Штурмовик (СИ) - Гуминский Валерий Михайлович. Страница 17

— Штурман, вы можете встать? — не глядя на Зальсу, спросил капитан, следя за перемещением галеонов, которые начали сближение с «Дампиром». Намерение их было ясно: на взлете развалить полностью корпус корабля.

— Я уже стою, — прорычал барон Зальса, теребя ручки управления. — Дал команду сменить галс, чтобы потом, как встанем на воду, сразу открыть огонь.

Окутавшись дымом от пожаров на палубе и пороховыми дымами, «Дампир» все же поднимался, пусть и медленно. Без защитного полога, получая ежеминутно по нескольку ядер в свой корпус. Выглядел он страшно. Переломанные мачты упали на палубу, затрудняя перемещение матросов, борта проломлены, артиллерийские порты в большинстве мест разрушены, но оставшиеся в живых бомбардиры продолжали бой.

— Кажется, к нам идет помощь, — флаг-лейтенант произнес это недрогнувшим голосом, оторвавшись от подзорной трубы. — Узнаю силуэт «Грифона».

И в это время слитный залп с дарсийского линкора, на котором красовалось название золотом «Мирофор», накрыл фрегат. Последнее, что помнил Фарли — яркая вспышка перед глазами, тихий вскрик Улема, а потом все погрузилось в темноту. Он уже не чувствовал, как «Дампир» сорвался с вертикального луча и всей массой упал на воду, накренился на бок, зачерпывая воду в свои пробоины, и стал тонуть.

Глава 4. День рождения

Странное это было ощущение: чувствовать, как крохотная частичка твоего сознания съежилась до микроскопических размеров и забилась в самый темный уголок неизвестно чего. Темень кругом, она крутится вокруг шарика сознания, но не смеет приблизиться к нему, сжать в своих объятиях.

С отстраненным любопытством понимаю, что нахожусь в таком удивительном состоянии очень долго. Год, два, а может все пять. Впрочем, течение времени здесь не давит своей неумолимостью. Течет и течет, что с того? Мне хорошо, уютно. Я — точнее, моя матрица или сознание? — свернулся в позу эмбриона и чего-то жду. Какой-то человек, не помню его имени, убеждал меня, что я смогу ощутить радость рождения самого себя в другом теле, как только наступит время. Как же его зовут? Да разве это сейчас важно? Я ничего не помню из последних часов жизни, которую у меня отобрали, но все навыки, которые я приобрел, со мной. Со мной моя память, но лица родителей, друзей, соратников словно размыты, как изображение в залитом дождем окне. Они здесь, это точно мне известно. Странно, почему память последних часов подверглась изменениям?

Внезапно состояние темноты изменилось. Из непроглядной черноты стали пробиваться какие-то серые полоски, которые все сильнее и сильнее рвали ткань, накинутую на меня. Сначала это было похоже на предрассветные сумерки, когда мир начинает пробуждаться от спячки, а потом яркие солнечные лучи начинают властвовать на поверхности земли. Только сейчас солнечных лучей не было, но сумеречный свет все-таки ощутимо стал распространяться вокруг меня. Я тяжело зашевелился, мой разум что-то пискнул, словно не желал покидать уютное местечко, но события уже вовлекали меня в действие под названием жизнь.

Боль от проснувшегося организма была невыносимой. Меня всего корежило от основания позвоночника до кончиков пальцев на ногах. Только голова оставалась ясной, видимо для того, чтобы мозг сполна ощутил весь спектр страданий. Тупой болью скручивало кости и сухожилия, простреливало резкими на всю глубину хребта иголками, и невыносимо жгло лицо. Я застонал и открыл глаза.

Зашторенное широкое и высокое стрельчатое окно едва пропускало солнечный свет. Снаружи явно в разгаре день. Поморгав глазами, я убрал неприятную пелену перед собой и увидел высокий лепной потолок. Потом рассмотрел противоположную стену, завешанную то ли гобеленом, то ли ярко расшитым ковром. А на нем — великолепная коллекция холодного оружия, смутно знакомого мне. Возможно, что я такие образцы видел на картинках каких-то старых энциклопедий: тут были и мечи с широким полотном и изящными рукоятками, украшенными какими-то драгоценными камнями; мечи с изогнутыми клинками; прямые обоюдоострые. Ниже неизвестный коллекционер, — какой неизвестный? Это же я (Странная, если не дурацкая мысль)! — развесил эспадроны, шпаги. Заметил шпагу, имевшую широкий клинок ближе к эфесу, и внезапно сужающийся к самому концу. Даже название всплыло: колишемард. Забавно, что мне это известно. Я же больше специализировался по огнестрельному оружию. Когда-то…?

От созерцания меня отвлек мелодичный женский голос, прозвучавший откуда-то сбоку, справа от моей головы.

— Очнулись, граф? Это хорошо…

Застучали каблуки туфель, и ко мне подошла высокая миловидная девушка в темно-зеленом платье, доходившем почти до самого пола, плотно облегавшем довольно привлекательную фигурку. Длинные рукава были расшиты каким-то сложным орнаментом, в которых я совершенно не разбирался, и при движениях рук открывались запястья, на которых висели золотые браслеты. Длинные пепельные волосы девушки были распущены по плечам, а лоб перехватывал изящный тонкий обруч с узорчатыми листиками по всей окружности. От всей ее внешности веяло каким-то домашним теплом и уютом. Внезапно я спросил хриплым голосом:

— Саманта?

Девушка рассмеялась и тряхнула головой. Потом сделала шаг и непринужденно села на постель в моих ногах.

— Граф, вы себя хорошо чувствуете?

— Плохо, — признался я, не до конца осознав, почему меня обзывают «графом». Впрочем, названный титул звучал гораздо благозвучнее, чем «Мясник». — Я хочу пить.

Девушка улыбнулась, встала, прошла мимо меня, отчаянно пытавшегося уследить за ней, а если честно, полюбоваться ее фигуркой, наклонилась над низким столиком, налила из стеклянного графина в высокий узкий стакан воды и подала мне. Пить мне действительно хотелось, и я с удовольствием отполовинил содержимое стакана. Незнакомка забрала у меня посуду и снова уселась в моих ногах.

— Итак, граф, вы что-то помните из своего прошлого? — задала она вопрос.

— Последнее, что я помню — взрыв на капитанском мостике, — честно признался я, потому что на самом деле этот фрагмент всплывал в моей памяти постоянно, как я очнулся в мягкой постели.

— А раньше? — мягко настаивала девушка с пепельными волосами. Почему я назвал ее Самантой? — Еще раньше?

— Что же именно вам хочется узнать? — я с трудом пошевелился, отмечая, что руки и ноги в порядке, но бок стянут бинтами, и лицо жжет.

— Ваше имя, кто вы были в своем далеком прошлом. Пусть вас не удивляет такая постановка вопроса. Просто вспомните.

Я напряг память. Что-то моя бедная голова хранила, и хранила довольно много, но я не мог вытащить из глубоких подвалов свои архивы. Но честно пытался вспомнить, отчего на моем лице отчетливо были видны следы такой тяжелой борьбы. Девушка рассмеялась, обнажив ровный ряд белоснежных зубов. Удивительно красивая незнакомка.

— Мое имя Вестар, граф Фарли, — медленно начал я, — служу фрегат-капитаном в Имперском Флоте. Помню последний бой, где мы попали в засаду, пытались прорваться в открытое море, но, кажется, неудачно. Не помню, что было после взрыва. Совсем не помню.

— А имя Игнат вам ничего не говорит? — девушка смотрела на меня очень серьезно. — Сиротин Игнат, майор спецподразделения «Ночные кошки». Получил тяжелое ранение и был временно заморожен в криокамере после согласия на эксперимент.

Я задумался, честно пытаясь выудить из своей памяти это имя. Да, я действительно что-то помнил: странную войну, удивительное скорострельное оружие, которым можно было за несколько мгновений положить дюжину врагов, взрывы, крики друзей, стоны, кровь и запах гари, перемешивающийся с острым запахом сгоревшего пороха. И эта война была другой, и люди были другие. Лица, события — словно не мое, и в то же время близкое, что я прогнал через себя.

Девушка уловила мое настроение и почти незаметно кивнула.

— Сколько времени меня не было? — хрипло спросил я, погрузившись в черные глубины памяти. Я вспомнил.