Над бурей поднятый маяк (СИ) - Флетчер Бомонт. Страница 11

Кит был не в лучшем расположении духа — наверное, у него денек, несмотря на всю свою весеннюю свежеть, тоже оказался не из легких.

Уилл предпочел отойти в тень, точнее, на свет, к яркому огню камина, и повернулся спиной к ним обоим, давая возможность разобраться без его участия. Он протягивал по-прежнему зябнувшие пальцы к огню, но дрожь не унималась.

«В довершение всего не хватало еще снова свалиться в горячке», — подумал Уилл с раздражением, и вопреки собственному решению вклинился с вопросом в первую же возникшую паузу:

— Кит, я согрею вина?

***

— Да, пожалуйста, — живо ответил Кит, не сводя притом темнеющих зрачков с поджавшегося Гарри. — И тебе, любовь моя, и мне, и, тем более — нашему дорогому гостю требуется немного разогнать кровь в жилах.

Он сел напротив кресла, где расположился Саутгемптон — прямо на стол. Принялся отстегивать перевязь с едва не пошедшим сегодня в ход кинжалом, изредка отвлекаясь на то, чтобы отпить из своей чаши. Чаш на столе было вдосталь: выбирай любую, угадывай, где спрятана та, где кипит, оживая, христова кровь. Так оказывалось и с теми, кто тенями греческого Аида бродил вокруг — время от времени они вспыхивали необъяснимой тягой, тем, что кое-кто сдуру принимает за любовь, и норовили поджечь такие ночи, как эта.

Графчик удрученно и настороженно молчал — не желал усугублять свой позор и неловкость, осенней паутинкой повисшей между ним и тем, кого он так жаждал обдать жаром своей придури.

— Гарри, — обратился к нему Кит, совладав с ядом в голосе и речах, и задумчиво обтер пальцами тронутые вином губы. Тот встрепенулся, как собака, услышавшая свою кличку в устах хозяина. — Ты думаешь так громко, что твои мысли могу услышать не только я, но и мои несчастные соседи. Не нужно. Я и так знаю, что ты обижен в своих лучших чаяниях, и мечешься между одинаково манящими остриями выбора: сделать со мной что-то дурное или что-то славное, что-то, что обернется дурным для тебя самого.

Саутгемптон принялся терзать прядь своих великолепных волос:

— Я думал, ты будешь рад. Ты казался мне тем, кто любит неожиданные повороты сюжета, смелые поступки и опасности.

Кит поморщился, искоса наблюдая за тем, что делал у камина Уилл — его лицо казалось сделанным из красной меди, когда он наклонялся к огню, чтобы поставить казанок с вином.

— Не старайся зазывать меня на дешевое представление — именно в таких выражениях это обычно и делается. Тебе стоит больше читать римских авторов и меньше нахватываться этих рубленых словечек в окрестностях столь любимых тобою вертепов.

Внутри фразы был запрятан крючок — и Гарри, будто голодная рыбешка, тут же заглотил наживку и наделся на стальную ловушку.

— Да прекрати ты наставлять меня, будто ты мой учитель греческого! — крикнул он. — Я думал, ты… А ты…

— Ты — думал? — Кит с выразительным удивлением вскинул брови. — Ну надо же.

Он встал и отошел в тень.

***

— Будешь спать в этом кресле, — сказал Кит из подвижного мрака. — Или на полу, если тебе будет угодно.

У Гарри задрожали губы.

Какой позор! Он был готов принять от Кита упреки в безрассудстве, хоть и не верил до конца, что такое возможно. Был готов даже к тому, что Кит станет бранить его, но — унижение, еще и в присутствии стороннего человека, пусть и старательно делающего вид, что он вдруг оглох и не может услышать ни слова из уже сказанных и тех, что только будут сказаны…

— Тогда я уйду. Я вижу, что мой визит тебе в тягость. Значит, уйду. Сейчас же, — упрямо ответил Саутгемптон, поднимаясь из недр кресла, где от его злости и обиды сделалось невыносимо жарко. — Сейчас же!

Кит, кажется, просто пожал плечами.

— Я не особенно туп, так что мне достаточно одного утверждения. Не утруждайся повторить о своем уходе еще десять раз, Гарри. Я не стану тебя упрашивать.

Невозможно! Невозможно ничем уязвить этого непостижимого человека!

— Шекспир! — беспомощно и глупо Гарри развернулся к третьему действующему лицу этого постыдного фарса всем телом, отчаянно призывая на помощь. — Ну скажите же ему что-нибудь, этому упрямцу! Если со мной что-то случится? А если узнает матушка? Вам обоим тогда тоже крышка!

И Кит рассмеялся — лающе и обидно.

***

Поленья в камине уютно потрескивали: как будто это был один из тех неспешных зимних вечеров, в которые так приятно говорить о любви, о жизни, философии, делиться друг с другом тем, что станет канвой для новой пьесы.

Но вечер был отнюдь не из приятных.

Пламя обжигало, а холод и не думал никуда уходить. Он шел, казалось, изнутри, из самого сердца, откуда сегодня вырвали порядочный кусок, оставив взамен пустоту.

Уиллу не приходилось делать вид, что он не слышит, того, что происходило за его спиной. Погруженный в свои невеселые думы, раздавленный, словно мелкий зверек, попавший под колеса тяжело груженой повозки, он действительно не слышал, о чем шла речь, только голоса. Насмешливый, даже не пытавшийся скрывать злость и раздражение — Кита. Потерянный, то становящийся по-детски капризным, то умоляющий — графа Гарри.

Юный Саутгемптон, должно быть, забыл, кто он и с кем говорил, раз вздумал умолять Кита Марло.

Впрочем, если бы кто-то из случайных прохожих вздумал подслушивать под окнами, он вряд ли признал в говорившем графа. Да и не было среди них никаких высоких особ — лишь он, Уилл Шекспир, драмодел из «Театра», потерпевший на своей основной сцене сегодня один из самых сокрушительных провалов в жизни, юный, по уши влюбленный, бесстрашный и безрассудный мальчишка да Кит, которому из-за его дурного настроения вздумалось ломать комедию — жестокую и дешевую. Из тех, что призваны научить зарвавшихся юнцов уму-разуму. Из тех, что Уилл навиделся еще в родном доме, и каждый раз в исполнении отца они вставали ему поперек горла. Уилл невесело усмехнулся: пожалуй, в том, что сегодня он окончательно порвал со Стратфордом и с отцом были и свои плюсы.

Вино в казанке закипало. Уилл медленно закипал тоже.

«Какого черта, Кит, — хотелось сказать ему, — какого дьявола ты поучаешь тех, кто очевидно слабее тебя, заранее зная, что ни один из них не ответит тебе достойным образом? Какого черта ты набрасываешься на тех, кто отважился стать к тебе слишком близко — и точно не даст тебе сдачи?! Ведь этот несчастный влюбленный мальчишка — он ведь не Томас, не твой разлюбезный Рэли и кто там у тебя еще был, те хотя бы знают, с кем, с чем имеют дело, а — он?!»

Так Кит может вышвырнуть любого, кто ему наскучит. Любого. Уилла в том числе.

В отчаянной попытке переломить ход разговора Гарри воззвал к нему, и делать вид, что ничего не происходит, стало невозможно.

Уилл развернулся, позабыв про вино в казанке.

— Можно тебя на два слова? — он увлек Кита подальше в тень, за полки со всякими диковинками, туда, куда юный граф не рискнул бы пойти вслед за ними:

— Зачем ты так с ним, Кит? — заговорил Уилл горячечным шепотом, и все вглядывался, вглядывался в белевшее пятном лицо Кита, пытаясь увидеть что-то, сам не зная, что. — Он ничего тебе не сделал, он всего лишь глупый, по уши влюбленный в тебя мальчишка. Так зачем, Кит?!

***

Этого можно было ожидать. Уилл Шекспир, потрясающий копьем в защиту слабых и несправедливо обиженных — умом ли, злонамеренными ли людьми.

Кит повел бровью, оказавшись зажатым между очередной полкой, ломящейся от выставленных на ней шеренг из банок, и новоявленным героем этого вечера. Тут и вправду не хватало театрального реквизита — Уилл, хочешь надеть золоченый шлем из латуни, украшенный пышными перьями и забралом в виде львиной морды?

Хотя, нет — львиную шкуру носил Геракл, а не Орфей.

— Ладно, — коротко сказал Кит, сглотнув. Он делался тем тверже и напряженнее, чем крепче стискивал его плечи Уилл. Точно так же, как еще недавно хватал его Нед Аллен, тоже — жаждущий, требующий, как и все эти сумасшедшие, свято верящий в то, что за ним водится хоть малейшее право, хоть тень права указывать Киту Марло, что делать, кого любить и кого, мать их, пускать в свой дом.