Чужой, плохой, крылатый (СИ) - Лабрус Елена. Страница 21

Бесс поднял с полу кончиком шпаги, что достал из ножен, висящих на стуле, мужские панталоны. Брезгливо откинул. И пройдя между тяжёлых портьер, что служили дверью в спальню, обнаружил на полу ещё одни. Мужские.

Кровать с высокими дубовыми спинками скрывал со всех сторон плотный полог, но Бесса вряд ли бы это остановило: звуки — вожделенные рыки и шлёпанье одного голого тела по другому, вид раскачивающейся рывками в такт этим звукам кровати. А уж после того, как на поднятых последними панталонах он увидел вышитую монограмму, и подавно.

Откинув тряпку, всё тем же остриём шпаги Бесс отодвинул занавесь.

Желание отвернуться не возникло. Чего он за свою долгую жизнь только не видел.

Положив локоть на высокую спинку, он подпёр щёку, как внимательный зритель в театре, и ждал. Финала. Когда ритмично напрягающаяся дрябловатая задница Марлока сожмётся в кулачок в завершающем аккорде, а затем обвиснет, и тот расслабится на мускулистом теле своего оппонента.

— Браво! — зажав подмышкой шпагу, громко захлопал Бесс, когда Марлок прохрипел что-то непристойное и обмяк. — Благодарю, господа, это было увлекательно и отвратительно одновременно.

— Бесс-с-с, — зашипел Марлок, поднимаясь и ничуть не стесняясь своей дряблой наготы.

А перепуганный до смерти Ригг Оланд скатился кубарем с кровати и наощупь найдя где-то в одежде оружие, выскочил на него из-за занавески с коротким клинком в руках.

— Тихо, тихо, тихо, — наставил на него Бессарион кончик шпаги. — Уверяю вас, сьер Оланд, проткну я вас быстрее, чем вы успеете прицелиться этим огрызком. Да и ни к чему так горячиться.

И тот, словно осознав всю безнадёжность своего положение, всю мощь катастрофы, что только что случилась, сам упёрся обнажённой грудью в кончик шпаги.

Бесс, глядя на его несчастное лицо, вздохнул.

— Простите, сьер Оланд, но, если вы решили раскаяться и самоубиться, я вас огорчу: самоубийцы всегда попадают в преисподнюю. И никогда оттуда не возвращаются. Впрочем, как и содомиты. Грех мужеложства в вашем случае, правда, может искупить насильственная смерть. Но у меня пока нет ни желания, ни оснований вас убивать.

— Лучше убейте, Бесс, — упал он на колени, откинул нож и поставил кончик шпаги между рёбер. — Если она… Нет. Лучше убейте.

— Может, сьер Марлок? — обернулся тот к Ирсу и издевательски протянул шпагу. — Не желаете собственноручно завершить мучения несчастного мальчика? Сколько ему было? Восемь? Меньше? Когда добрый учитель по юридическим дисциплинам, будущий советник, кетлорд и благородный муж, да что там, член самого уважаемого и добропорядочного Братства в мире начал растлевать ребёнка.

И пока Марлок мрачно молчал, натягивая штаны, для Бесса из кусочков мозаики складывалась цельная картина. Да что там! Эпическое полотно трагедии одного молодого человека на фоне безжалостного века.

— Представляю ваш ужас, сьер Марлок, когда коронесса решила вас женить. На женщине, — усмехнулся он. — На всех этих рюшечках, выпуклостях, менструальной крови.

Марлок и ухом не повёл. Подошёл к комоду, плеснул в стакан какого-то пойла.

— Отличный цитр. Угощайтесь, Бесс.

— О нет, спасибо, — отпрянул тот. — Из ваших рук, пожалуй, побрезгую. А вот мальчику налейте. Ему точно надо, — глянул он на плачущего Ригго, так и стоящего на коленях.

Так и не выросшего, застрявшего когда-то в своём искалеченном детстве.

Погибшие в страшном пожаре мать и сестра. Запивший с горя, не замечающий детей отец. Учитель, в котором маленький Ригг думал, что нашёл друга, совративший и регулярно насилующий его.

Он, наверно, даже не понимает нравятся ли ему женщины. Не знает, что ему делать с ними, потому и выглядит таким скованным и неуместным с Анной. Он привык получать и доставлять удовольствие иным способом. И Марлок, шантажирующий его этим, вряд ли выпустит из своих цепких лап.

Вот только зачем Марлоку понадобилось устраивать этот брак так и осталось непонятным. Точно не из лучших побуждений. Но Бессу донесли, что коронесса подала в Верховный Совет просьбу о внесении изменений в порядок престолонаследия при повторных браках. А Марлок собирал "голоса", то есть всеми правдами и неправдами пытался склонить большинство членов Совета одобрить при голосовании это решение. Всё же метит на место корона? А Оланда для прикрытия глаз потому и сосватал Анне?

Теперь правда Бесс держит их обоих за яйца.

Хотя по старой лисе Марлоку этого и не скажешь.

— Что будете делать, Бесс? — прикрыв дряблое тело рубашкой, уселся в кресло Марлок и, поставив рядом стакан с цитром, принялся разминать в пальцах сигару. На мальчишку ему было настолько плевать, что у Бесса затаилось подозрение, что он всё равно хотел использовать его как разменную монету в своей игре.

— Ничего, Марлок, — усмехнулся Бесс. Сам налил цитр, подал Оланду. И теперь смотрел как тот выпил, выдохнул, сморщился, вытерев рот рукой. — Ничего из того, что ты от меня ждёшь.

— И чего же я жду? — и головы не повернул, мурло.

— Что я буду отвечать, конечно, — подал он штаны Оланду и похлопал его по плечу. — Вставай, вставай, парень. Пошли.

Марлок и не шевельнулся, пока тот одевался.

— Знаешь, Ирс, почему скала, на которой стоит замок Бельри, называется Утёс Самоубийц? — спросил он, глядя, как Марлок затянулся сигарой. Но ответ ему был и не нужен. — Потому что хозяин замка приковывал своих врагов живьём к скале со стороны моря. И те медленно сдыхали там, обосранные чайками. Тех, кто рисковал встать на пути владельца Бельри и звали самоубийцами. Ну ты-то, благородный член великого Братства, знаешь, кто сейчас владелец замка. Только скажу тебе по секрету, с той поры не многое изменилось. Разве что чайки стали жирнее. Гадят больше.

Он кивнул Оланду в сторону окна. И сам спрыгнул в сад следом.

— Сьер Бриар, — остановил Бесса Ригг, когда они вылезли из кустов.

— Марлок заставил тебя сделать предложение Анне? — развернулся он.

Тот отрицательно покачал головой.

— Я люблю её. Я очень её люблю, — схватился он за голову. — И Анна…

Бесс предупреждающе поднял руку.

— Не смей пачкать при мне её имя своим грязным ртом.

— Вы скажете ей?

— О чём? — изобразил Бесс искреннее удивление.

— Обо мне и… — он повесил голову.

— То есть ты это даже вслух произнести не можешь, а я по-твоему буду рассказывать девушке о женихе всякую дрянь и тревожить её нежную душу этой грязью?

Честно говоря, Бесс и сам пока не знал, что делать. Как оградить Анну от разочарования первой влюблённости. Свет её искренней привязанности к этому треклятому Оланду, чистый и нежный, отражался в душе Бесса таким смятением. Он видел его, чувствовал, берёг. Разбить ей сердце его мерзкой тайной — и она навсегда разучится доверять мужчинам. А за какие-нибудь грешки помельче она ведь Оланда простит и ни за что не разорвёт помолвку.

Да Бесс и не хотел препятствовать этому браку. Он был хуже, куда хуже этого Ригго. Он — демон, тень преисподней, мрак. Бессмертный дух, несущий в этот мир зло. Непутёвый приёмный сын бога.

Зачем она ему? Сорвать этот нежный цветок и бросить в грязь? В пекло его нечестивой жизни? Ну какой из него муж? Какой, отчевы мандавошки, семьянин! Бесс едва не рассмеялся. Она была слишком дорога ему, эта девочка. Слишком хрупка, чиста и наивна. Слишком невинна, чтобы сделать её своей, обречь на бездетность и жизнь во грехе. Это будет мучить её всю жизнь. Нет. Он должен отдать её в надёжные достойные мужские руки и забыть. И прочь, подальше от неё. Прочь!

— А что делать мне? — напомнив о себе, с надеждой в голосе спросил этот… и ведь язык не поворачивался теперь назвать парня ни дурень, ни недоумок, ни идиот.

А что и правда с ним делать? Сможет ли он дать Анне счастье, которого она достойна? Вдруг он ещё не безнадёжен? Но здесь Бесс был бессилен. Он не мог изменить его прошлое, не мог дать ему новую жизнь. Единственное, что ещё он мог — спасти его грешную душу. Но в его возрасте разве думают о душе? Разве представляют себе ужасы, что ждут грешников в преисподней. Хотя большая часть из них и выдумки церкви, но, попадая туда, мало кто не раскаивается, что жил нечестиво. И пусть бог добр и справедлив, но без страха, правил и законов люди как безмозглые овцы без пастуха — не ведают, что творят.