Город (СИ) - Белянин Глеб. Страница 47

Борис размахивается ногой для нового удара, как за мгновение до него его останавливает чёткий взмах руки. Руки человека, который стоит на пороге комнаты.

Это Капитан. Он даёт рукой команду остановиться. За ним стоят ещё двое.

Борис опускает ногу в неловком замахе, отдаёт ему честь:

— Всё сделано как вы сказали, Кэп. По высшему разряду. Ублюдка и его шлюху задержали. Вот они.

Капитан молчит, скупо кивает и делает другой взмах рукой, обозначающий команду «Обыщите». Личная охрана позади него срывается с места и начинает шнырять по комнате, принюхиваясь к каждой щели и скважине, точно охотничьи псы. Павла и Марию голых садят на колени рядом друг с другом у кровати, их обоих держит по два человека, ещё двое устраивают в комнате тотальную разруху, переворачивая все вещи девушки вверх дном. Они проломили тумбочку, перевернули кровать, в некоторых местах проломили даже стены. Они рвут попавшуюся им одежду на лоскутки в поисках чего-либо ценного: талонов или драгоценностей.

Люди с дубинками заканчивают обыск, но Борис, на манер Капитана, сухо указывает им направление, точно за тумбочкой.

Один из мужиков лезет туда точно по команде и находит там заначку: горсть публичных талонов, которые можно обменять на еду, а также брошь с изумрудом.

— Не трожь! — Срывается на крик девушка и выплёвывает зуб, отчего её голос вдруг становится резко шепелявым и ужасно некрасивым. — Это мамина, не тхош!

Мужчина достаёт дубинку, но Борис останавливает его, он подходит к Марии и с силой бьёт ей между рёбер в солнечное сплетение, отчего та начинает корчиться и задыхаться в болезненном спазме.

— Умояю, — шепчет она. — Не тхохгайте.

Он бьёт её один раз ладонью по уху и один раз кулаком по щеке. Она взвизгивает от боли и замолкает.

Человек в чёрном прячет найденную им брошь в карман, а талоны он делит с другими обладателями дубинок. Правда, Павел замечает, что один из них ничего из награбленного не берёт, он пытается вглядеться в его лицо, чтобы попытаться запомнить, но вдруг прямо перед ним садится на стул Капитан, гордо и победоносно возвышающийся над ним, точно ястреб на червяком. Музыкант чувствует, как от его повреждённого паха к его коленям стекают тоненькие струйки крови.

— Люди, — произносит Капитан. — Это те твари, которые ну просто поразительно внушаемы. Ладно, Фёдор, он полный идиот, от старости у него мозги киснут, но ты ведь молодой, как ты мог в это поверить? На что ты надеялся, мальчик? Сейчас Боря придёт и расскажет тебе весь план революции, который вы успешно реализуете, после чего свергните власть? Идиот, ты никто в моём Городе, твоя роль ничтожна. Если в твоей голове есть хоть немного знаний, то ты должен помнить как появился Пепельный квартал. Это была революция, в которой участвовал Борис, одним из реализаторов которой он и являлся, но меня тогда по воли случая спасли, я был на краю гибели, но вырвался. Этот твой герой, «революционер» с большой буквы, сдался уже на второй день, когда мы только-только заканчивали ломать ему пальцы рук, но ещё даже не успели перейти к ногам. И с того момента он работает на меня, разнося по Городу слух, что всем, кто против меня, он может предоставить действенный план, по которому можно захватить власть в Городе. И вот так мы таких как вы с Фёдором Абросимовым ловим уже какой месяц. А насколько эффективна эта схема — ты просто не представляешь. Эх, посиживал бы себе сейчас в пабе, тренькал бы на своей скрипке, и никто бы тебя не трогал, а сейчас отправишься на Чернуху. Ну не дурак ли?

— А Фёдор? — У Павла кружилась голова и необъяснимо сильно кололо живот, но он держался. — Он тоже отправится вместе со мной?

— Ну а как же, по-моему ему там самое место, — улыбнулся Капитан. — Не отправится только вот эта шлюха, — он тыкнул в неё указательным пальцем так, как тыкают в оборванный мусор. — Потому что она изначально обо всём знала. Что ты так глаза разинул? Удивлён? От тебя здесь вообще ничего не зависит, ты здесь вообще никто, всё уже давно продумано и тысячу раз спланировано. Ты даже не шестерёнка в механизме, шестерёнка хоть что-то приносит, ты жалкий винтик, болтик, хотя у тебя у самого болтик то больше никогда не встанет. Тогда ты вообще никто, никто, но теперь ещё и зажёванный лопастями идеально отложенного механизма.

— Ты монстр, — сдаваясь, без единой капельки сил продолжать бороться, заявил музыкант.

— Я? — Удивительно правдиво поразился Капитан его заявлению. — А может твой многоуважаемый писатель, дядя Федя, который отравил мальчишку-помощника? Да, да, как только ты ушёл, он сыпанул яду в свою тарелку, зная, что тот доедает недоеденное и нарочно не стал доедать. И с абсолютно чистой совестью, уверенный в своём решении, он покинул паб, на выходе из которого его тут же и скрутили. Так чем же мы отличаемся, скажи, — он придвинулся к нему поближе. — У меня есть своя позиция, своё мнение и свои идеи, считаясь с которыми я совершаю те или иные решения. Порой они приводят к смертям, но ты видишь лишь верхушку айсберга, ты не видишь всех тех, кого я не убил, всех тех, кого я спас. И в то же время и вы точно также как и я решаете кому жить, а кому умереть, исходя из своих собственных амбиций. Так чем мы в сути своей отличаемся?

Павел молчал. Мария стонала, Борис держал её за волосы, кровь капала с её подбородка на пол. Дубинки на поясах откормленных людей, одетых в чёрное, резво скалились в сторону музыканта.

— Знаешь, — Капитан заговорил как-то совсем иначе. — Ты сбежал тогда, на корабле, но не сбежишь сейчас. Помнишь, как ты вцепился в мою ногу, как чуть не задел меня выстрелом? А я всё помню. Ну, начинаешь улавливать суть? Я тебя с самого начала приметил, как только мы встретились. Ещё тогда, когда ты взял скрипку. Хозяин вручил её тебе и ты заиграл, ох, и всё-таки какого талантливого исполнителя мы теряем. И ещё тогда я думал, как с тобой поудачнее расправится. А потом вдруг обнаружил в списках твою фамилию. Я её запомнил по тем билетам, которые вытащил из кармана у твоего отца. Ох, как же приятно было топтать лицо твоей матери, ну просто блаженство.

Павел попытался вырваться, кидаясь на него, стараясь нанести хотя бы порез, впиться зубами хотя бы раз, но так, чтобы никогда его не отпустить, вырвать ему, уроду, его вечно бегающий кадык. Но охрана держала его крепко. Они лишь сильнее заломили ему руки за спиной, отчего он взвыл.

— И тогда я понял, — продолжал Капитан. — Вот оно, вот как я могу отомстить тебе и твоей поганой семейке. Мы не поквитались тогда, но поквитаемся сейчас. Сначала я отправлю тебя в камеру, на допрос, как положено, не нарушая никаких правил, а потом на Чернуху к твоим родителям. Ты как раз посмотришь, что мои люди сделали с твоей стервозной мамашей и с твоим ублюдком папашей. Весь твой путь спланирован мною, от Фёдора до сюда, а от сюда до Чернухи. Ты с самого начала был в моих руках, понимаешь, насколько твоя роль ничтожна в этом спектакле? Ну ничего, ещё успеешь понять. Главное, не сдавайся там, а то те, кто сдаются, умирают первыми.

Он бросил неловкий жест в сторону двери, охранники поволокли его наружу, попутно заворачивая его оголённое тело в хоть какие-то тряпки, дабы он не окоченел по пути к карцерам. Борису также пришлось последовать за ними.

Дверь захлопнулась.

Мария осталась в комнате одна.

Она говорила, что любовь приносит боль, а потому старалась в неё не верить. Она верила в то, что любовь — это некий потайной шпион холода и голода, который проникает внутрь крепости Человечность под прикрытием надежды и разрушает крепость изнутри.

Мария верила, что любовь приносит боль, но сейчас она понимала это и признавала это как никогда раньше.

Не утирая крови с подбородка и губ, не стараясь привести себя в порядок для будущих клиентов, даже не одеваясь, она ужасно хрипло застонала. Мария звала Павла, звала его своим надломленным голосом, чтобы он пришёл, чтобы его вернули.

Этот голос был невыносим. Его было невозможно слушать.

Она не могла плакать. Она лишь ходила по комнате и стонала.