Лесная ведунья. Книга 1 (СИ) - Звездная Елена. Страница 40
Я сжала клюку, с болью глядя на чащу.
Думала не долго — говорю же, глупая с меня ведьма вышла, вот и ведунья не лучше.
— Я вреда не причиню, — прошептала, всю искренность в каждое слово вкладывая.
И она поверила. Застыла передо мной, все так же протягивая на двух листах малину и землянику, а я, руку протянув, прикоснулась ладонью к ее щеке.
И пошатнулась, на клюку опираясь — плохо дело было.
Чаща это защита, а опора и суть чащи — лес Заповедный. Гиблый яр Заповедным уж давно не был… Но в воспоминаниях чащи я уловила отголосок тех, прежних времен, когда этот лес был наполнен волшебством и жизнью, а затем все светлое накрыл знак, тот самый знак Ходоков, от которого уберег меня охранябушка…
Хозяйку этого леса не уберегли!
Стара была, подслеповата, да подлости такой не ждала вовсе… Это мы, современные ведуньи, уже наученные, ведаем и про ловушки, и про попытки лес отобрать, а тогда… не ведала она. В знак жуткий вступила живой, а отступила полыхающим огнем умертвием. Ведунья была стара, но от того и опытна — последнее, что она смогла сделать для своей чащи, это уберечь ее от скверны, и потому подожгла себя прежде, чем стала умертвием. Да сгорела не сразу. И от нее скверна как яд по всей территории леса растеклась, вот так в миг один Светлый яр Гиблым яром обернулся. А дальше — кто из зверей да птиц сбежать успел, тот выжил, а кто нет… В лесу этом нынче только смерть хозяйкой была. А чаща… чаща все так же лес охраняла. Какой был, такой и охраняла. Как могла, так и охраняла, изо всех своих сил.
Опустила я руку, клюку сжала с силой, словно себя пыталась в руки взять, да на чащу, стоящую передо мной, посмотрела с болью.
И что сказать ей, отчаянием и горем отравленной? Как помочь, как утешить? Все войско ее вот оно, передо мной. Страшная сила, да только, если в контексте всей территории леса рассматривать… это уже не сила, так, остатки. Гнилью поеденные, ядом отравленные, тленом захваченные. Долго ли ты простоишь еще, чаща? Лет десять, не более… а то и менее…
Об одном жалею — знала б раньше, если б только знала раньше, что эта чаща правильная, что сохранила разум и жизнь, я бы волков своих сохранила, я бы… я бы раньше сюда пришла.
— Не враг я тебе, чаща Заповедная, — с болью сказала, с трудом. — И вреда не причиню. Я за своим пришла, свое возьму и оставлю лес твой. Пропусти меня.
Призадумалась чаща, смотрит пристально, взгляд нехороший… не понравился мне взгляд ее, ох и не понравился. Но в сторону шагнула, путь указала, и поклонилась даже мне, хозяйке лесной… а вот это уже не понравилось вовсе. Чащи Заповедные, они собственницы зверские. Такая коли хорошую хозяйку найдет, то вовек не отпустит — по своей знаю. Ну да ничего, поутру леший выдернет, никакими путами не удержит меня чаща.
А вот сейчас, чащу следовало удержать мне. Да так, чтобы следом не кинулась, чтобы здесь осталась, лес оберегая.
— Благодарствую, Заповедная, — ответила с поклоном.
И ударила клюкой о стену из воды. И понеслась та волной — гниль уничтожая, скверну вымывая, яд обращая смолой, шипы острые — цветами весенними, мох гнилостный — грибницами, лианы ядовитые — побегами деревьев молодых.
И на глазах расцветал лес, обновлялся, оживал.
И хорошее это дело, да только все, что мне теперь оставалось — бежать! Да так быстро, что ветер свистел в ушах, а капюшон давно упал за спину.
И помчались мы с волками быстро, так быстро, как только могли.
Сида и Хоен впереди, парой мчались, в паре атаковали — чаща нам больше не препятствовала, но в этом мертвом лесу, нежити оказалось поболее, чем в моем живности всяческой!
Теряла я амулет за амулетом, голос охрип от заклинаний, мне бы воды сейчас, хоть глоточек, да не было, хрипели, рычали, бросались в бой неравный волки, падая безмолвно в случае поражения. Бежала вперед я, бежала отчаянно, уж и в боку кололо да так, что хоть криком кричи, в глазах темнело, но все что мне оставалось — бежать.
Бежать, зная что каждая пядь земли уносит жизни моих волков, бежать, боясь, что могу не успеть, бежать, в какой-то миг осознав, что возле меня лишь Сида и Хоен… других волков больше не осталось. А вот врагов — хоть отбавляй.
И наступил страшный миг — миг, в который я вынуждена была остановиться.
Тяжело дыша, не падая лишь по одной причине — за клюку держалась, и с ужасом понимая, что кажется теперь, я единственный противник всех тварей Гиблого яра. Я. И судя по тому, как дрожала земля под ногами, нежить все собиралась и собиралась, мчалась ко мне изо всех сил, да со всех сторон. Гиблый яр лес огромный, двадцать дней пешего пути от центра к выходу, это поболее моего Заповедного леса будет, и вот сейчас все монстры яра желали растерзать меня. Только меня, это-то и пугало. Так пугало, что дышать стало вконец больно — если они все против меня восстали, кто же тогда против охранябушки? Никого? Неужто мертв он? Неужто не успела?
Зарычала Сида, шагнула вперед, готовая кинуться в бой, что проигран заведомо, но я остановила. Волки что могли уже сделали, теперь, Валкирин, твой ход.
— В бой не вмешиваться, — приказала волкам, — вы у меня одни остались.
Одни, это правда.
А впереди стоит лич, щитом своих тварей накрывает, в бой снаряжает. Слева ходоки рычат неестественно, с губ пена ядовитая зеленая капает, но хуже всех — твари. Много их, слишком много, и каждый в прошлом маг, а значит не с тупой нежитью дело имею, а с хитрой, коварной, ученой. Выберусь ли?
Свела ладони вместе, зажмурилась и крикнула, вливая силу ведьмовскую в заклинание свечения:
— Meridiem!
И засиял яркий белый дневной свет посреди отравленного ночного леса. Взвыла нежить, упал ослепленный лич, ходоки забились в припадке на земле, и только тварям свет не помешал ничуть. Ну да ничего, для вас иная магия пригодиться.
И упав на колено, ударила ладонями о земь и прошептала:
— Восстань!
И потянулись из черной мертвой земли яркие зеленые побеги, побежали вверх, оплетая нежить, сковывая по рукам и ногам тварей, в кокон укутывая лича, прорываясь среди врагов.
А я уже мчалась вперед, Сида и Хоен за мной по пятам.
Последний рывок, последний. На большее сил нет!
И ликующее чувство в изнывающей груди — успела!
Успела!
Мы с волками вырвались на поляну, в то самый миг, когда охранябушка, стоял в середине прорисованного кровью круга и собирался сжечь себя и весь Гиблый яр заодно.
Он стоял в центре пятиконечной звезды, что заняла весь охранительный круг, запрокинув голову, раскинув руки, и медленно, нараспев читая заклинание… Повсюду были останки его врагов, вражеской кровью он охранительный круг начертал, да такой, что и я, живая, с трудом через его грань переступила, волков чуть ли не силой загнать пришлось, преследующая нас нежить на ту же поляну примчалась. Но поздно уже — мы успели! Мы перешагнули контур охранительного круга и теперь были в недосягаемости. Абсолютной недосягаемости для нежити. И та, осознав это, разразилась взбешенным воем, да выть могли уже сколько угодно. Вот они и выли теперь.
И маг, обернувшийся на вой взъяренной неудачей нежити, потрясенно глядел на меня, и с губ его сорвалось только:
— Веся…
Не ответила. Рухнула на земь, и дышала, пытаясь отдышаться хоть как-то. Рядом натужно хрипели волки, но они хоть стояли — гордые. За пределами круга защитного, носилась и ревела от бессильной ярости нежить, да только охранябушка явно истинный архимаг, дело свое знал хорошо, от того никто и не мог прорваться через периметр, даже твари.
— Веся!
Вмиг охранябушка рядом оказался, меня подхватил, усадил, флягу из-за пояса достал, поднес к моим губам… И ох, как же рада я была воде ключевой, студеной. Да только всю не выпила, не одна же я тут была.
— Волков напои, — попросила задыхаясь.
Напоил. Так потрясен был, что и возражать не стал.
Потом ждал, пока отдышусь. И лишь после, тихо спросил:
— Ведьма, ты письмо читала?
— Нет, — я встать попыталась, не с первого раза получилось, охранябушке помогать пришлось. — А что там было?