Дочь Велеса (СИ) - Шафран Пан. Страница 24

Ловко забравшись в седло, Ялика лукаво подмигнула недоверчиво выпучившему глаза Добрыне.

— Я верхом поеду, ты рядом пойдешь, а она, — ворожея ласково обняла кобылу за шею, — дорогу покажет.

Усмехнувшись, Ялика вдруг спросила, оглядываясь по сторонам:

— А куда это Митрофан-негодник опять запропастился?

Чёрный кот не заставил себя ждать. Спрыгнув с крыши конюшни прямо на плечи ворожеи, он заурчал и доверчиво потерся мордочкой о её щеку.

Добрыня благодушно хмыкнул и, вдруг вспомнив о чем-то, спросил, хмуря брови:

— Я вот что, пресветлая, мыслю, — он взял лошадь под уздцы. — Никуда ты не поедешь.

— Почему? — удивилась ворожея.

— Ну, сама посуди, — пробасил здоровяк. — Там чудище неведомое целый дозор порвало, а ты в одиночку, считай, туда собралась.

— Много ты понимаешь! — упрямо взмахнула головой девушка и, свесившись с лошади, попыталась отобрать поводья.

Не спуская с девушки неодобрительный взгляд, хмурый Добрыня, уклоняясь, сделал шаг в сторону. Кобыла нетерпеливо переставила ноги, отчего Ялика чуть не вывались из седла.

— Будет тебе, — примирительно вымолвил богатырь, протягивая для помощи руку.

Проигнорировав жест Добрыни, раздосадованная Ялика гневно уставилась на гиганта.

— Ты забыл, кто я? — сердито выпалила она, негодующе сверля богатыря взглядом.

— Нет, — покачал головой тот.

— Так вот послушай, друже, — девушка молниеносным движением вырвала-таки поводья из рук не ожидавшего такой прыти богатыря. — Я не умалишенная какая, в логово этой твари сломя голову кидаться не собираюсь. А вот осмотреться издалека надобно. Ты верно заметил, что со страхолюдиной этой целый дозор не справился. Сколько их там было? Пять? Десять?

— Двенадцать, — нехотя буркнул Добрыня.

— Целых двенадцать вооруженных всадников с этой тварью не сладили, — продолжила девушка, — а значит, сталь да железо тут мало помогут. Может, ворожба сдюжит. Только вот, для начала, нужно хотя бы понять, с чем дело имеешь. А посему — я еду, а ты можешь оставаться. В конце концов, тебе еще с богинками сладить надобно.

— Без меня справятся, — сердито насупившись, буркнул здоровяк, — А вот тебе помощь лишней не будет.

— Вот и славно, — сменив гнев на милость, согласилась Ялика, мягко улыбнувшись.

— Идем, что ли, — серьезно заявил Добрыня и схватился за рукоять меча, висящего на поясе. Обнажив лезвие на пядь, будто проверяя оружие, он с тихим шелестом отправил его обратно в ножны.

— Идем, — сухо повторил здоровяк и, немного обиженно повернувшись спиной к прячущей лукавую улыбку ворожее, направился в сторону городских ворот.

Уже почти рассвело, когда кобыла вывела путников из тихо перешептывающегося за спиной леса. Почти сразу за опушкой вставала стена вихрящегося непроглядного тумана, белесые клубы которого медленно перекатывались в воздухе и, будто бы едва заметно, пульсировали. Испуганно всхрапнув, лошадь встала, наотрез отказываясь идти дальше.

— Здесь это было, — прошептала Ялика, словно боясь громкими звуками потревожить зловеще сгустившуюся тишину.

— Ну, много разглядела, пресветлая? — хмыкнул Добрыня, настороженно оглядываясь по сторонам. Ялика спешилась. Нахмурившись, она опустилась на колени и, закрыв глаза, приложила раскрытые ладони к земле, запрокидывая голову назад. Кот, всю дорогу проспавший у нее на плечах, примостился рядом, выжидательно прислушиваясь.

— Плохое место, — раздался откуда-то сзади сухой старческий голос.

Добрыня среагировал молниеносно. Лезвие меча тускло замерцало в предрассветном сумраке, уткнувшись острием в шею низенького старичка с длинной, до самой земли, седой бородой, покрытой мхом и лишайником. Оперевшись на сухой крючковатый сук, который служил ему чем-то вроде посоха, незнакомец обиженно посмотрел на дружинника.

— Эх, — тяжело вздохнул дед и растворился в воздухе.

— Такой большой вымахал, а ума не нажил, — услышал Добрыня, рухнув на землю от ловко нанесенного старичком удара суком под коленки. В следующую секунду старичок возник рядом с навострившим уши мешей. Дотронувшись ладонью до лба животного, старик ворчливо произнес.

— А ты не прикидывайся.

Фигурка кота подернулась дымкой. Вернувшийся в истинное обличье бесенок принялся недоуменно разглядывать свои ручонки, будто и не видел их никогда до этого.

— Не люблю притворство, — сообщил старичок, усаживаясь на трухлявый пенек неподалеку и сложив руки на своем странном посохе.

Помолчав минуту, он продолжил, как ни в чем не бывало: — Вот лес, он никогда не притворяется. Всегда такой, каким ему быть положено. Весной — молодой да цветущий, летом — живой, полный сил…

Ялика жестом остановила вскочившего на ноги Добрыню, который, насупившись, угрожающе направился в сторону незнакомца.

Старичок и бровью не повел, словно это не ему грозила участь быть зарубленным разгневанным дружинником.

— Умудренный увяданием осенью, — продолжал он, глядя прямо перед собой. — Зимой спящий праведным сном. Всегда настоящий. Это вы, люди, хотите казаться лучше, чем есть, оттого и множите зло вокруг. Один за золото покупает себе прощение от грехов, другой, вроде, добро творит по своему разумению, да вот для других худо выходит, а третий настолько душой черен, что мёртв давно внутри. И все трое никак суть свою разглядеть не могут, притворяются, и себя, и других обманывая. Так во лжи и помирают, от правды прячась. А ложь остается.

Седобородый незнакомец вздохнул с горькой досадой и кивнул в сторону тумана.

— Вот, это место — мертвое, — сообщил он печально. — Не должно быть таким, но мертвое.

Старик шмыгнул носом и замолчал. Ялика перевела взгляд на медленно перекатывающиеся туманные валы. Из глубины вязкого марева глухо доносился заунывный басовитый гул, изредка прерываемый какими-то тяжелыми поскрипываниями и скорбным металлическим дребезгом. Странный звук пульсировал, переливаясь из стороны в сторону, подчиняясь тому же прерывистому ритму, что и танцующие клубы тумана. Как ни прислушивалась ворожея, но никакие иные звуки не нарушали пугающего молчания объятой чувством всепожирающего ужаса реальности. Казалось, мир, стараясь скрыть свое присутствие, испуганно отпрянул от незримой границы, за которой притаился невообразимый кошмар, грозящий неминуемой смертью всякому осмелившемуся переступить невидимую черту.

Словно почувствовав пристальный взгляд на своей изменчивой бугрящейся плоти, стена тумана вдруг качнулась вперед, обдав смердящей волной затхлости и разложения всех собравшихся на опушке.

— Что здесь произошло? — наконец спросила незнакомца Ялика, с трудом оторвав взгляд от завораживающего танца белесой мари.

Тот промолчал, лишь неопределённо пожав плечам.

— Да кто это? — не выдержал Добрыня, выразительно указав мечом на старика, который, впрочем, не обратил на этот жест абсолютно никакого внимания, продолжив с отсутствующим видом изучать пространство прямо перед собой. Подивившись несообразительности товарища, ворожея, разочаровано качнув головой, коротко пояснила:

— Лесовик.

Рассеянно почесав бороду, сидевший на пеньке дед важно кивнул, подтверждая слова девушки.

— А это? — недовольно пробасил Добрыня. — Ты, вроде, ворожея, а с поганью водишься…

Лезвие меча плавно качнулось в воздухе и указало на поперхнувшегося от возмущения бесенка.

— Это кто тут погань-то? — взъярился тот и ринулся к Добрыне, гневно размахивая кулаками. Лишь по счастливой случайности молниеносно отреагировавшей Ялике удалось предотвратить драку. Проворно извернувшись, она схватила мешу за лохматый загривок и приподняла над землёй. Тот, отчаянно брыкаясь, беспомощно замотал в воздухе копытцами, воинственно скалясь и продолжая махать кулачками. Выдохшись, он безвольно обвис в руках ворожеи.

— Меша я, дубина, — огрызнулся бесенок, буравя опешившего Добрыню яростным взглядом.

— Ну хватит, — оборвала его Ялика, недовольная выходкой товарища.

Предусмотрительно придерживая бесенка за шиворот, ворожея вернула его на землю и строго посмотрела на дружинника.