Стрелы Времени (ЛП) - Иган Грег. Страница 52

– Думаю, этому могли поспособствовать гремучие звезды, – намекнула Тарквиния.

– Да, но лично я бы все равно не смог этого сделать. Жизнь взаперти, внутри горы, для нас неестественна; просто чудо, что мы не лишились рассудка еще несколько поколений тому назад.

– Значит, ты намерен сделать эту планету своим домом? – спросила Тарквиния. – Эсилио уже запал тебе в душу?

Рамиро мягко прожужжал.

– Дело не только в Эсилио; еще двенадцать лет в пути я могу и не пережить. – Ему бы пришлось по душе ослушаться Грету и остаться на Эсилио, позволив Геодезисту улететь без него – к тому же цель миссии все равно будет достигнута, даже если остальные члены экипажа вернутся с новостями о том, что на Эсилио уже основана колония. Но сделать это в одиночку он бы не смог.

– И не только в огромных пространствах, ведь не сможешь же ты питаться одной грязью, – заметила Тарквиния. – И пока ты еще не начал воображать цветы на своей могиле, давай сначала выясним, приживется ли здесь хоть что-нибудь.

Зонд отделился от Геодезиста и, отлетев от корабля под действием воздушной струи, запустил двигатели, приступив к снижению. Рамиро заглянул через плечо Тарквинии, чтобы посмотреть на данные, передаваемые измерительной аппаратурой. Азелио наблюдал за происходящим из-за правого плеча Тарквинии, и даже Агата, ненадолго отложив свои вычисления, ухватилась за веревку рядом с ним.

Снизив скорость и позволив притяжению планеты опустить его на поверхность, зонд вскоре скрылся за горизонтом Геодезиста, и связь с ним прервалась.

– Хочешь поспать пару-тройку курантов? – поддразнивая, спросила Агата. – Обещаю, что разбужу тебя, когда появятся результаты.

– Нет, спасибо, – ответил Рамиро. Он попросил Тарквинию воспроизвести записанные данные; он заприметил в них нечто, что вызвало его беспокойство. – Посмотрите, как сильно зонд разогрелся за мгновение до потери контакта!

– Нагрев от трения был вполне ожидаемым, разве нет? – спросил Азелио.

– Не так быстро. И не на такой высоте.

Тарквиния нахмурилась.

– Мы не испытываем какого-то необъяснимого сопротивления, так что мне непонятно, как мы могли настолько ошибиться с распределением плотности.

Рамиро не хотелось спорить насчет конкретной причины; тем не менее, факт оставался фактом – нагрев зонда оказался неожиданным.

– Если он сгорит за пределами видимости, мы никогда не узнаем, что с ним случилось – или что нужно будет изменить перед следующим запуском. Если мы ошибемся с догадкой, то можем точно так же потерять и второй зонд.

Тарквиния обдумала этот мрачный сценарий.

– Тогда нам лучше действовать быстрее, – сказала она.

Рамиро уже был пристегнут к своей кушетке, но Агате с Азелио пришлось добираться до своих мест во время маневра, когда корабль, наклонившись, стал быстро набирать высоту. Хотя иллюминатор кабины смотрел в сторону звезд, на экране навигационной консоли было видно, как удалялась от них поверхность планеты, когда Тарквиния стала расширять горизонт, чтобы зонд снова оказался в зоне прямой видимости.

Когда связь восстановилась, она отключила двигатели, позволив кораблю двигаться по восходящей дуге, используя накопленный импульс. От непривычного веса у Рамиро закружилась голова, но когда сознание прояснилось, он сосредоточился на потоке данных. Температура зонда упала, хотя он по-прежнему был довольно горячим.

– Похоже, предыдущие показания были ложными, – решил он.

Изображение с камеры начало подрагивать, как будто зонду приходилось бороться с сильным ветром. Грета снабдила экспедицию только одной камерой обратного времени, а в изображении, доступном зонду – который не мог видеть солнечный свет – что-либо разглядеть было практически невозможно. Температура стабильно понижалась. Возможно, что-то затрудняло движение охлаждающего воздуха – клапан могло заесть как раз в тот момент, когда требовалось отвести тепло от двигателя, а теперь он резко открылся, с лихвой компенсируя недостаток охлаждения.

Пока вибрирующая машина неслась к поверхности планеты, Рамиро в равной мере ощущал и страх, и бурный восторг. За всю историю Бесподобной еще никто не исполнял маневр, который можно было бы по праву назвать приземлением. Но если не уцелел даже этот крохотный и надежный разведчик, то каковы шансы самого Геодезиста?

Картинка почернела и исчезла.

– Возможно, боковая камера окажется более информативной, – сказала Тарквиния. Она передала инструкции с помощью своего корсета, и на экране появилось скошенное пространство, занятое песчаным грунтом. Плоский пейзаж нарушали лишь расположенные поодаль немногочисленные серые скалы.

– Он приземлился! Он в порядке! – исступленно защебетал Азелио, переключившись затем на данные измерительных приборов. – И температура в норме. Она уже близка к прогнозу, который Тарквиния дала для поверхности планеты.

– С точки зрения Эсилио зонд находится на этом месте уже много дней. Какая еще у него может быть температура?

Рамиро всеми силами старался смириться с этим фактом. С одной стороны, он прекрасно понимал ее логику: в соответствии со стрелой времени Эсилио зонд как раз собирался взлететь, и значит, еще не успел испытать фрикционный нагрев. И если такая точка зрения была корректной, то высокая температура, которую они наблюдали, когда зонд все еще находился высоко над атмосферой, объяснялась его нагревом во время взлета.

– Почему тогда здесь он оставался холодным? – спросил он. – До того, как мы его запустили? Или, если говорить с позиции Эсилио: что заставило его остыть после выхода из атмосферы?

– Ответ на этот вопрос будет казаться странным с обеих точек зрения, – ответила Агата. – Я считаю, что причиной этому, скорее всего, стало взаимодействие с охлаждающим воздухом – хотя в таком случае с точки зрения Эсилио этот воздух должен был налетать на зонд прямо из открытого космоса и сталкиваться с ним именно так, как это требовалось для его охлаждения, в то время как с нашей точки зрения зонд выбрасывал наружу поток охлаждающего воздуха, а сам при этом нагревался.

Рамиро обхватил голову руками.

– Но все-таки, почему?

– А какие еще есть варианты? – ответила Агата. – Удерживать все тепло, накопленное во время взлета в течение шести лет, пока зонд лежал в своем отсеке и находился в контакте с Геодезистом?

– Это было бы нелепо, – неохотно признал Рамиро. – Но нелепым выглядит и тот факт, что он в принципе мог разогреться до входа в атмосферу.

– В меньшей степени, – возразила Агата. – К тому же слово «нелепо» здесь вообще неприменимо. Если бы я дала тебе две одинаковых на вид каменных пластинки при комнатной температуре – одна из которых вчера прогревалась на огне – рассчитывал бы ты на то, что сможешь их отличить?

– Конечно нет.

– А теперь взгляни на ту же ситуации с обратной стороны. Твоя неспособность догадаться о предыдущем состоянии пластин превращается в неспособность предугадать их будущее – однако в поведении пластины, которая бы неожиданно раскалилась прежде, чем попасть в огонь, не было бы ничего абсурдного.

С этим Рамиро поспорить не мог.

– Значит, я должен быть благодарен за те редкие случаи, когда события кажутся логичными с одной из точек зрения – будь то наша или Эсилио. Но когда это не срабатывает…, что нам остается?

– С какой стати нам ожидать предсказуемого поведения от такой сложной системы, как каменная пластина, если мы даже не знаем детального движения всех составляющих ее частиц? Мы привыкли делать прогнозы, опираясь на единственное число вроде температуры или давления, но сама возможность такого предсказания целиком и полностью определяется соотношением между нами и минимумом энтропии.

– Проще говоря, там внизу мы будем беспомощны, – с мрачным видом заключил Рамиро. – Может произойти все что угодно.

– Нет! Не что угодно.

– Тогда что нам использовать в качестве ориентира? – спросил Азелио.