Апостол Старых Богов #1. Перерождение (СИ) - Архипов Лекс. Страница 20

— Падаль? — хрипло переспросил Волк. — Падаль у тебя вместо мозгов, если ты ими подумать не можешь.

Надзиратель опешил:

— Что ты сказал? Повтори!

— Я сказал, — громко крикнул Том, — что я не убивал Домового! Он напал на меня во сне! Он!

— Он напал на меня во сне, бла-бла-бла, а я весь такой честный и хороший, — передразнил второй надзиратель, тот что повыше.

Потом он наклонился и упёр рукоять плети Волку в подбородок:

— Ты — никто. Кусок дерьма. Ты даже не человек. Ты, чёрт тебя дери, даже и не живой! Ты уже труп! Верно я говорю, Лукреций? — надзиратель обратился к напарнику.

Тот кивнул.

— И ты здесь, Волк, чтобы сдохнуть. Сдохнуть, как вшивая дворняга. Так что, будь добр, возьми инструмент и тащи свою жопу в штольню. Или я лично тебя казню на этом самом месте!

Надзиратель выпрямился, и глаза его сверкнули, словно в голову пришла какая-то гениальная идея.

— А знаешь, я сжалюсь и помогу тебе обработать раны. Лукреций, держи его.

Второй наступил Тому сапогом на горло, и тот, вцепившись в носок, пытался хоть как-то освободиться. Первый же развязал шнурок на штанах и вынул свой хер.

— Не дёргайся, говорят, моча обеззараживает.

Слепая ярость захлестнула мозг Тома… Он начал рычать, когда вонючая струя ударила ему на грудь, поднимаясь выше. Он готов был загрызть этих выродков насмерть, и плевать, что с ним будет потом. Хотелось рвать, убивать, кромсать. Том стал настоящим Волком. Рука его нащупала что-то твёрдое, и он ударил этим по ноге, стоявшей на горле. Лукреций вскрикнул, отскочив, а Волк, крутанувшись, нанёс удар ногами по коленям другого надзирателя, сбивая его с ног.

Том подскочил к нему, замахнувшись рукой с зажатым в ней камнем, но тут что-то горячее обожгло запястье, и он вскрикнул. Лукреций ударил плетью по руке. Тот, которого Волк повалил, тоже поднялся, отцепив от пояса дубинку, и с размаху шарахнул Анка по лицу. Вдвоём надзиратели насели на раба и начали его избивать.

* * *

— Это было зрелищно, парень. Давненько я не видел, чтобы кого-то так отделали.

Том с трудом открыл глаза и повернул голову. Всё тело болело до зубного скрежета, отказываясь подчиняться. Напротив кто-то сидел. Анк не сразу разглядел силуэт человека, почти сливающийся с тьмой вокруг. Капельки пота на чёрной, как смоль, коже слегка поблёскивали в свете факела. Темнокожий раб, уроженец Теократии Ван-Гуа, неизвестно как попавший в Геммамонтем, с интересом смотрел на Тома. Его белые глаза и зубы неестественно выделялись, в то время, как остальное тело казалось сгустком концентрированной черноты.

— Добро пожаловать в Пекло, парень. Выглядишь паршиво. На, вот, глотни.

Ван-гуанец привстал, протягивая руки с миской, на дне которой осталась пара глотков воды.

— Не тратил бы ты на него воду, Уголь, — с характерным канайскому диалекту акцентом устало пробормотал ещё один раб, орудующий молотом и зубилом в углу — он, видимо, нашёл самоцвет и сейчас осторожно обстукивал его.

— Ты рано списал паренька со счетов, — возразил ван-гуанец.

Том кое-как приподнялся и с благодарностью принял воду. Он старался пить маленькими глотками, чтобы хоть как-то обмануть жажду.

— А с чего бы мне его не списывать? Ты видел его раны? Он не жилец, — небрежно бросил канаец.

— Я вижу иное, — возразил ван-гуанец. — он ещё жив, значит не безнадёжен.

Том зажмурился и снова лёг. Голова кружилась.

— Я, между прочим, всё слышу, — хрипло заметил он.

— Смотри, — ван-гуанец поднял вверх указательный палец. — Он ещё и слышит!

— Прогресс, — согласился канаец. — Я так понимаю, сегодня работать тут только я настроен?

Темнокожий пожал плечами:

— Может быть. А может ты сам хочешь заняться его ранами? Тогда я возьмусь за кирку.

Ван-гуанец ещё раз окинул взглядом раненого и протянул руку, проведя пальцами по амулету, который всё ещё был на шее у Анка.

— Какая интересная безделушка. Не видел ничего подобного у рабов. Почему же у тебя его не забрали?

— Пытались, — тихо ответил Томас. — И срезать пытались, и снять. И магией. Хер знает, что это такое. Я сам не знаю. Вот и оставили.

Канаец повернулся и с раздражением спросил:

— Ты собрался его выхаживать?

Том стиснул зубы и сказал:

— Если ты собрался меня похоронить, канаец, хрена лысого ты дождёшься.

— Воля к жизни — это хорошо, — заметил ван-гуанец, подходя ближе семенящей походкой.

Только сейчас Том заметил, что его ноги скованы между собой короткой цепью, как и руки. Из-за цепей ван-гуанец не мог нормально ходить или что-то делать руками.

— Как звать-то тебя, парень? — спросил он.

— Волк, — с трудом ответил Том.

— Я Уголь, этот хмурый канаец в углу — Кремень.

Уголь откинул лежащий в углу здоровенный валун и поднял с пола что-то маленькое и круглое. Медное колечко, в котором Том с удивлением узнал эмбер. Ван-гуанец сел рядом с ним на колени и строго сказал:

— Не дёргайся.

От его рук пошло странное свечение, и тепло растеклось по всему телу Тома. Боль постепенно отступала, а мышцы будто наливались энергией.

— Очищение снимет неприятные ощущения и прочистит раны. Пока не вставай, я постараюсь наложить Регенерацию. Если хватит сил.

Уголь говорил напряжённо, полностью сосредоточившись на колдовстве.

— Как ты протащил эмбер в Геммамонтем? — поинтересовался Том.

Уголь поднял руку, показывая шрам на предплечье.

— Я врезал его себе под кожу.

Том поморщился, представив этот процесс. Пока Уголь занимался колдовством, канаец вынул таки большой сапфир из стены, подошёл к телеге у входа в зал и положил его туда. Потом он сел рядом с Томом и сказал:

— Уголь, поберёг бы силы. Ты не сможешь работать, и надзирателям это не понравится. Они тебя казнят.

— Все рано или поздно умрут, ты должен это понять.

Тому стало лучше, и он поймал Угля за руку, прервав колдовство.

— Я в порядке. Ты и так сделал для меня слишком много.

Покачав головой, Уголь всё же прекратил творить чары.

— Шрамы останутся, — заметил он.

Том сел, борясь с головокружением, и ответил:

— Кого это теперь волнует?

Он осмотрел зал

— Вас здесь всего двое?

Канаец кивнул, а потом пояснил:

— Большая часть штолен пятьдесят четвёртого пустует. Здесь работает ещё несколько десятков рабов, но они в других залах. Нам не разрешено покидать рабочую область.

— Раньше с нами работали ещё двое, — сказал Уголь. — Мы их пережили.

— А знаешь, почему? — спросил канаец. — Мы не выёбываемся.

— Будь я в лучшем состоянии, я бы справился с надзирателями, — буркнул Том.

Уголь усмехнулся:

— И огрёб бы точно также.

— Да много ты понимаешь! — Анк вспылил.

— Да уж поболее тебя. Я ведь не всегда был рабом, приятель. Когда-то мне рукоплескала вся арена Мугакки!

— Ты? — изумился Том. — Гладиатор? В столице Ван-Гуа?

Он всмотрелся в собеседника, а затем фыркнул:

— Ни за что не поверю.

Уголь поднял руки, показывая короткую цепь, и подёргал её:

— Если бы не эта штука, я бы изменил твоё мнение.

Том многозначительно посмотрел на кирку у ног Угля.

— Точно, — ответил на немой вопрос Тома Уголь. — А потом надзиратели заставят меня отрабатывать ещё и испорченную цепь.

Анк встал, подошёл к Углю и, взявшись за цепь, осмотрел замок. В принципе, ничего сложного, нужно только чем-то подцепить единственный штифт.

— Если я смогу открыть замок, ты научишь меня? — посмотрев Углю в глаза спросил Том.

У ван-гуанца на лице не дрогнул ни мускул, но в глазах вдруг появился особый блеск. Решимость.

Уголь кивнул.

* * *

Здесь, в глубинах рудника Геммамонтем время всегда текло иначе. Его смысл искажается, постепенно теряясь в глубине бесконечных тоннелей и переходов. Большинство рабов, попав сюда, больше никогда не видят солнечного света, и лишь глухой звук рога, разносимый эхом вглубь чёрной горы говорит им о том, что они всё ещё живут, что солнце там наверху всё ещё встаёт и садится, что дни сливаются в месяцы, а месяцы — в года.