Наш человек в Гаване - Грин Грэм. Страница 42

– А ну-ка выпейте, Сегура. – «Георг IV», «Королева Анна», «Горная королева» (игра кончалась по-королевски). – Ходите, Сегура. А может, мне вас снова фукнуть? Пейте. – «Бочка 69». – Еще одну. Выпейте, Сегура. – «Опора Гранта», «Старик Арджилл». – Пейте, Сегура. Теперь я сдаюсь.

Но сдался Сегура. Уормолд расстегнул ему воротник мундира, чтобы легче было дышать, и прислонил его голову к спинке стула, но и сам он ступал нетвердо, когда шел к двери. В кармане у него лежал пистолет Сегуры.

Добравшись до «Севил-Билтмора», он позвонил Картеру по внутреннему телефону. Видно, нервы у Картера крепкие, куда крепче, чем у него. Картеру не удалось выполнить свою миссию на Кубе, однако он не уезжал, он выжидал своего часа, как снайпер или манок для диких уток. Уормолд сказал:

– Добрый вечер, Картер.

– А, это вы? Добрый вечер, Уормолд.

В голосе слышался холодок – в нем звучала оскорбленная добродетель.

– Хочу перед вами извиниться, Картер. За эту дурацкую выходку с виски. Был здорово пьян. Да и сейчас чуточку пьян. И не люблю извиняться.

– Ладно, ладно, Уормолд. Ступайте проспитесь.

– Еще издевался, что вы заикаетесь! Порядочные люди так не делают!

Он поймал себя на том, что разговаривает, как Готорн. Лицемерие, видно, профессиональная болезнь.

– А я ни черта не понял, куда вы г-гнете.

– Я скоро... скоро сообразил, что произошло. Вы тут совершенно ни при чем. Проклятый метрдотель сам отравил свою собаку. Пес был очень старый, но, ей-богу же, надо было его усыпить, а не давать ему отравленные объедки!

– Ах, вот оно что! Спасибо, что позвонили, г-голубчик, но сейчас уже поздно. Я ложусь спать.

– Лучший друг человека...

– Что? Г-говорите г-громче.

– 

«

Цезарь», друг короля, а потом тот, жесткошерстый, помните, – он пошел ко дну во время Ютландского сражения? До самого конца охранял на мостике хозяина.

– Вы пьяны, Уормолд.

Куда проще изображать пьяного, когда ты выпил, – сколько же, в конце концов, он выпил шотландского и пшеничного? Пьяному человеку верят – in vino veritas [истина в вине (лат.)]. С пьяным человеком и расправиться легче. Картер был бы круглым дураком, если бы не воспользовался таким удобным случаем. Уормолд сказал:

– А на меня как раз нашло настроение пошататься по разным местам...

– По каким местам?

– По злачным местам, по тем самым, которые вам так хотелось поглядеть.

– Но сейчас уже поздно.

– Самое подходящее время. – Даже сюда, на другой конец провода, ему передалось колебание Картера. Уормолд сказал: – Возьмите с собой пистолет. – Он вдруг почувствовал странную неохоту убивать безоружного убийцу, если только Картер окажется безоружным.

– Пистолет? Зачем?

– В таких местах тебя иногда пытаются обчистить.

– А почему бы вам не взять свой?

– У меня его, увы, нет.

– У меня тоже. – Уормолду показалось, что он услышал металлический щелчок взводимого курка. «Алмаз режет алмаз», – подумал он и улыбнулся. Но улыбка так же вредна в решающую минуту ненависти, как и в решающую минуту любви. Ему пришлось напомнить себе, как выглядел Гассельбахер, когда смотрел на него с пола в баре. Они не дали старику ни одного шанса спастись, а вот он дает их Картеру больше, чем надо. Он стал жалеть, что так много выпил.

– Подождите меня в баре, – сказал Картер.

– Только поскорее.

– Мне надо одеться.

Уормолд был рад, что в баре темно. Картер, наверно, созванивается со своими друзьями и назначает им свидание, но в баре им все же не удастся его пристрелить прежде, чем он их заметит. С улицы только один вход и из гостиницы тоже; а к задней стене пристроено нечто вроде балкончика; в случае чего на перила можно опереть руку с пистолетом. Всякий человек, вошедший в бар, должен сперва привыкнуть к темноте – Уормолд это знает по себе: когда он вошел, он не сразу мог разобрать, был тут один посетитель или двое – так тесно прижалась друг к другу парочка на диване возле выхода на улицу.

Он сел на балкончике и заказал виски, но так до него и не дотронулся, следя за обеими дверьми. Наконец кто-то вошел, лица разглядеть он не мог; он узнал Картера по руке, похлопывавшей карман, где лежала трубка.

– Картер!

Картер подошел.

– Ну, поехали, – сказал Уормолд.

– Допейте виски, я составлю вам компанию.

– Я и так слишком много выпил. Мне надо на воздух. Мы выпьем потом, в каком-нибудь заведении.

Но Картер сел.

– Расскажите, куда вы собираетесь меня везти.

– В публичный дом. Они тут все одинаковые. В каждом по десятку девиц – выбор небольшой. Они устроят для вас парад. Вставайте, поехали. После полуночи там начинается давка.

Картер сказал испуганно:

– Я бы сперва хотел что-нибудь выпить. Нельзя смотреть на такие вещи, когда ты совсем трезвый.

– Вы кого-нибудь ждете?

– Нет, с чего вы взяли?

– Так мне показалось, вы все время поглядываете на дверь.

– Но я же вам г-говорил, что не знаю здесь ни души.

– Кроме мистера Брауна.

– Да, конечно, кроме доктора Брауна. Ну, он не такой человек, которого поведешь в публичный дом, правда?

– Проходите, прошу вас, – сказал Уормолд, пропуская его вперед.

Картер нехотя двинулся к двери. Он явно искал повода, чтобы задержаться. Он сказал:

– Подождите, я оставлю записочку портье. Мне должны позвонить.

– Кто, мистер Браун?

– Да. – Он все никак не решался выйти. – Ей-богу, невежливо и даже как-то г-грубо уходить, не дождавшись его звонка. Давайте посидим еще минут пять.

– Скажите портье, что в час ночи будете дома, – если, конечно, не войдете во вкус и не загуляете до утра.

– Лучше все-таки подождать.

– Тогда я пошел один. Ну вас к черту! А я-то думал, что вам хочется посмотреть город. – Уормолд быстро вышел на улицу. Его машина стояла напротив. Он ни разу не оглянулся, но слышал за спиной шаги. Картеру так же не хотелось упустить его, как ему не хотелось упустить Картера.

– Ну и г-горячий яге вы человек, Уормолд!

– Простите. Я, когда выпью, почему-то злею.

– Надеюсь, вы не так пьяны, чтобы на кого-нибудь наехать?

– Пожалуй, будет лучше, если за руль сядете вы.

Он подумал: «Тогда он не сможет держать руки в карманах».

– Первый поворот направо. Теперь налево, Картер. – Они выехали на набережную; из гавани выходил узкий белый корабль – какое-то туристское судно отправлялось в Кингстон или в Порт-о-Пренс. Им были видны влюбленные парочки; перегнувшись через перила, они смотрели вниз, на лунную дорожку, оркестр играл еще не совсем вышедшую из моды «Я мог бы танцевать всю ночь».

– Ох, до чего же хочется домой, – сказал Картер.

– В Нотвич?

– Да.

– В Нотвиче нет моря.

– Когда я был мальчишкой, прогулочные катера на реке мне казались такими же большими, как этот лайнер.

«

Убийца не имеет права чувствовать тоску по родине, убийца должен быть бездушным, как машина, вот и мне надо стать машиной», – думал Уормолд, нащупывая в кармане носовой платок, которым он сотрет отпечатки пальцев, когда настанет время. Но как его выбрать, это время? В каком закоулке, в каком подъезде? А если тот выстрелит первый?

– Кто ваши друзья. Картер? Русские? Немцы? Американцы?

– Какие друзья? – И он добавил очень искренне: – У меня нет друзей.

– Совсем нет друзей?

– Нет.

– Еще раз налево. Картер, а потом направо.

Они медленно ползли по узкой уличке; по обе ее стороны помещались ночные притоны: из-под земли звучал оркестр – словно голос отца Гамлета или музыка, которую часовые услышали под мостовой, когда бог Геркулес покинул Марка-Антония. Двое служителей в ливреях кубинских ночных кабаре наперебой зазывали их с тротуара напротив. Уормолд оказал:

– Давайте остановимся. Мне позарез нужно выпить прежде, чем мы двинемся дальше.

– Это публичные дома?

– Нет. В публичный дом мы поедем попозже.

Он подумал: «Эх, если бы Картер снял руку с руля и схватился за пистолет, – как бы мне тогда легко было в него выстрелить!

»