Семь сыновей (ЛП) - Сен-Жермен Лили. Страница 7

— Хорошая идея, — говорю я, когда протягивает мне одну.

Он сидит напротив меня. Ничего не могу поделать и вспоминаю, как впервые увидела его после смерти отца, когда вернулся в Небраску.

Меня тошнило. Сначала бабушка списала это на желудочный вирус и неделю держала меня в постели. Но одна неделя медленно переросла в две, потом в три, а я все еще болела и лежала в кровати целый день. Врач, в конце концов, подтвердил то, чего она тайно боялась, и то, о чем я никогда не думала. Услышала, как поздно ночью бабушка разговаривала по телефону с внуком, когда не могла уснуть.

— Ты должен приехать сюда, — попросила она. — Все плохо, милый. Все очень плохо.

Она знала все. Бабушка знала, что они сделали со мной. И теперь она в курсе, что я носила в себе непреклонное напоминание об их предательстве.  Эллиот приехал на следующий день, сидел рядом, пока меня рвало в старую железную миску. Он держал мои светлые волосы и прижимал холодную фланель к моей шее. Заботился обо мне так, как я отчаянно в этом нуждалась.

— Что ты собираешься делать? — спросил меня. Даже тогда, когда мне было всего пятнадцать, а ему всего лишь двадцать три, он относился ко мне, словно к самому важному человеку в мире.

— Я просто хочу, чтобы это исчезло, — сказала я. — Ты можешь сделать так, чтобы оно исчезло?

Он сдавил мою руку. Мы оба пойманы в кошмаре, который никогда не закончится.

— Да. — Его сжатая челюсть и злость в голосе предназначались им, а не мне. — Я могу сделать так, чтобы это исчезло.

Мы ехали в клинику молча. Он заполнил за меня документы, использовал поддельное удостоверение личности, чтобы никто не знал моего настоящего имени.

Весь этот период он держал меня за руку: во время консультации, как готовили к операции и когда остатки лицемерия Дорнана болезненно выскребали из моего пульсирующего чрева.

Эллиот сидел у подножия моей кровати, пока я истекала кровью и плакала. Он гладил по моим волосам и обещал убить Дорнана Росса и его сыновей за то, что они сделали со мной. Заставить их заплатить. За все.

Я выбрасываю эти ужасные воспоминания из памяти и сосредотачиваюсь на здесь и сейчас.

— Ты будешь смотреть на меня весь день? — мягко интересуюсь я, пытаясь получить от него улыбку.

Он с грохотом ставит пиво на стеклянный кофейный столик, и пена разливается на деревянный пол.

— Долбаный призрак только что вошел в мой салон и попросил татуировку, — серьезно говорит. — Прости, что мне нужна минутка, чтобы прийти в себя.

Я опускаю взгляд в пол.

— Призрак — это тот, кто умер. Я не умирала.

— Нет, — говорит он, покачивая головой. — Но все в этом городе думают иначе.

Я делаю глоток пива, изучая замысловатую сеть татуировок Эллиота, которые отходят от каждого запястья до плеч, прежде чем исчезнуть под рубашкой.

— Зачем ты вернулась, Джулс? — спрашивает он, пристально глядя на меня. Мое сердце падает, когда я вижу, как дрожат его руки.

— Эй, — произношу, ставлю пиво и кладу руки поверх его. Так что теперь мы вдвоем держим его бутылку. — Прости. Я не хотела тебя напугать.

— Бл*дь, — с горечью выплевывает он. — Последний раз, когда я видел тебя...

— Успокойся, — перебиваю. — Никто не знает, что я здесь, клянусь.

Забираю бутылку у него из рук, оставляю возле своей и сажусь рядом с ним.

— Помнишь последнее, о чем мы говорили? — шепчу и беру его ладони в свои. Прошло столько лет, но кажется, что это было пять минут назад, когда он так же держал меня за руки и обещал месть.

Мотает головой.

— Нет.

— Да, ты помнишь, — уверенно проговариваю. — Ты пообещал мне заставить их расплатиться.

Его глаза становятся огромными, и он, наконец, понимает, зачем я здесь.

— Джулс, нет...

— Эллиот, да, — едва слышно говорю. — Пришло время. Пришло время заставить их заплатить за свои грехи.

Он отстраняется от меня и встает, подойдя к окну. В комнате блаженно прохладно и тускло по сравнению с палящим зноем на улице. Я смотрю на свой айфон, зная, что должна быть в клубе через четыре часа. И мне нужна татуировка, сделать которую займет не меньше пяти часов. Тем не менее, терпеливо жду, боясь подтолкнуть Эллиота, иначе он откажет в помощи вообще. На самом деле, я могу пойти к любому татуировщику и попросить закрыть мои шрамы.

Но в городе, которым управляет Дорнан Росс, не имею возможности рисковать, показывая его чудовищную ручную работу ни единой душе. Потому что если кто-нибудь узнает меня, мои дни сочтены. И мне еще так много чего нужно воплотить в жизнь.

— Это должен был сделать я, Джулс, а не ты.

— Бабушка рассказала мне о твоей дочери, — нежно произношу.

Он выглядит напуганным. Страх отражается в его глазах.

— Что я хочу сказать, — быстро говорю. — Понимаю, почему ты не мог ничего сделать с… — У меня вдруг не хватает слов. — Ну, ты знаешь.

Эллиот потирает глаза, и я задаюсь вопросом, сколько бессонных ночей было у него с тех пор, как мы встретились в палате неотложной помощи, выкрашенной в бежевый цвет и облитой моей кровью шесть лет назад. Или сколько ночей без сна прошло с момента, когда он уехал и оставил меня одну три года назад? Эллиот продолжает качать головой.

— Ты не должна была возвращаться, — проговаривает он. — Ты должна была остаться в стороне.

Я встаю с дивана.

— У меня есть четыре часа, чтобы набить татуировку, перекрывающую эти шрамы. Я сделаю это с тобой или без тебя. Ты поможешь, или мне уйти и найти другого татуировщика, который перекроет это дерьмо?

Он поворачивается, выглядя шокированным моей решимостью.

— Дорнан знает всех мастеров города. Ты не можешь показать свои, — его голос надламывается, — шрамы.

— Эллиот, — твердо произношу. — Я мечтала об этом много лет. Танцевала после захода солнца, обучаясь тому, что мне нужно знать. Запомнила каждую вещь о Дорнане Россе и выгравировала ее в памяти. Я сделаю это с твоей помощью или без нее.

Сказав последнюю фразу, разворачиваюсь, чтобы уйти. Я блефую, но он об этом не догадывается. Я вспоминаю о том, когда мы были вместе в последний раз, три года назад, и не в силах думать о том, как Эллиот ушел от меня.

Было жарко и душно. Всегда было пипец как жарко и душно. Прошел год с тех пор, как я «умерла», когда меня вывезли из больничной палаты, окруженной людьми, какие хотели меня убить, и доставили на конспиративную квартиру за тысячи миль от всего, что я когда-либо знала.

Эллиот казался моей единственной константой. Он был нежным и добрым. Прислушивался ко всем демонам внутри меня, которые кричали, желая задушить меня, уничтожить. Держал меня, пока я плакала. Вытирал мои слезы. А потом, непонятно почему, он влюбился в меня.

Мы долго ждали, чтобы сделать что-то большее, чем просто ходить вокруг да около. И как только совершили этот последний шаг, я стала его — душой и телом. Я любила его. Он являлся моим миром.

Только чтобы прогнать демонов, его оказалось недостаточно. Ничего не было достаточно.

Первые три года после того, как сбежала, я оставалась сломанной скорлупой, пытаясь выжить, стараясь забыть. Шрамы — мое постоянное напоминание. Звук мотоцикла. Прикосновение к коже кончиками пальцев. Нахождение в замкнутом пространстве.

Я была сломлена, разрушена, и как бы Эллиот ни старался, у него не получалось исцелить меня.

Впервые попыталась покончить с собой, выпив целый пузырек обезболивающих из аптечки в ванной его бабушки. Это не сработало. Проснувшись, я все еще была жива.

Эллиот умолял меня пообещать никогда больше не поступать подобным образом. Я так и сделала, но и на следующий день подключила шланг к выхлопной трубе его машины, заперла гараж и ждала сладкого освобождения. Конечно же, он нашел меня. Проломил топором дверь и спас мою жалкую задницу.