В танце жизни (СИ) - "Алин Крас". Страница 68

Весь этот год рядом с нами присутствовал Кирсатэль, который приобретя огромный и бесценный целительский опыт в Орочей Степи, после возвращения быстро стал одним из сильнейших магов Жизни и лучшим Целителем в Эльфийском Лесу. Спрос на его мастерство стал настолько велик, в том числе за пределами Асмерона, что ему пришлось отказаться от традиционных частных визитов пациентов, и открыть лечебницу. Там, под его руководством, объединившись, работает целая группа Целителей и Зельеваров, и проходят практику ученики Академии.

Кирсатэль, практически, ежедневный гость в моем доме. Он занимает очень много места в моей жизни и моем сердце. Мы с ним рассказываем друг другу о повседневных делах, часто помогая советом и моральной поддержкой. Но что особенно ценно и греет мне душу, это образовавшаяся взаимная привязанность Кирсатэля и Янисорэля. Удивительное дело, они научились общаться друг с другом без слов, ментально. Взявшись за руки, они ведут никому неслышный мужской разговор, и только по их лицам, на которых, то появляются улыбки, то сосредоточенные выражения, можно догадаться, что они шутят, обмениваются мнениями или спорят. А я, наблюдая эту картину, тихо млею от того, что двое таких дорогих мне мужчин нашли общий язык.

Забирая сегодня после сиесты Янисореля из дома родителей, я замерла, услышав неожиданный вопрос Эли:

— Детка, не пора ли тебе выйти замуж за Кирсатэля?

Я с недоумением посмотрела на нее, не зная, что на это ответить, и растерянно произнесла:

— Но он не предлагает мне стать хозяйкой в его доме, хотя дом купил уже несколько месяцев назад.

— А ты дала ему хоть как-то понять, что примешь его предложение? — не отступила Эли.

— Как же это можно дать понять? — удивилась я. — Когда он делал мне предложение в первый раз, я никак его к этому не подталкивала.

— Как это не подталкивала? — возмутилась она. — А обнимания, поцелуи, стремление к близости, желание как можно больше времени проводить рядом?

Вопросы Эли заставили меня задуматься. Времени вместе мы с Кирсатэлем, проводим немало. Часто, как бы невзначай, касаемся друг друга, от чего мое сердце замирает. По вечерам, уходя из моего дома и прощаясь, он всегда подносит к губам и целует мою раскрытую ладонь, вызывая в моем теле жаркую волну желания большей близости. От этого я прихожу в замешательство, внутренне стыдясь такой своей реакции, и поэтому не делаю встречного ответного шага. Ведь мы же друзья? Но на своего друга, Михаса-то, я так не реагирую! Но еще больше меня смущает вопрос — не предаю ли я помять о Сергонэле, такими своими желаниями? Да и Кирсатэль ничего не предпринимает решительного, чтобы что-то изменить в наших сегодняшних отношениях, и я не знаю, благодарить ли его за это или страдать. Хорошо еще, что я не вижу в его поведении интереса к другим женщинам, иначе бы я точно истерзалась от своих противоречивых чувств.

— Ты считаешь, что я должна пригласить его в свою постель?! — возмущенно спросила я Эли, и тут же, виновато, с испугом, посмотрела на внимательно нас слушающего Янисорэля, переводящего заинтересованный взгляд с меня на Эли. О, Небеса, что я несу при ребенке?!

— Я думаю, что вопрос так остро не стоит, — возразила Эли. — Достаточно, просто, в подходящей ситуации, одного твоего неформального поцелуя.

— Ему, видимо, этого не нужно, если до сих пор он сам не захотел его получить, — с грустью возразила я, стараясь скрыть свое разочарование, отчаяние, и заканчивая на этом такой личный и неприятный мне разговор.

Но Эли, пожав плечами, оставила последнее слово за собой:

— Его можно понять. Он же не знает, что от тебя ждать в ответ. Ведь когда-то, ты вернула ему брачный браслет. Не так давно, потеряла мужа. И, ко всему прочему, никак не даешь ему понять свое истинное отношение к нему.

В тот же день, как обычно, вечером, к нам с Янисорэлем заглянул Кирсатэль.

— Как дела? — традиционно спросил он нас с порога, протягивая мне корзинку с ягодами.

— Хорошо, — охотно ответила я с улыбкой, не скрывая, что рада его видеть. А Янисорэль, взяв Кирсатэля за руку, молча прижался к его ноге. — А как у тебя? — в свою очередь, поинтересовалась я.

— А я устал, как загнанный ящер. Сегодня пришлось исцелять трех орков-подростков, которые в тихую от взрослых, самовольно ушли в лес на охоту. И их всех порвала злобная пара потревоженных крокодилов. Хорошо, что они как-то сумели выползти на дорогу, где их и нашли.

— Они выживут? — разволновалась я, спешно накрывая на стол, поняв, что Кирсатэлю надо восстанавливать магический резерв.

— Выживут, — успокоил меня он. — Но декаду проваляются со слабостью, вызванной обширной кровопотерей.

Пока Кирсатэль ужинал, Янисорэль не отходил от него ни на шаг. Дождавшись, когда Кирсатэль, закончит есть, Янисорэль, забравшись ему на колени, не моргая, уставился ему в глаза. По тому, какие у обоих стали напряженные лица, я поняла, что они делятся чем-то важным, и не стала мешать им, отвлекая разговором.

Тихо передвигаясь, убрала со стола. Заклинанием очистила посуду. Хотела уже уйти в комнату отдыха и полистать «Вестник», когда Кирсатэль поднялся из-за стола и ведомый Янисорэлем за руку, подошел ко мне. Янисорэль взял за руку и меня. Он соединил наши с Кирсатэлем ладони, а сам, все так же молча, в напряженной тишине, ушел в свою комнату.

Я, от всей этой непонятной мне пантомимы, почувствовала тревогу и обеспокоенно, вопросительно посмотрела на Кирсатэля.

Он, не выпуская мою ладонь, погладил ее тыльную сторону большим пальцем, обнял меня другой рукой за талию и, притянув к себе ближе, прошептал:

— Ты еще долго намерена мучить меня, Любимая? Я готов ждать тебя сколько захочешь. Но, может быть, ты проявишь милосердие?

Я, не ожидающая ничего подобного, застыла с поднятой головой, не отрываясь от его пронзительного, ласкового взгляда. Как дура, не зная, что сказать, от волнения и щемящей радости.

Возможно, настало время честно сознаться самой себе, что я люблю его? И, наверно, никогда не переставала любить, а, просто, не позволяла себе признаваться в этом, отодвинув и заперев это чувство глубоко в душе.

Кирсатэль, наклонив голову, нежно коснулся моих губ своими. Закрыв глаза, я окунулась в давно забытые ощущения и ответила на его поцелуй, отдавая в плен его губам свои губы, а заодно и свое сердце.

Жар тела, трепет души, проваливавшееся в пятки сердце, все это напомнило мне о том, что только с ним я испытывала эти ощущения. Закружилась голова, ноги ослабли, я, чтобы удержаться, обвила его шею руками. Он тут же прижал меня к себе крепче, и я почувствовала его возбужденное желание. Как когда-то, мы прервали поцелуй только тогда, когда мне не хватило воздуха для дыхания.

— Пойдем, уложим спать Янисорэля, — хрипло произнес он, в отличие от меня не выпуская ситуацию из-под контроля.

Я согласно кивнула, и мы, не разжимая ладоней с переплетенными пальцами, прижимаясь друг к другу, поднялись по лестнице в комнату Янисорэля.

Мой сын, пристально посмотрев на нас, удовлетворенно кивнул, и тут же запрыгал на кровати, довольно смеясь. Не останавливаясь, с воодушевлением он начал рассказывать нам, как сегодня с Эли, кормил ездового ящера, и как ящер слушался его команд, которые он отдавал ему мысленно.

Мы же с Кирсатэлем, торопясь, раздевали его в четыре руки, радостно кивали ему, и, забыв отправить в душ, уложили в постель, пожелав спокойной ночи. И не сговариваясь, снова переплетя пальцы рук, направились в мою спальню.

На пороге, Кирсатэль обнял меня, вновь целуя. Упоительно, желанно, жадно, глубоко, страстно, вжимая мое тело в свое.

— Любимая моя, я уже стал бояться, что этого не будет никогда, — зашептал он мне в губы, подхватывая на руки и двигаясь к кровати.

В какой-то лихорадочной спешке мы помогали друг другу скинуть одежду, а тяжелое дыхание выдавало нашу крайнюю степень возбуждения. Руки и пылающие тела стремились к взаимным прикосновениям.

Его ладони захватили мою грудь, губы заскользили по лицу, шее. Руки, лаская, двинулись вниз, а губы обхватили сосок, чем окончательно сбили мое дыхание. Его пальцы остановились внизу, на самом чувствительном месте, нежно коснулись и заскользили в ритмичном круговом движении. Жгучая волна нестерпимого желания накрыла меня, подстегивая безумное удовольствие, которое, достигнув пика, вырвалось беспредельным наслаждением, вызвав непроизвольный глубокий, громкий стон. А потом, вслед за угасающим возбуждением, и мое тело расслабилось в сладкой истоме.