Дочь Велеса (СИ) - Шафран Пан. Страница 26

Деревенька встретила ворожею молчаливыми остовами сгнивших домов, неприветливо разглядывающих незваную гостью пустыми глазницами окон. Казалось, сама тьма, поселившаяся в глубине оконных проемов, провожала взглядом безрассудную чужачку, осмелившуюся нарушить границы ее мрачных, скованных мертвым оцепенением владений.

К немалому удивлению ворожеи, один из домов оказался совсем не тронутым царящим вокруг гнилостным разрушением. Окна избы лучились теплым мягким светом, ласково приглашая войти внутрь.

Ничуть не сомневаясь в том, что перед ней дом того самого мастера, Ялика толкнула тихо скрипнувшую дверь и обомлела. Прямо посреди тускло освещенной горницы на грубо сколоченном столе неподвижно лежала девушка в красном свадебном одеянии. Без сомнений, она была мертва. Ялика настороженно подошла ближе, не сводя пристального взгляда с мертвенно-бледного, лишенного малейших признаков жизни лица покойницы. У изголовья мертвой девушки, медленно покачиваясь в такт едва заметным движениям воздуха, горела полуоплывшая свеча, света которой едва хватало на то, чтобы рассеять густой затхлый мрак, наполнявший горницу. Вокруг стола в беспорядке, будто бы от неожиданно ворвавшегося урагана, валялись исписанные листы пожелтевшей бумаги.

Наклонившись, ворожея взяла один из них.

«За что? — прочитала она, с трудом разбирая в слабом свете написанные мелким торопливым почерком слова. — Почему она? Неужели существо из моих ночных кошмаров оказалось настолько мстительным, получив отказ, что решилось отобрать у меня то единственное, в чем и заключался смысл жизни, вознамерившись сломать мою волю? Или это был тот слепец, что приходил просить за своего отвратительного хозяина, скрывающегося на дне мировой бездны? Уже неважно. Она мертва. А скоро умру и я. И тогда голодный демон, поселившийся во мне, наконец-то вырвется на свободу, на веки вечные завладев моей душой и получив столь желанную ему плоть, мою плоть. Может, он и первородный, как говорил незрячий — но точно не бог, способный подарить спасение, а ненасытное, изнывающее от вечного неутолимого голода зло…»

Озаренная внезапной догадкой, Ялика отбросила прочитанный лист и суетливо подняла другой, в надежде найти подтверждение своим предположениям.

«Больше всего я боюсь, что, получив отказ, оно заберет у меня то единственное, ради чего я продолжаю жить, мучимый непрекращающимися кошмарами, каждую ночь сводящими меня с ума. Раньше оно только наблюдало. Молчаливый черный силуэт на фоне языков пламени, жадно тянущий ко мне свои руки… И зачем я ему? Вместилище… Так сказало оно однажды…»

Увлекшись чтением, ворожея не заметила, как тело мертвой девушки беззвучно дернулось, медленно повернуло голову и, мерцая, растворилось в воздухе, чтобы в следующую секунду появиться уже сидящей на краю стола. В абсолютной тишине, нарушаемой лишь размеренным дыханием углубившейся в чтение ворожеи, ноги покойницы опустились на пол. Она встала, неторопливо, будто прислушиваясь, склонила голову набок и судорожно открыла рот, будто бы пытаясь выдохнуть.

Свеча, мигнув, погасла. Ялика отбросила листок, с тревогой вглядываясь в жадно накинувшуюся на нее тьму. Где-то зашуршало. Донеслись чуть слышные шлепки босых ног по полу. Ворожея испуганно попятилась назад, к двери. Тихий, едва уловимый шепот, больше похожий на частые сбивчивые выдохи, пронесся по окутанной непроницаемой темнотой горнице. Невнятный, обволакивающий, проникающий в сознание — он будто бы доносился со всех сторон разом, пульсируя в голове подобно морскому прибою.

Потухшая было свеча вдруг снова вспыхнула, неумолимо вырвав окружающее из цепких лап непроглядной тьмы.

Кто-то нещадно схватил ворожею за плечи и резко развернул. Прямо напротив обмершей Ялики оказалось бледное лицо покойницы. Ворожея вскрикнула и попыталась вырваться из ее объятий, сдавивших, словно тисками. Мертвая девушка нечленораздельно захрипела, силясь что-то сказать. Из ее глаз хлынули черные вязкие слезы, которые, медленно стекая по щекам, срывались с подбородка и тягучими дымящимися кляксами расползались по платью покойной.

— Освободи меня, — наконец разобрала Ялика замогильный шепот, пульсирующий в голове.

В следующую секунду мертвая девушка отрывистым движением запрокинула голову назад и безвольной грудой плоти рухнула на пол. Из открытого рта, перекошенного нечеловеческой мукой, вырвался поток извивающихся, покрытой гнилостной слизью личинок. Ком отвратительных созданий в мгновение ока скрыл под собой тело покойницы.

Пламя свечи медленно опало, едва не погаснув. Отступившая было тьма вновь затопила окружающее почти непроглядным сумраком.

В неверном свете, среди копошащихся у ее ног личинок, испуганная Ялика разглядела деревянную куклу в красном свадебном платье, удивительно похожем на облачение покойницы.

Поддавшись неизвестно откуда взявшемуся наитию, ворожея, преодолевая отвращение, подняла игрушку, силясь разглядеть черты кукольного личика. Но ни глаз, ни рта на гладко отполированной деревянной поверхности не оказалось. А в следующее мгновение кукла осыпалась пеплом прямо в руки ворожеи. Мелким песком серый прах заструился меж пальцев и исчез, не долетев до пола.

С оглушительным звоном лопнули стекла на окнах. В горницу ворвался порыв ледяного ветра, окончательно потушивший и без того еле тлеющее пламя свечи. Это оказалось последней каплей. Не помня себя от страха, беспощадно сжавшего зашедшееся в безумном галопе сердце, Ялика кинулась прочь из дома. «Бежать!» — пульсировала в голове единственная мысль, пока ворожея, не разбирая дороги, стремглав неслась сквозь густую пелену тумана, скрывшего за своей клубящейся плотью реальность.

«Освободи», — вторгался в сознание настойчивый шепот.

Опомнилась Ялика только тогда, когда вырвалась из тумана, рухнув, как подкошенная, к ногам перепуганных товарищей, ждущих ее на опушке.

— Жива? — обеспокоенно спросил подлетевший меша, вглядываясь в лицо ворожеи, безвольно распластавшейся на земле. Краем глаза Ялика заметила, как Добрыня выхватил меч и тут же встал настороженный, готовый отразить удар неведомого противника. Раздраженно отпихнув в сторону лапку меши, заботливо погладившего ее по голове, Ялика, тяжело дыша, вскочила на ноги.

— Ты знал? — тут же накинулась она на беззаботно жующего травинку лесовика.

— О чем? — спросил тот. — О том, что чудища там нет? Знал. Оно еще вчера ушло куда-то. Как раз опосля того, как тех дружинников подрало.

— Так какого лешего ты, нечисть лесная, ее туда послал? — Взъярился вдруг Добрыня, гневно насупив брови, и угрожающе направил меч на старика.

— Лесовик я, не нечисть, — наставительно заметил дед, спрыгивая с пенька. — Она сама пошла. Так надо было.

— Кому? — спросила растерявшаяся Ялика.

— Тебе, — ответил старик, ловко уклонившись от подкравшегося меши, который попытался схватить его за подол рубахи. Получив по носу суком, служившим лесовику посохом, меша обиженно взвыл и кинулся к ворожее, ища у нее защиты и спасения.

— Ты ответы искала, — продолжил старичок, глупо хихикнув. — Нашла же ведь?

Растерявшая весь запал Ялика нехотя кивнула и, нахмурившись, сказала, обращаясь к товарищам:

— Пойдем отсюда. Здесь нам делать уже нечего.

— Нечего, — согласился лесовик и показал пальцем куда-то за спины сгрудившихся вокруг него товарищей. — Вон, и туман уже ушел. И вы идите.

Тягучая пелена марева, и правда, отступила. Ялика не без содрогания посмотрела на чернеющие чуть вдалеке остовы домов и, ни слова не говоря, взяв под узды сочувственно всхрапнувшую лошадь, уверенно зашагала прочь по тропинке, сразу за злосчастной опушкой, ныряющей в лесную чащу. Недоуменно переглянувшись, Добрыня и меша последовали за ней, оставив глупо улыбающегося старичка в одиночестве.

— Ну вот, я сделал то, что ты просил, — произнес он, едва троица скрылась среди деревьев. Так и не дождавшись ответа, он тяжко вздохнул, выплюнул травинку и, нырнув куда-то то за пенек, исчез, скрывшись в высокой зеленой траве.