Точка (СИ) - Кокоулин Андрей Алексеевич. Страница 75

— Зачем тебе шляпа?

— Кажется, я ее потеряла.

— Я поищу, — сказал Искин. — Все, что смогу. Прости меня.

— Ты очень добрый, — сказала Стеф.

Она наклонилась поцеловать его. Искин смутился.

— Я грязный.

— Это ничего, — сказала Стеф.

Ее губы коснулись его бритой щеки.

— Тепло, — сказал Искин и открыл глаза.

Было уже утро, солнце било в лобовое стекло, поблескивало в окнах, заливало светом близкую кирпичную стену. Прозвенев звонком, проехал велосипедист. Мелькнули силуэты мальчишек, заглядывавших внутрь салона и прыснувших прочь.

Искин сел. Мышцы спины отозвались болью.

Наверное, Аннет-Лилиан уже нашли в своем номере. Вызвана полиция, названо имя Петер. Интересно, допрошен ли Рамбаум? Впрочем, Людвиг Фодер для него мертв и вряд ли он что-то определенное сможет сказать по описанию. Администратор же, скорее всего, запомнил лишь то, что Петер был в плаще и имел царапину на лбу. Мог ли настоящий Петер иметь царапину? Без сомнения.

Правда, швейцар мог заметить, как он садился в автомобиль. Опознал ли швейцар марку? В любом случае, «Олимпия» была Искину уже не нужна. Он отогнал ее на соседнюю улочку и приткнул в глубине двора какого-то неопрятного дома к дощатому забору. Ключи выкинул в канаву. Бензина в «Олимпии» оставалось — чуть.

Скоро он нашел и зоомагазин, и бар. Через проулок от «Старого Фридриха» в цоколе старого, обросшего мхом здания располагалась кондитерская, и Искин зашел туда, чтобы понаблюдать за домом на противоположной стороне улицы. Стеф рассказывала, что стояла там у скамейки, продавая себя. Скамейка имелась. И окна начинались со второго этажа. То самое место. Искин надеялся, что Греган, как сутенер, не дал пустовать такому перспективному объекту получения выручки.

Он провел в кондитерской, наверное, полчаса, пока не сообразил, что ранним утром надеяться на появление кого-то из девушек — глупость несусветная. Те, кто всю ночь работали на Грегана, сейчас наверняка дрыхли без задних ног. Пожалуй, стоило дождаться вечера, но Искин был убежден, что времени у него мало. Все же если не хайматшутц, то местная безопасность могла взяться за убийство Аннет-Лилиан всерьез.

Он доел пирожное с кремом, допил кофе и, чувствуя, как благодарным теплом дышат под кожей мальчики, перешел улицу.

Весь глухой первый этаж за скамейкой был оклеен плакатами с рекламой фольдландовского кинофильма. С плакатов улыбалась нарисованная Марика Рекк.

«Гаспароне», прочитал Искин. Он вдруг подумал, видела ли фильм Стеф. Она, кажется, любила фильмы.

За домом был проход, который через вытоптанный двор вывел его на грязную улочку, а она в свою очередь, как ручей, впадающий в реку, вывела его на улицу герцога Вады. Обшарпанные дома, двух и трехэтажные, надвинулись на него. Каждый по своему виду годился в студенческие коммуны. Висело, лениво култыхаясь, белье. Курил табак старик в старом военном мундире. На пустыре за одним из домов уже гоняли мяч мальчишки. Ворота обозначали сложенные друг на друга кирпичи.

Искин дождался, когда один из ребят окажется поблизости.

— Парень, — позвал он, — пятьдесят грошей хочешь?

Вихрастый мальчишка лет двенадцати, уже себе на уме, выпнул откатившийся мяч к приятелям и, щурясь, назвал свою цену:

— Марка.

— Хорошо, — сказал Искин, доставая купюру. — Марка так марка.

— Девочки там, — показал пальцем на блекло-синий двухэтажный, длинный, с загибом дом мальчишка.

Он сделал попытку выхватить купюру, но Искин отвел руку.

— Не торопись. Мне нужна коммуна.

— Я и говорю, — мальчишка дернул подбородком, — это она самая коммуна и есть. А в ней — девчонки. Вы не первый их ищете.

Он выжидательно шмыгнул носом, и Лем разжал пальцы. Купюра в одну марку сменила хозяина.

— А Греган?

Мальчишка, уже было развернувшийся бежать к воротам, посмотрел на Искина, словно оценивая его платежеспособность.

— Две марки, — сказал он.

— Марка, — сказал Искин. — Еще одна марка.

— А вы не этот? — подозрительно спросил мальчишка.

— Кто?

— Не из полиции?

— Я похож на полицейского? — спросил Искин, складывая марку в пальцах.

— Не-а.

— Так что?

— Греган там же, — выпалил мальчишка, схватил купюру и через секунду уже влился в игру.

— Греган там же, — повторил Искин.

Двери в здание были открыты. Левая створка висела на одной петле и имела все признаки тяжелой судьбы — часть филенки была выломана, часть чернела сажей. Искин шагнул в сумрачное, кисло пахнущее нутро тамбура и толкнул еще одну дверь. Направо и налево уходили рукава коридора с плохими полами и зелеными, шелушащимися стенами, прямо открывался небольшой холл с продавленными диванами, низким столом, стульями и барьерной стойкой, за которой виднелся пролет лестницы на второй этаж.

— Куда? — незамеченный Искиным парень в темных штанах и зеленой куртке отделился от стены сбоку.

— Так я… — сказал Искин. — Мне сказали…

— Рано еще, — парень, видимо, принял его за клиента. — Приходите после четырех. Мы после четырех работаем.

Ему было не больше двадцати. На круглом лице выделялись светлые, будто льняные усики. Коротко стриженные волосы тоже были светлыми. Из него бы вышел прекрасный остдойч для плаката. С одной стороны — он. С другой — такой же парень, но представитель Фольдланда. Возродим древний Асфольд!

— А Греган? — спросил Искин.

— Спит.

Искин показал на лестницу.

— Там?

— У вас что, дело к нему? — спросил парень.

— Да.

— Важное?

— Личное, — сказал Искин.

— Ну, это… — парень почесал затылок, не зная, как поступить. — Вы посидите пока, я посмотрю, может наш шарфюрер уже проснулся.

— Кто?

Парень улыбнулся.

— Грегану дали звание шарфюрера! — гордо сообщил он. — Ну, в хаймвере.

— А тебе?

— Не, — смутился парень, — я еще шутце. Вот сюда, пожалуйста. — Он провел Искина к дивану и стукнул ладонью по стойке. — Тимо!

Из-за стойки показалась всклокоченная голова.

— Что?

— Здесь господин к Эмилю.

— А я причем? — спросила голова, видимо, терзаемая похмельем.

Один глаз у нее был закрыт, а второй болезненно щурился на свет.

— Ну, как бы… За порядком на этаже следить поручено, вообще-то, тебе. А я пойду Эмиля проверю.

— А-а, в этом смысле. Ладно.

Встретивший Искина парень быстро взбежал по лестнице. Шаги прозвенели и затихли. Лем сел, подвинув брошенную на диван куртку. Голова Тимо нашла его взглядом.

— Что, за девочками? — спросила она.

— Нет, — ответил Искин.

На лбу головы нарисовались, напружинились складки.

— За мальчиками?

— Не пользуюсь.

— Это хорошо.

Выбравшись из-за стойки, Тимо проявился весь — крепкий, плечистый парень в майке и мышиного цвета штанах, раза в два моложе Искина. Его тоже можно было хоть сейчас помещать на плакат. Он покрутил шеей, несколько раз, широко расставив ноги, повернул торс направо и налево и сел напротив посетителя на противоположный диван. В пальцах его возник тонкий мятый цилиндрик сигареты.

— Это хорошо, — повторил Тимо, прикуривая от взятой со стола зажигалки. — Мы не одобряем гнилые слабости. Так, ради денег, позволяем пока всяким ублюдкам тешить себя, но это не значит, что однажды все они рядком не будут висеть на виселице.

Он сплюнул табачную крошку. Искин промолчал.

— Ха! — сказал Тимо, качнувшись. — Ты никак за девчонку пришел просить! Влюбился, да? Понравилась?

— Ты угадал, — сказал Искин.

— По тебе сразу видно, — Тимо затянулся и выдохнул дым. — У тебя вид такой… несчастного влюбленного. Но ты знаешь, что задаром девчонку никто не отпустит? Это стоит приличных денег.

— Я думал, вы — хаймвер. Разве хаймвер занимается сутенерством?

Тимо важно кивнул.

— Хаймвер не занимается. Мы — занимаемся. — Он хохотнул. — Ты только не думай, что мы о наших девчонках не заботимся. Мы почти благотворительное общество. О, Каспар!

На взмах его руки из коридора, позевывая, вышел худой парень небольшого роста в черных трусах и кителе на голое тело.