Очень живучая тварь (СИ) - Гамма Ам Аль. Страница 38

«Уровень или таланты?» — первый гвардеец сомкнула взгляд на Вагабонге. — «Таланты»

Второй гвардеец Анубиса, 877—го уровня Вагабонг Трехглазый мелко задрожал, захрипел, задергался. Жуткий глаз на его лбу налился ярким светом, набух, выползая наружу, покрылся паутиной трещин и внезапно рассыпался осколками. В следующий миг на лбу Вагабонга прорезалась вертикальная полоса. Кожа расступилась в стороны, освобождая место новому оку. Больше предыдущего, алый глаз, теперь уже с двумя белыми зрачками, сонно глянул на Анубиса.

— Благодарю, Повелитель! — низко поклонился гвардеец, перестал дрожать и светиться.

Бог песков, понуро рассматривая искореженные Алиголестусом колонны, отрешенно махнул рукой. Вагабонг с тихим хлопком исчез, появился на потолке. Развалившись вверх тормашками на своей дурацкой скамейке, прикрыл глаза, стал медленно трансформироваться в свой естественный вид. Шэдокс к этому времени уже покинул помещение. Третий гвардеец, если в нем не было необходимости, предпочитал сидеть у себя в комнате, играя с кем-нибудь в шахматы. Анубис, в качестве исключения, разрешил ему транслировать в свою комнату мысли оппонента.

— Базолг, — позвал хозяин пирамид.

— Да, Повелитель! — первый гвардеец преклонила колено.

— И каменщика мне найди, — расстроено вздохнул бог загробного мира.

— Слушаюсь!

Глава 21

Разгоняя марево тумана, опаляя жаром, очередной гудящий метеор пролетел над головой

— Брестус всё не угомонится, — тихо прошептал синекожий, аккуратно ступая рядом.

Мы удаляемся от города, уходим всё дальше в туман. Старые знакомые — призрачные лица неизвестных — уже выныривают из окружившей нас молочной дымки. В беззвучном крике, с широко открытыми ртами, призраки летят навстречу. Стоило шагнуть в это кисельное марево, как я вновь ощутил такой знакомый, сладкий аромат. Где-то должен быть источник всему этому. И как подсказывает интуиция, Мрак намекал на что-то подобное.

В-ВУХ!

Над головой пролетел огненный снаряд.

— Чем ты ему так насолил? — тихо спросил Крюк, разбивая ладонью призрачное лицо старика.

— Если не считать вашего побега? — посмотрел я на синекожего.

Про сестру однокрылого лучше умолчать. Я все ещё надеюсь, что это просто мое воображение разыгралось.

— Куда мы идем? Костяшка, у тебя есть план? — видимо тарахтелка единственная, кого не смущает происходящее. — Какой план-то, ну? Ну, скажи!

План у меня есть. Заключается он в том, что я открою свой медальон. Единственное, что приходит в голову — прокачать нужное мне умение. Правда, в свете последних событий гложут меня определенные сомнения. Подозреваю, таланты вместе со мной претерпели изменения. Страшно подумать, чего там после жуткой трансформации накрутила система в моем профиле. Если я правильно помню, теперь я даже не поедатель. Я непонятное «вс-с…» которому приказано в срочном порядке самоустраниться из этого мира.

— Есть у меня план, — пробормотал я, выныривая из размышлений. — Нужно активировать мой амулет.

— Татуировку чтоли? — переспросил синекожий, развеивая очередное призрачное лицо.

Жаль, что Малефик не оставил каких-нибудь инструкций на этот счет. Долбанный дедок! Запишу его имя в блокнот. Надо будет при первой же встрече задать пару вопросов этому мутному типу.

— Как работал старый жетон? — подала голос лопоухая, больно дернула за тентаклю.

Вот, нарочно она что ли?

— Я соединял половинки и амулет оживал, проецировал голограмму.

— Как это «соединял»? — не понял Крюк.

— Да вот так, — пожал я плечами. — Там, в колодце, я нарисовал тебе подвеску целой. Почему—то мне показалось это правильным в тот момент. Тупанул я, в общем. Но по факту, мой амулет — это разломанный на две половинки жетон. Я их соединял и медальон начинал работать.

— Странный ты, Костяшка, — тихо прошептала мелюзга.

— Тогда, сломай и этот, — предложила мне лопоухая.

Нормально! Как можно сломать татуировку на своей груди?

— И как это? — я скептически посмотрел на грудастую.

Брюнетка закатила глаза, обошла нашу троицу по кругу, замерла напротив. Попыталась ухватить красную ленту, что сжимает тесак главного гопника. Тентакля, не будь дурой, резко отпрянула. Десяток секунд краснокожая и язык соревновались в ловкости. Одна пыталась схватить тесак, второй извивался как мог, не желая расставаться со своим сокровищем. А я… А я стоял и мысленно злорадствовал. Скачущая за языком брюнетка — бальзам на мою душу.

— Капец ты криворукая! — не осталась в стороне паукообразная.

Но как-то помочь грудастой эта мелюзга даже не попыталась. Не удивлюсь, если она втайне болеет за ловкую конечность.

— Ты мне не поможешь?! — гневно рыкнула краснокожая в мою сторону.

Крюк, не выдержав представления, молча подошел и отобрал у прыткой конечности тесак.

— Держи, — вручил он лопоухой нож.

Я сообразить не успел, как широким росчерком мне вспороли грудь. Алая полоса, проступая капельками крови, рассекла медальон на две равные части. Не так уж и больно, к слову. В ту же секунду изображение языков ожило. Сплетаясь между собой, татуировка натянула кожу, не позволяя надрезу разъединить шрамированный круг. Знакомая красная голограмма заструилась из моей груди.

— У—у—у, — протянула мелюзга, рассматривая проекцию.

Крюк и лопоухая, забыв о летающих вокруг призрачных лицах, подошли, замерли по разные стороны уменьшенной голограммы однорукого мужика.

— Чего «у—у»? — повернулся я к малолетке.

— Того! — мелюзга аккуратно ткнула пальчиком в живую картинку. — Капе—е—ц!

Я начинаю нервничать. Ещё и эти двое. Стоят возле голограммы, молча тычут пальцами то в одно, то в другое:

— Крюк? Что не так?

— Я такого раньше не видел, — синекожий осторожно развеял изображение языков.

Проекция ожидаемо дернулась, обернувшись строчкой описания.

— У вас как-то иначе?

— У нас вообще такого нет! — пискнула мелкая, негодующе подняла на меня глаза. — Костяшка, что за дела? М?

Вот сейчас не понял наезда. Я в чем виноват, собственно?

— Наши жетоны ничего показывают, — заговорил синекожий. — Нельзя ничего трогать, крутить.

— А как у вас? Ну… жетон, таланты? Как это всё происходит?

— По-другому всё! — подняла на меня обиженный взгляд мелкая. — Вспышка света и ты уже за стеной, а на груди медальоны висят. Выбираешь какой понравился и всё.

Весьма мутное пояснение, я растерянно перевел взгляд на белоглазого.

— В начале у всех есть выбор, — вздохнул великан. — Жетоны, стоит оказаться в этом мире, в самом деле уже висят на твоей груди. У меня, например, целых три. Я выбрал подвеску «мистика».

Белоглазый, оказывается, был колдуном. Честно, вот не вяжется подобный класс с его перекаченным, бугрящимся мышцами телом.

— Поясни ещё раз про «выбрал», — попросил я, — а то не особо понял.

— Да просто всё, — пожал плечами Крюк. — Тебе доступно очко талантов. В каком жетоне ты его потратил, тот с тобой и остается. Остальные тут же рассыпаются кусками глины, а талант, который изучил, он и есть твоя первая способность.

Выходит, у поедателя всё работает иначе. Я, можно сказать, получил свои способности нажравшись всякой ерунды. И кстати, эти слова мелкой о вспышках света. В голове всплыли воспоминания о блондинах, скалистом обрыве с черными вратами, вспомнились жуткие псы—мутанты. Может, эта парочка что-нибудь об этом знает? Но ход моих мыслей неожиданно сбила трехглазая.

— А я выбрала «стазис»! — выпятила грудь маолетка.

— Что? — я и брюнетка хором переспросили.

— Это она про умение своё, — хмыкнул Крюк. — Та ещё способность. Уже на первом уровне создает приличных размеров сферу, внутри которой время останавливается

Трехглазая величественно зыркнула на лопоухую. Получила в ответ пренебрежительный хмык.

— Ого… — я по-новому глянул на эту неугомонную тарахтелку.

Кстати, какой там она расы? Всё не было времени подробно рассмотреть. Арахна. Не удивлен. Банально, я бы даже сказал. Ну, зато внешний вид соответствует. Правильно я угадал, есть в ней что-то паучье.