Выстрел на поражение (СИ) - Снежная Александра. Страница 103

Я крутилась на тесной койке, крепко сжимала ноги и едва не стонала от просто выкручивающего меня как тряпку желания.

— Элис, — измученно позвала я, услышав мгновенный отклик виртуальной подруги:

— Что случилось, Шарлотта?

— Скажи, а командир уже спит?

— Нет, — совершенно не информативно выдала бездушная машина. — Передать ему, что вы хотите с ним поговорить?

— Не надо. Какое поговорить? У меня сейчас все мысли об одном, — ужаснулась я, а потом все же спросила: — Слушай, Элис, а у штаба СМК есть доступ к видеофайлам с камер наблюдения нашего стрэйнджера?

— Этот стрэйнджер принадлежит полковнику Стэнфорду, а не штабу СМК, и только у него есть право доступа ко всем системным файлам корабля, — монотонно выдала Элис, и у меня зашумело в голове.

— То есть как — полковнику? А как же подарок Агни Спаркс для СМК?

— Новые звездолеты поколения «Тhоrn», подаренные службе межгалактического контроля, находятся на закрытой военной базе. Полковник Стэнфорд любезно согласился обучать команду будущих инструкторов на своем рейдере.

— Так значит, нас тут никто не увидит? — наконец дошло до меня.

— Полковник вам ясно дал это понять еще полчаса назад.

— Это когда?

— Когда сказал, что вы можете ходить в чем угодно.

Меня обдало жаром. Так вот оно что… В чем угодно, значит?

Не могу так больше. Да к вселенским демонам все.

Вскочив с кровати, я бегло взглянула на свое бледное отражение в зеркале, а потом, открыв дверь, шагнула в чем мать родила в пустой коридор стрэйнджера.

Сердце, обрываясь в груди, то падало куда-то под ноги, то барабанной дробью колотилось в горле, пока я шла к каюте Стэна. Кажется, я сожгла за собой все мосты, когда резким нажатием ладони на незаблокированную дверь запустила механизм ее открытия.

Створка отъехала в сторону, и возникший на пороге Стэнфорд успел только широко распахнуть глаза, обнаружив прямо перед собой абсолютно голую меня, когда я, затолкав мужчину обратно в каюту, набросилась на него, словно ненормальная.

Замешательство его было таким же коротким, как свет падающей звезды.

Стэн резко поднял меня вверх, позволяя обхватить его руками и ногами, а потом с тихим рычанием принялся кружить со мной в тесном пространстве комнаты, беспорядочно целуя меня везде, куда получалось дотянуться, и натыкаясь на мебель, которая, как трансформер, мгновенно складывалась.

— Сейчас… Подожди. Я сейчас, маленькая моя… — бормотал он, ударяясь о стены, словно хотел раздвинуть их спиной и плечами.

Только мне ничего больше уже было не нужно. Отлепить меня от любимого мужчины можно было, только убив.

Полка с его койкой двинулась вперед, на освобожденное пространство, превращаясь в большую кровать, на которую он рухнул вместе со мной как подкошенный, смягчая своим телом наше падение.

От голосового приказа Стэна резко погас свет, и в возбужденной темноте губ моих коснулись его губы, купая меня в ливне поцелуев со вкусом счастья.

Господи, каким же восхитительно нежным был этот огромный мужчина. Мое лицо тонуло в его больших ладонях, пылало от бережности его прикосновений, и он рисовал своими поцелуями мой портрет: губы, лоб, глаза, нос, щеки и снова губы… Так упоительно сладко, так томительно горячо.

Жаркими мотыльками в голове носились шальные мысли, пьяное счастье билось в груди тысячью сердец, и я распускалась весенним цветком в руках Просто Бога, сбрасывала с себя защитную броню, превращалась в самую обычную женщину — слабую, ранимую, желанную, необходимую этому мужчине как воздух и свет.

Я это чувствовала — кожей, пульсацией вен, всеми органами чувств и моей раскрытой для него нараспашку душой.

Никогда и никого мне не хотелось обнимать с такой сентиментальной мягкостью: трогать пальцами лицо мужчины, вновь и вновь колоть их подушечки жесткой щетиной, испытывая от этого экстатическое блаженство, как от какого-то священного ритуала. Ничто не раздражало и не пугало меня в Стэнфорде. Мне казалось, что он весь — одно сплошное достоинство, от больших мозолистых рук до обезоруживающей своей искренностью улыбки.

Мой. Сегодня этот мужчина был только моим. И я отпустила себя, позволяя делать такие вещи…

Я понятия не имела, что на такое способна. Просто все в Стэне, к чему бы я ни прикасалась, было мне родным. Каждый миллиметр тела, каждый волосок и каждый вздох. Он был моим сердцебиением, моим воздухом, моей жизнью, той самой необъяснимой необходимостью стать частью его самого. И мне хотелось пробраться в его мысли, прорасти под кожу, заструиться кровью по его венам, жить в его голове и сердце. Вечно.

Сквозь небольшое окно иллюминатора каюты пробился свет от включенных на базе прожекторов, вспоров пространство комнаты рассеянным пучком света. Время остановилось. И в мягком застывшем полумраке остались только музыка вздохов и поцелуев, танец наших теней на стенах и потолке, скольжение рук и тел, жадно познающих друг друга, и пульс, опережающий наше дыхание.

— Скажи… Скажи мне… — едва удерживаясь перед чертой падения в бесконечное море блаженства, умоляюще простонала я, цепляясь из последних сил за пылающий взгляд Стэна. Понимая меня без лишних слов, он сжал в ладонях мое лицо и, мощно толкаясь вперед, на выдохе произнес:

— Я люблю тебя…

Я рассыпалась на атомы. Умерла и воскресла. А потом улыбалась и шептала в теплую шею Стэна:

— Мой… Люблю…Жить без тебя не могу….

Обессиленные и счастливые, мы погрузились в обнаженную тишину, говорящую больше миллиона ненужных слов. И мне так спокойно и хорошо было лежать на груди любимого мужчины, прижиматься щекой к его влажной коже и слушать мощные удары его большого сердца. Они — моя колыбельная, мой негаснущий маяк, что больше никогда не даст заблудиться во тьме.

Утром я проснулась не от звука собственного хронометра и не потому, что меня мучали бесконечные кошмары или тошнота, а из-за невыразимого ощущения неги, исходящей от ласковых рук Стэна, бережно укутавших меня в свое тепло. Вставать было лень. Тыкаясь носом в большое и такое родное тело мужчины, я тихо засопела, пытаясь надышаться его запахом.

Хочу пахнуть им весь день.

Мне на голову мгновенно опустилась широкая ладонь Стэнфорда, нежно пригладила мои спутанные волосы, и мужчина сонно проворчал:

— Спи, моя сладкая… Еще рано…

Я улыбнулась, тронула рукой подбородок Стэна, потом нежно поводила по его нижней губе, получив в ответ легкий поцелуй в подушечки пальцев.

— Мы проспим дежурство, — шепнула я, жалея, что приходится его будить.

— Нет никакого дежурства.

Стэн приоткрыл один глаз, подгреб меня к себе и выдохнул мне в макушку:

— Спи.

Сон почему-то сразу развеялся. Молча полежав почти минуту, я не выдержала и спросила:

— То есть как «нет никакого дежурства»? А вчера на построении: «Офицеры, довожу до вашего сведения, что с сегодняшнего дня штаб назначает дежурство на стрэйнджере даже тогда, когда он находится на базе.» — это что такое было? — дословно процитировала я выступление Стэнфорда.

Он закряхтел, заворочался, как большой и неуклюжий медведь, а потом приподнялся на локте и навис надо мной — такой восхитительно взъерошенный и слегка небритый.

— Это был гениальный план по твоему соблазнению.

Губы мои возмущенно округлились, и вместо достойного порицания, с них слетело жалкое:

— У тебя совесть есть?

— Совесть? Где-то была. Сейчас поищем, — сурово сдвинув к переносице брови, Стэн засунул руку под простыню и стал щекотно водить ею по моему телу, пока я не начала повизгивать от смеха. — Нашел, — сомкнув ладонь у меня на пятой точке, воскликнул он под мой звонкий хохот.

— Боюсь, что ты обознался. Это не твоя совесть, а источник всех моих бед.

— Да? — удивился Стэнфорд. — А на вид твой «источник бед» такой аппетитный.

Смешливые искорки в карих глазах мужчины мгновенно полыхнули жаром пробуждающегося желания, и пока Стэн опять не лишил меня возможности здраво рассуждать, я прижала к его щеке ладонь и мягко произнесла: