что даже сама была удивлена, ответила Юлька, — отпустите меня. И вынуждена вас разочаровать, я жду не вас, и плачу не по вам. Вы поступили со мной низко и подло, и я перестала вас ждать именно в тот момент, когда узнала про вашу подлость.

— Юленька, — Сережа не думал выпускать ее и, несмотря на отчаянное сопротивление, прижал к груди, а я скучал. Никак не мог забыть тебя…

— Так скучал, что даже занес в черный список, — Юлька вдруг разозлилась.

— Увы, Юленька, — Сергей Николаевич тяжело вздохнул, — я пытался тебя забыть, но у меня ничего не получалось. Я каждый день думал о тебе. Вспоминал наши ночи… твою страсть… твою любовь ко мне…

— Это ты меня бросил! Ты! Уехал, даже ничего не сказал! А я как дура, как полная дура, верила тебе.

— Прости, Юленька, — Сережа перешел на шепот, — прости меня, Юленька. Я правда, скучал. Очень. Я каждый день мучился от желания позвонить тебе. Услышать твой голос. Увидеть тебя. Обнять. Поцеловать.

— Я тебе не верю! — Юлька невольно замерла в его объятиях. Таких знакомо теплых и ласковых. Таких уютных.

— Хочешь, я буду просить у тебя прощения каждый день? — прошептал Сережа на ушко. От его дыхания мурашки разбегались по всему телу, как круги на воде.

— Ты меня бросил, — Юлька повторяла эти слова, как заезженная пластинка, — я тебе не верю.

Она хотела сказать, что он, Сережа, рассчитался ее телом за свое повышение, что это низко, подло и грязно, что с теми, кого любят так не поступают. Но не могла. Она забыла все слова, кроме тех, которые твердила как мантру:

— Я тебе не верю… Ты меня бросил…

А Сережа, чувствуя, что почти победил, что еще чуть-чуть и она не сможет сопротивляться, прижимал ее к себе все сильнее, все жарче…

— Юленька, — прошептал он, — девочка моя любимая, прости меня…

От этого признания, от этой мягкости и нежности в голосе того, кого она Юлька, любила всей душой, вдруг защипало в носу, а на глаза навернулись слезы.

А он наклонился и поцеловал ее. Так как раньше. Нежно, мягко, так что колени снова, как тогда подогнулись, словно сдаваясь на милость победителя, а в низу живота мгновенно скрутился тугой узел. Юлька не хотела, но против ее воли губы шевельнулись, отвечая на Сережин поцелуй, руки взметнулись вверх, обнимая его за шею, а тело, предавая хозяйку, само вжалось как можно сильнее в знакомое до мельчайших подробностей тело мужчины.

Реальность поплыла, время сместилось, словно не было этих четырех месяцев, словно не было той подлой игры, словно не было ничего.

— Сережа, — выдохнула Юлька, когда он разорвал поцелуй и потянулась за вторым сама, — Сережа…

Она не слышала, как загудел лифт, поднимая кого-то на этаж, она забыла, что собиралась к Светке… Она прижимал к желанному мужчине и хотела большего, чем объятия в зимней одежде на лестничной площадке. И уже хотела позвать его к себе, как двери лифта разъехались прямо перед ними. И знакомый голос удивленно произнес:

— Юля?

Глава 44.

— Юля? — Из лифта вышел сосед-алкоголик Валера, — Я эта… я че хотел-то… долг хотел отдать… новый год же… нельзя в новый год с долгами…

— В-валера, — Юлька оттолкнула от себя Сережу, — спасибо. Оставь себе, как подарок…

— Спасибо, соседка, — заулыбался Валера и, насторожено посмотрев на Сергея Николаевича, добавил, — ты эта… зови… если че…

Он зашел в свою квартиру, хлопнув дверью, а Сережа, улыбнувшись, снова протянул руки к Юльке, желая продолжить с того момента, когда их прервали.

Но Юлька шарахнулась от него в сторону и прижалась к стене:

— Нет, — она выставила руки ладонями вперед, — не подходи. Ненавижу тебя! Ненавижу! — Юлька кричала вкладывая в эти крики все свою чувства, — ну почему ты так?! Почему не оставишь меня в покое! Уходи! Ненавижу! Зачем ты пришел! Зачем?!

Юлька горько разрыдалась и сползла по стенка на пол подъезда. Сережа кинулся было поднять, но она закричала снова:

— Не подходи! Нет! Не трогай меня! Никогда! Не трогай меня! Я ненавижу тебя! Уходи… пожалуйста, — последние слова она уже шептала.

— Юль, — Сережа присел на корточки в отдалении не приближаясь, и не нервируя девушку, — прости. Я был не прав. Я много думал. Ты, действительно, самая лучшая девушка, которую я встречал на своем пути. И я скучал. Честно. Я очень скучал по тебе. И не звонил, потому что боялся, что ты не захочешь со мной разговаривать.

— И ты был прав, не захочу, — истерика закончилась так же быстро, как началась. И теперь она просто сидела, закрыв лицо руками.

— Юль, — он осторожно убрал ее руки, открывая лицо, — но ведь ты меня все еще любишь… я знаю… ведь сейчас ты… мы могли бы начать все с начала. Поедешь со мной в Москву?

— Это ничего не значит, — она замотала головой, — ничего не значит. Я люблю другого. По-настоящему… не тебя…

— Ты его не любишь, — упрямо гнул свое Сережа, — ведь ты только что хотела быть со мной.

— С тобой… с тобой я хотела быть все четыре месяца… я ведь ждала… даже, когда знала, что ты со мной сделал, я тебя ждала. Думала, ты приедешь, все объяснишь… соврешь, в конце-концов, так, чтобы я поверила. И я бы поверила, Сережа. Всему, что ты скажешь. Любой сказке. Но не сейчас. Он другой. Он честный. Он мне не врет. Никогда. И я люблю его за это. За его уважение ко мне. За его искренность. За его веру в меня… Да, это совсем не то, что было между нами, но эта любовь намного чище. И я не хочу ее терять. И мне так плохо от того, что я сейчас ее запачкала… — Юлька вытерла слезы и встала, — уходи. Я очень тебя прошу. Уходи и не приходи ко мне никогда.

Сережа тоже встал и хотел было сделать шаг навстречу, но Юлька отшатнулась от него. И он замер. Остановился. И молча смотрел, как девушка, которая вдруг оказалась так дорога и так недоступна, уходит от него.

— Юль, — он схватился за ручку двери, останавливая ее на мгновение, только чтобы сказать то, что идет от сердца, — я люблю тебя. И я буду тебя ждать.

— Нет, не стоит, — помотала она головой и закрыла дверь, защелкнув замок. Сил не было и Юлька просто сползла на пол. И так и осталась сидеть.

А Сережа, стукнув кулаком по стене, сбивая в кровь костяшки, чтобы перебить боль в душе Немного постоял, слизывая кровь с разбитого кулака и пошел вниз. Медленно считая ступени и проклиная себя за то, что не позвонил ей сразу, как только понял, как она ему дорога. За то, что не верил своим чувствам. За то, что ждал, когда тоска по этой девочке, с которой он поступил так некрасиво, уйдет. За то, что так и не смог избавиться от мук совести за свой поступок. За то, что упустил.

Идти на праздник уже не хотелось. Юльке, вообще, уже ничего не хотелось. Она позвонила Светке и предупредила, что не придет. Подруга уговаривала ее не париться, взять такси и приехать, но Юлька просто попрощалась, поздравила с наступающим и положила трубку. Светка была уже навеселе и объяснять ей что-то было просто бесполезно.

Большая стрелка уже приближалась к десяти, когда Юлька, наконец, отмерла. Положила телефон, который держала в руках после разговора со Светкой. Медленно разделась, ведь она так и просидела почти два часа в пуховике.

На душе было больно и как-то пусто. Словно в груди у нее образовался пустой колодец. Глубокий и гулкий. И каждый удар сердца отзывался эхом, дробясь и доставляя почти физическую боль.

Юлька через силу включила телевизор, где счастливые и радостные люди готовились встретить самую волшебную ночь в году. Ночь, когда сбываются все желания, когда случаются чудеса и все становятся счастливы. Все… но не она.

Желудок заурчал, напоминая, что в последний раз сегодня она ела еще утром. Работы с передачей дел было много, потому пообедать она просто не успела. И не стала потом перекусывать, надеясь полакомиться вкусненьким у Светки за праздничным столом.

Дома праздничных деликатесов не было, но в морозилке нашлась пачка пельменей, а в шкафу под подоконником бутылка вина, оставшаяся после последних посиделок со Светкой.