Босс (СИ) - Траум Катерина. Страница 9

— И мне подожги, — хрипло выдыхает он, чувствуя покалывание от облегчения. Никаких идиотских расспросов. Никаких фальшиво-приторных соболезнований. Лишь повисшее в салоне машины участие и принятие неизбежности, да послушно сунутая ему в рот сигарета со следами от её бордовой помады. — Спасибо, — искренне благодарит он после глубокой затяжки.

— Не за что. Все мы получали от жизни пинка, только вот крылья нихуя не рождаются.

Эми даже коротко ему улыбается, почти не натянуто. В серых глазах грустью светится подтверждением старого предположения, что она тоже теряла кого-то до безумия важного. Нервно сглотнув, Ник отрывает руку от рычага передач, чтобы вытащить сигарету — на губах пестрит вишнёвый привкус её помады. Среди табачного дыма он внезапно ловит аромат ежевики, когда дуновение ветра из окна проходится по пепельным прядкам. Вдох.

Она же явно не замечает, как по его коже проходят мурашки, и как скручивает ядовитой сладостью лёгкие. Тянется к магнитоле и врубает погромче радио, тяжёлым роком завершая странный разговор и перебивая внезапное желание коснуться её холодной маленькой руки.

***

Три недели. Три гребаных недели, как Эми нашла своё предназначение и приняла свою настоящую кожу. Смыла тоник с волос. Перестала притворяться, что с ней всегда всё в порядке. По указанию свыше заняла крохотную комнату на втором этаже, правда, с выходящим во двор балконом. Так проще быстро вызывать её к себе, когда от спальни до его кабинета лишь коридор, а не километры.

Что-что? Тебе нравилась твоя уютная квартира в Чикаго? Забудь. Забудь вообще, что когда-то имела своё мнение хоть о чём-то.

В двери Браунвилля она теперь ступает легко, не дожидаясь дворецкого и не чувствуя холодка от постоянного полумрака. А ещё знает, что Алекс будет доволен её работой — и это приятными волнами тепла греет застоявшуюся кровь. Ему с первого вечера нравилось смотреть, как она выпускает на свободу свою злость, проявляя жестокость и беспринципность по его приказу. И теперь ей двигает не страх. Точнее, страх совершенно не в том, что она будет наказана, если не сделает всё, как положено. Но в том, что недовольство папочки обернётся его пренебрежением, разочарованием. Разочаровать его — худшее, что она способна пережить. За три недели ей пришлось с этим столкнуться не раз. Воспоминания до сих пор режут по живому, горят под чокером оставшимся на шее безобразным обугленным шрамом в виде буквы «G».

Но сейчас она идёт с победной ухмылкой, чувствуя, как от одного приближения к дверям столовой учащается пульс. Всегда, как в первый раз. Не угадаешь, каким он предстанет сегодня: спокойным и удовлетворённым или игривым и небрежным, раздражённым и вспыльчивым или лениво-саркастичным. Лотерея. Ебучее казино Рояль. В томительном предвкушении и надежде на лучшее заходит в столовую и тихо закрывает за собой двери.

Даже днём тут царит лёгкая тень из-за плотных штор. Три часа — время для кофе и кубинских сигар, именно поэтому он не в кабинете за ворохом отчётов. Знакомый аромат дорогого табака обволакивает рецепторы, и Эми с наслаждением вдыхает, прежде чем шагнуть дальше. Улыбка полного кайфа сама поселяется на лице. Быть ближе к нему хоть на шаг — и она уже чувствует скапливающееся в груди томление.

— Ты быстро вернулась, — за скользнувшее во властном баритоне сомнение хочется тут же оправдаться, и больше она не медлит.

— Я не стала сдирать с него кожу. Двенадцать часов, и либо у тебя будут деньги, либо его задница, — подходит к дубовому столу и кидает на него свою добычу, белую коробочку с отрезанным пальцем. И только после этого разрешает себе посмотреть на хозяина, замирая в ожидании реакции.

Алекс на редкость спокоен и небрежен: зачёсаны назад каштановые волосы, мерцанием вспыхивают глаза — грязный шоколад. Даже чёрная рубашка вместо обычного пиджака, расстёгнутая на верхних пуговицах, что вовсе редкость. Значит, сегодня он в отличном настроении, и Эми облегчённо расслабляет плечи. В его белых пальцах проворачивается толстая сигара, а взгляд оценивающе пробегается по её фигурке. Она закусывает губу, потому что ему нравится этот жест. И если будет хорошей девочкой, то может даже добраться до сладкого в этот солнечный день. Но надо постараться.

— Скучно, — он откидывается в кресле, не посмотрев на принесённый ему презент, и загадочно прищуривается. — Ты же знаешь, почему я отправляю тебя на такие задания. Чтобы ты научилась выдержке. Всего лишь палец? Я просил его намотанные на вертел кишки, детка.

— Думаешь, для меня это было легко? — она холодеет от несправедливости его слов. Неужели и впрямь считает, что она не выложилась на сто процентов? Для него — и не сделала всё, что могла? По коленям проходит дрожь, потому как реакция на его голос и недовольство уже инерционная, рефлексы. Ей пора извиняться?

— Тогда давай, расскажи мне. Как это было. Что ты чувствовала. Я хочу знать всё, — он чуть откатывается от стола и подносит к губам сигару, втягивая расслабляющий никотин. Даже его поза внушает шанс на хороший исход, не говоря уже о секундной ухмылке. Властный приказ проходит мурашками нетерпения по позвоночнику, отправляя в кровь первые волны жара.

И Эми вдохновляется. Да это же просто его новая игра, препятствие на пути к награде, которую честно заслужила. Она скидывает с плеч свою куртку, бросает её на мраморный пол, брякая замками. Ловит его ожидающий взгляд и демонстративно облизывает губы — в ответ в его глазах вспыхивают чёрные угли одобрения. Оставшись в тонкой серой майке, удачно демонстрирующей вырезом полушария груди, Эми легко садится на стол перед ним, начиная рассказ:

— Я зашла в квартиру, она была не заперта. Торчок спал на диване в полной отключке, грязный и обколотый. Мне было противно его трогать, так что я просто пнула его в живот, — она ощущает на себе проникновенность взгляда своего Босса, его живой интерес даже в том, как сжаты эти идеальные острые скулы. В каждой детали итальянской галантности, с которой его левая ладонь ложится на её бедро в собственническом жесте. Он любит слушать о таком. Даже больше — Эми изучила, что это самый простой путь к получению желаемого, лучше всякой виагры. А потому продолжает всё более низким голосом, демонстративно откидывая на спину волосы. — Он упал и захрипел, просыпаясь. Я не дала ему опомниться и сразу сдавила горло. Рассказала, кто я и кто мой Босс, — последнее слово произносится с раболепным восхищением и обожанием. Чуть задыхается, прикрывая веки, потому что пальцы на бедре требовательно сжимаются.

— Продолжай, — милостиво разрешает Алекс, пуская дым сигары прямо ей в лицо. Ни эмоции. Ни тени. Но это поправимо.

— Он испугался, — презрительно хмыкает Эми, вспоминая панику на морде наркомана, когда произнесла фамилию «Герра». — Начал ползать у меня в ногах и умолять об отсрочке ещё на пару недель. И тогда я наклонилась, вытащила нож…

— Продолжай, — чуть хрипло приказывает её слушатель, на дюйм наклоняясь к ней ближе и обездвиживая взглядом. Табачная дымка между ними медленно рассеивается, а Эми внезапно ощущает, как пересохло во рту. Импульсы напряжения нарастают, трепеща скручивающимся в животе желанием настоящего контакта. Прикоснуться к нему — высшая награда, и её надо заслужить любой ценой.

— Он верещал, как свинья, когда увидел лезвие. Я наступила на его руку, прижимая к полу. А потом отрезала ему указательный палец, с хрустом, через вопли, — смакует она то, как от этих слов греется сам воздух, отправляя искры возбуждения в кончики пальцев.

— Тебе понравилось?

— Да, — не задумываясь, выдыхает она совершенно искренне. — Мне понравилась власть над ним. Его беспомощность. То, как он извивался на полу, прижимая к себе руку, пока я объясняла, что если уложится в двенадцать часов — сможет пришить палец обратно. И что если попытается бежать, то ему пустят пулю в затылок. Он был таким жалким, — усмехается Эми этой слабости маленького человека.

Все люди — клопы и мелочь по сравнению с ним. С её хозяином.