Точка (СИ) - Кокоулин Андрей Алексеевич. Страница 47

— Бюргер-плац.

Дождь уже даже не моросил, хотя тротуары и земля были мокрые. До центра по адаптации и работе с беженцами пришлось идти метров триста. Белели флагштоки. Искин и Стеф миновали два поднятых шлагбаума и пустую будку. Никто не шел за ними следом, ни один человек не спешил от здания к остановке.

— Как будто никого нет, — сказала Стеф.

— Просто мы рано, — сказал Искин, хотя и сам был в некотором недоумении.

Когда он посещал этот центр последний раз, тот напоминал растревоженный муравейник — все куда-то спешили, толклись на широком крыльце, сновали из кабинета в кабинет или, сойдя со ступенек, сосредоточенно окуривали сигаретным дымом каштаны. Дети и женщины сидели на скамейках. Длинные хвосты очередей вились по дорожкам и ныряли в окантованные железом высокие двери. Многочисленные головы мелькали в окнах второго и третьего этажей. Разноголосо шелестел воздух.

Возможно, просто упал поток.

Копошение жизни, впрочем, скоро обозначилось. У правого крыла под присмотром полицейского человек двадцать ожидали, когда их запустят внутрь, упирались ладонями в железные перила, курили, переминались. В выгородке рядом с левым крылом затарахтел, плюнув выхлопом в небо, двигатель. На первом этаже открыли несколько окон.

Искин и Стеф поднялись по широким ступенькам. Центральные двери были открыты, они спокойно зашли. Внутри было гулко и просторно. За пустым гардеробом и кафе в четыре столика, тоже пустым, обнаружился коридор.

В начале коридора за массивным столом, придавившим своими массивными ножками ковровую дорожку, при лампе и телефоне сидел строгий мужчина в сером костюме. Сидел прямо и смотрел строго перед собой, словно тренировал выдержку.

— Можно? — спросил его Искин.

— Что? — встрепенулся мужчина и сделал внимательное лицо, вытянув губы в гузку.

— Вы работаете?

— Да, я работаю, — подтвердил мужчина.

— А Центр?

— Центр? — мужчина, перегнувшись через стол, выглянул в коридор. Он едва не боднул Искина головой в живот. — Работает. Обязательно работает. Как же! Все с утра уже здесь. Вы по какому вопросу?

— Хочу зарегистрировать дочь и продлить карточку беженца, — сказал Искин.

— Я — дочь, — подступив, сказала Стеф.

В подтверждение своих слов она сняла шляпу. Улыбка, которую она подарила сидящему, была лучезарной.

— Нет-нет-нет, — замотал головой мужчина, — это невозможно. Это разные кабинеты.

— Но они работают? — наклонился Искин.

— Да, но это, кажется, туда, — мужчина показал пальцем в правый рукав коридора, — и на второй этаж. Вы не сможете сделать это одновременно.

— А последовательно?

— После… — мужчина застыл с приоткрытым ртом. На его молодое лицо и шею словно брызнули кармина. — Да, извините, это можно. Это получится. Вы можете успеть до обеда.

— А регистрация на втором?

— Да. Была там, — мужчина слабо улыбнулся. — Но вам необходимо будет сделать фотокарточку и внести дочь в картотеку.

— Я знаю, — сказал Искин.

Он взял Стеф за руку.

— До свидания, — сказала мужчине девчонка.

Длинный лестничный пролет изгибался вдоль округлой стены. Часть стены была задрапирована в государственные цвета Остмарка. Висели портреты в тяжелых рамах. Стеф, пока они поднимались, читала надписи на латунных табличках.

— Эрцгерцог Леопольд Седьмой, император Франц Первый, император Фердинанд Первый, император Франц Иосиф Первый… Ой, у нас они тоже были! — объявила она. — Вот этого, с баками, я помню!

Она чуть ли не поскребла пальцем подбородок Франца Иосифа.

— Успокойся, — сказал Искин, — не мудрено наличие одних императоров, раз Остмарк и Фольдланд были одним государством.

— Асфольдом?

— Асфольд был куда раньше. Во времена Барбароссы, крестовых походов, замков, мечей и копий.

— Почему же все хотят вернуть такую древность? — спросила Стеф.

— Потому что им кажется, что эта древность — ослепительна, и им достанется кусочек древней славы, — сказал Искин. — Спроси чего-нибудь полегче. Гоняться за призраками былого — наша национальная забава.

— И Остмарка, — добавила Стеф.

Они пошли по тихому коридору с лавками у стен. Белели двери, начинаясь с двадцать первого номера. По левую руку были четные, по правую — нечетные.

— Вообще-то, — сказал Искин, — британцы тоже не против вернуться в прошлое. Спят и видят возрождение королевства времен короля Артура.

— А он был до или после Барбароссы?

— До. Лет на шестьсот раньше.

— Пфф! Откуда они знают, что тогда было хорошо?

— Они и не знают. У них есть только древние баллады. Героические. Где один король сразил другого.

Они обогнули выступ. В нише за ним обнаружилась площадка с уходящим наверх лестничным пролетом, тут же у окна под подоконником, на черно-белых плитках стояла урна, из которой вился вверх зыбкий сигаретный дымок — кто-то не погасил окурок. Дальше опять пошли двери. Двадцать седьмая и двадцать восьмая. Никаких указателей не было, хотя Искин помнил, что в прошлый раз, хоть и редкие, но висели таблички.

— А мы правильно идем? — спросила Стеф.

— Вроде бы да, — сказал Искин, надеясь увидеть хотя бы одну живую душу, у которой можно будет спросить про регистрацию.

Коридор был пуст.

— Давай спросим в каком-нибудь кабинете? — предложила Стеф.

Искин остановился.

— По-моему, это было дальше.

— Пфф!

Стеф с ходу решительно потянула ручку ближней двери. Дверь оказалась заперта. Тогда Стеф выбрала своей целью следующую.

— Здравствуйте, — она головой нырнула в открывшийся проем. — А где здесь происходит регистрация?

Искин не успел вмешаться.

— Стеф!

Что ответили девчонке, он не услышал, но по покрасневшим ушам, по напряженной позе, по вцепившимся в ручку пальцам понял, что неучтивого юного посетителя, посмевшего сунуть свой нос в кабинетную тишь, поставили на место.

— Простите, — оттягивая Стеф в коридор, Искин на мгновение заглянул сам. — Простите, мы не хотели помешать…

Он мельком увидел толстощекое лицо с крючковатым носом и жирными губами, шею, стянутую воротником серого, гражданского мундира, стакан чая, поднесенный к губастому рту.

— Извините.

Искин закрыл дверь, но Стеф проворно открыла ее снова.

— Вы сами — дурак! — крикнула она и потянула Искина прочь от багровеющей, всплывающей будто солнце над столом физиономии чиновника.

Дверь хлопнула. Искину пришлось вслед за девчонкой нырять за стенной выступ дальше по коридору.

— Он может вызвать полицию.

— И что? Он обозвал меня дураком! — заявила Стеф.

— Но ты действительно поступила не очень умно.

— Тогда бы уж назвал дурочкой.

Искин оглянулся.

— Ладно. Кажется, это здесь.

Он смутно припомнил, что Принцель, после Шмиц-Эрхаузена устроившийся в Центр мелким служащим, кажется, именно сюда приводил его для оформления три года назад. Вряд ли что-то изменилось. По крайней мере, скверно окрашенная квадратная арка, ведущая к туалетам, осталась такой же скверно окрашенной. Разве что вдобавок облупилась кое-где. А дальше уж точно должны быть таблички.

«Rezeption». «Kartothek». «Archiv». И другие.

— Сюда.

Искин завернул в отросток, освещенный желтой лампочкой. Пол здесь был на ступеньку ниже. Двери шли часто, из-за них, обитых коричневым дерматином, летели звуки жизни — голоса, щелканье клавиш, скрипы мебели. Короткими рядами у серо-зеленой стены стояли стулья, сколоченные то по три, то по четыре штуки вместе.

— Теперь точно сюда.

Искин узнал нишу с окном, выходящим на внутренний двор, и прошел дальше. «Rezeption». Он остановился у белой двери. Память не обманула.

— Здесь? — спросила Стеф.

— Да, — Искин взял девчонку за плечи. — Итак, ты — моя дочь, Стефани Искин. С твоей матерью я в разводе, ты сбежала ко мне из Фольдланда.

— Мама умерла, — сказала Стеф. — Я сбежала от отчима.

— Так даже лучше.

Искин взял ее ладонь в свою.

— Разрешите? — он открыл дверь.