Разрушай и подчиняй (ЛП) - Винтерс Пэппер. Страница 84
Я пообещала себе в той тиши, пока мы засыпали, что завтра я покажу ем,у как сильно я его люблю. Как драгоценна была его вечная преданность моей памяти и сердцу.
Я оберну губы вокруг его члена и буду любить его, пока не выпью все, что он даст мне.
Я покажу ему, как поклоняюсь не только его душе и разуму, но и его телу.
Сон пушистыми щупальцами окутал мой мозг. Единственными звуками были тихий стук наших сердец, снова синхронизирующийся в единый ритм.
Я позволила нежной близости усыпить меня, но в последний момент перед тем, как уснуть, я прошептала:
— Не бойся правды, Арт. Пожалуйста, не бойся. — Я не ожидала ответа. Я не ожидала, что он услышит меня.
Я только хотела, чтобы клятва проникла в его подсознание, и надеялась, что она ослабит некоторые из недугов внутри.
Время шло, сон снова пришел за мной.
В последнюю секунду перед тем, как я упала в облака, мне на ухо раздался измученный шепот:
— Я больше чем боюсь, Лютик. Я в ужасе.
Правда в его признании проникла в мой разум, ошеломив мое сердце и наполнив его ужасом. Я крепче сжалась в его объятиях.
— Почему? — спросила я.
Прошла, казалось, вечность, пока он молчал, но когда ответил, я пожалела, что не спала, чтобы не слышать это.
Это было то, чего я боялась.
Этот ад маскируется под небеса.
— Потому что когда ты узнаешь, что я сделал, Клео, когда ты узнаешь, что я предатель, ты покинешь меня. Ты будешь презирать и проклинать меня; ты вырежешь мое сердце и исчезнешь. — Его руки сжимали меня, паника сковывала его мышцы. — Ты оставишь меня, Лютик, и на этот раз я действительно буду разрушен. Ты уничтожишь меня навсегда.
25 глава
Артур
Она сказала, что знает меня из своих кошмаров.
Я никогда не говорил о том, что это была чертова правда.
Она думала, что я ее защитник. Ее доверенное лицо и родственная душа.
Она верила в худшую ложь, которую я только мог наплести.
Мне не хотелось думать о том, как я ее предал. Как сделал что—то совершенно непростительное. Никогда не говорил о том, как низко я пал.
Каждый раз, когда я входил в нее, я хотел попросить прощения.
Каждый раз, когда она дотрагивалась до меня или улыбалась, я хотел упасть на колени и рассказать правду.
Я не мог сказать ей, что сделал.
Но я так же не мог долго держать это в секрете.
Это грызло мою душу, погружая меня все глубже во тьму. Она была моим светом, моей надеждой, моим сердцем — и я все испортил, пока не нашел ее.
Она думала, что освободилась от своих кошмаров. Эта реальность освободит ее, а правда рассеет зло в ее прошлом.
Но она не знала, что худшим из них был я.
Единственный демон, которого она должна была застрелить, как только открыла глаза.
Шарада продолжалась достаточно долго.
Но у меня не было сил, чтобы положить этому конец.
Второго шанса не будет. Я не смогу пройти мимо моих отвратительных грехов.
Она забрала бы свою любовь и оставила бы меня нищим.
У меня был бы только мой гнев.
У меня была бы только моя месть.
Но в конечном итоге у меня ничего бы не было.
Восемь лет назад.
Говорят, ничего не происходит без причины. Что плохие вещи случаются с хорошими людьми. Что зло исходит от самых невинных, и что судьба может измениться в мгновение ока.
Я называю это бредом.
Я говорю, что все мы марионетки, которыми управляют другие люди. Такой вещи, как свобода — не существует. Нет судьбы. Это все аккуратно созданные иллюзии.
Я поверил однажды в ложь. Я оглядываюсь на свое прошлое, и тогда у меня хотя бы была надежда.
Сейчас…
Мои глаза широко открыты.
И я никогда больше не буду таким наивным.
— Возьми, Киллиан.
Мои глаза прищурились, чтобы пристать к осужденному, который пытался изнасиловать меня в тот день, когда я прибыл во Флориду. Ключевое слово в этом предложении «он пытался».
И ему это не удалось.
Больно и жалко.
Мужчины прыгали на меня со всех сторон. Мои штаны были сорваны. Мое тело избито кулаками.
Я лежал там — задница голая и готовая к изнасилованию, — когда увидел две дороги.
Такие отчетливые и настоящие, я чувствовал грязь под моими пальцами и видел блеск бетона на солнце.
Два варианта.
Один — сдаться и позволить моей жизни стать серией изнасилований и избиений, пока я не умру от самоубийства или убийства.
Или…
Убей каждую крупицу оставшегося во мне мальчика, который верил, что однажды он может освободиться от этой жизни. Уничтожь всякую надежду на то, что когда-нибудь будет офис с видом на Уолл-стрит. Этот сон был украден в тот момент, когда наручники застегнулись на моих запястьях.
С преступниками невозможно торговаться.
Моя самая заветная мечта стала недостижимой. Это было оторвано, и что бы я ни делал — не достиг бы этого.
Поэтому мой единственный вариант — присоединиться к ним. Чувствовалось, что выбор занял годы, пока моя голая задница была в воздухе, и они возились со своими поясами, но на самом деле это занимало всего лишь микросекунды.
Я выбрал второй путь.
Тот, покрытый грязью и дерьмом.
Тот путь, которому суждено уничтожить меня.
— Просто возьми гребаный поднос, ладно? — Зазубренный шрам на щеке осужденного немного потускнел со временем. Я сделал это с ним без раскаяния или задних мыслей. Он напал, а я защищался.
Излишне говорить, что с тех пор мне дали больше пространства. Никто не хотел связываться с человеком, который забрал не одну, а три души, и все это до его восемнадцатилетия.
Даже охранники не мучили меня. Они знали, что я был здесь надолго — лучше всего было поладить, поскольку теперь они моя семья.
Взяв поднос, я холодно улыбнулся.
— Спасибо, Брэдли. Надеюсь, в моем майонезе и сыре ничего лишнего. Иначе мы с тобой... у нас будет еще одна проблема, которую нужно решить.
Брэдли сглотнул, в его мутных глазах пылал гнев.
— Один год ты здесь, Киллиан. У тебя вся жизнь впереди. Я бы на твоем месте не заводил таких врагов. — Я поднял голову, выхватил пластиковый нож и вилку из контейнера.
— Да неужели? Значит, я должен был позволить тебе изнасиловать меня? — Я драматично вздохнул.
— Не понимаю твоей логики, но я рад преподать тебе еще один урок.
— Забрав мои столовые приборы и дерьмовый обед, я сердито добавил:
— Увидимся, Брэдли.
Я ушел, прежде чем он смог сказать хоть слово. Мои глаза просмотрели мрачное помещение кафетерия с неудобными табуретами на болтах и металлическими столами. Все было металлическим и кремовым или с болтами и решетками. Это было чертовски не вдохновляющее, дерьмо, это было прямо «перережьте свою яремную вену к чертям».
Жизнь.
У меня есть жизнь в этом богом забытом месте.
Не в первый раз и определенно не в последний раз мои руки сжались, почти ломая хрупкий пластик подноса.
Так чертовски несправедливо.
Чертовски больно.
Она мертва.
Не думай об этом.
Мой разум окунулся в темный омут воспоминаний. Ненависть, которая никогда не покидала меня, чернотой покрывала мои плечи.
Предательство. Бесчестье. Манипуляция.
Я хотел бросить свой поднос на пол и выпустить ярость внутри.
В тот день, когда пришел сюда, я перестал быть человеком и жил только для одного.
Одна пульсирующая, порочная вещь.
Отмщение.
Месть.
Каждое гребаное слово, которое означало вернуть себя обратно.
Это был я. Я съел это. Я вдохнул это. Я, бл*ть, занимался с ней любовью, пока дрочил в своей камере. Это была единственная любовь, разрешенная в моей душе — единственная мысль, которая заставляла меня подниматься с моей гребанной койки и встречать еще один день в чистилище.
Единственный способ выживать каждый день, зная, что Клео уже нет в этом мире.
— Киллиан, он хочет тебя видеть.